Виктория Токарева - Одна из многих (сборник) Страница 14

Официант принес закуски: пирожки и холодец. Николай знал: такие пирожки готовят только в этом ресторане. Пирожки были с грибами, с капустой и с мясом.

Савраскин смотрел, но не дотрагивался.

– Ешьте, – предложил Николай.

Савраскин подумал и стал есть. По тому, как он кусал и глотал, было видно, что парень голодный. Острый кадык активно двигался по тонкой шее.

– А почему вы решили, что Анжела не сыграет? – спросил Николай. – Вы же не знаете ее возможностей.

– Я вижу, – ответил Савраскин. – Талант виден. Или не виден.

– Каким образом? – заинтересовался Николай.

– Радиация таланта поднимается над человеком, как пар.

– А у меня поднимается? – спросил Николай.

– Я не знаю, какой вы актер. Но то, что вы талантливы, это видно за километр.

– И кого бы я смог сыграть?

– Наемного убийцу.

– Я похож на негодяя?

– Ни в коем случае. Вы похожи на интеллектуала. В этом вся фенька. От обратного.

Николай с радостным вниманием смотрел на Савраскина. Анжела видела, что они интересны друг другу.

– Хотите сыграть? – спросил Савраскин.

– А зачем мне? – не понял Николай.

– Новое самовыражение…

В конце ужина Николай ушел платить. Савраскин и Анжела остались вдвоем.

– А ты ничего, – сказал Савраскин. – Когда злишься, в тебе что-то появляется. Могу дать тебе роль третьего плана. Небольшой эпизод. Покажешь свою красивую задницу.

– Козел, – сказала Анжела. – Думаешь, со мной можно так разговаривать? Вот возьму и вылью тебе соус на башку.

Анжела схватила пиалу с чесночным соусом. Савраскин поймал ее руки.

Она дергалась, он смеялся. Его руки были сильные, как клещи.

Николай вернулся. Анжела и Савраскин притихли.

– Сколько с меня? – спросил Савраскин и полез в карман. Достал сто долларов.

– Мы бедные, но гордые, – прокомментировала Анжела.

– Гордые художники, – добавил Николай. – Но ведь и мы себя не на помойке нашли…

Спать легли поздно. Смотрели американский боевик.

– А мне он понравился, – неожиданно произнес Николай. – У меня даже настроение улучшилось.

– А было плохое? – удивилась Анжела.

– Я о другом. Я просто не очень верю в завтрашний день. Все пропитано цинизмом. Деньги – национальная идея. Действительно за копейку зайца догонят и перднут.

– Хорошо тебе говорить. У тебя денег, как у дурака махорки.

– Для меня деньги – не самоцель. Для меня самоцель – работа. Когда собака бежит за дичью, для нее не главное сожрать. Главнее – поймать.

– Понятно, – отозвалась Анжела.

– А когда я вижу таких, как этот, я начинаю верить в будущее. Растет новое поколение – свободное и нравственное.

– Давай спать, – предложила Анжела. – Ну его на фиг…

Николай обнял Анжелу.

– Давай сегодня не будем, – попросила Анжела. – У меня нет настроения.

– Тебе двадцать лет. У тебя впереди вся жизнь. Мне жаль терять каждый день.

– Ну ладно… – вздохнула Анжела и легла так, как ему нравилось.

А про себя подумала: «Гуманитарная помощь, Красный Крест».

На другой день Анжела не выдержала и позвонила Савраскину.

– А-а… – узнал он. – Королева Шантеклера?

Анжела не знала, что это значит, но на всякий случай обиделась.

– А ты кто? – спросила она.

– Ладно, – примирительно сказал Савраскин. – Чего хочешь? Роль сыграть?

– Главную, – уточнила Анжела.

– А твой козел заплатит?

– Он не козел.

– А кто?

– Выдающаяся личность.

– Ладно, – сказал Савраскин. – Я скажу сценаристу, пусть он сделает для тебя эпизод минуты на три.

– Ты хочешь полтора миллиона долларов за три минуты?

– Это бесплатно, – сказал Савраскин. – Подарок тебе на Восьмое марта.

– А я тебе кино не испорчу?

– Не испортишь. Мне там по-любому нужна молодая телка.

– Ты про коров снимаешь? – удивилась Анжела.

– Почему про коров?

– Ты же сказал: телка.

– Телка – это девушка, – объяснил Савраскин. – Ты вообще откуда приехала?

– Не хочу я быть телкой.

– Соглашайся. Лучше три минуты у гения, чем главная роль у козла.

– А кто козел?

– Да все козлы. Не видишь?

– А кто гений?

– Я, кто же…

Савраскин снимал мюзикл, современный «Гиперболоид инженера Гарина».

Суперталантливый мерзавец изобретает орудие массового поражения. Планета на грани уничтожения. Мерзавец любит прекрасную Изабеллу, супертелку. Изабелла должна уничтожить мерзавца, но у них любовь. Что важнее: любовь или вся остальная планета?

Проблема выбора.

Савраскин курил пачку за пачкой. Вращал глазами, но работал с вдохновением. Ему было интересно снимать. Актерам интересно сниматься. А из этого следовало, что зрителям будет интересно смотреть.

Лето выдалось жаркое.

Уехать из Москвы было нельзя. Шли съемки.

День был наполнен и переполнен: уроки вокала, уроки танца, спортивный зал, тренажеры, диета.

К концу дня Анжела выматывалась, как лошадь на бегах. С нее сходило три пота.

Москва оплывала от жары.

– А почему бы нам не купить дачу? – спросил однажды Николай.

– У тебя есть дача, – напомнила Анжела.

– У меня есть, а у нас нет.

Николай дал задание связаться с риелторами, но риелторы не понадобились.

Лучший друг Николая разорился и, чтобы спасти бизнес, продавал свою дачу. Просил недорого – всего миллион. Столько и вложил. Продавал по себестоимости, без навара. Торопился.

Николай долго не раздумывал и недолго тоже не раздумывал. Он хорошо знал эту дачу, она была ему по душе.

Оформил на Анжелу. В случае развода с женой эта дача не должна фигурировать как собственность Николая. Он вывел дачу из-под наследства. Поехали смотреть новое имение.

Анжела увидела зеленый деревянный забор, зеленые с белым ворота, и ей показалось, что она здесь уже жила.

Открыли ворота. В глубине стоял дом, скрытый зеленью. Куст жасмина скрывал от глаз крыльцо. Этот куст тоже показался родным, как близкий родственник.

Анжела поняла, что приехала на СВОЕ место.

Дачу оставили вместе с мебелью и посудой. Анжела хотела другую мебель, не такую авангардную, но хозяин сказал, что ему некуда ее девать. Не выкидывать же. Оставили как есть.

Наташка-алкашка тут же переехала на дачу. Развела натуральное хозяйство.

В загоне, двигая носами, сидели кролики. По траве бродили несколько кур и коза. Коза была молодая и чистенькая. Анжела повесила ей на шею маленький колокольчик.

В Наташкины планы входило развести сад и огород. Работа на земле была привычной для нее. Наташка как будто не выезжала из Мартыновки. В жизни вроде бы все изменилось, но ничего не изменилось. Та же земля, только хуже. Глина. Соседи – скучные люди в отличие от Мартыновки. Не пьют, песен не горланят. Сидят за заборами и смотрят телевизор. Зато не надо уголь покупать, корячиться с печным отоплением.

Из Мартыновки хлынули гости, дом превратился в проходной двор. Но Анжела не возражала. Мать не выносила скуки, ей нужно было общение.

Наташка продолжала пить, но не каждый день, как раньше, а короткими запоями. Три дня на запой, три дня – на выход и три недели перерыв. Врачи называли – ремиссия.

Ремиссия в три недели – это можно только мечтать. Окончательного выздоровления врачи не обещали и кодировать тоже не советовали.

Кодирование – это внедрение в святая святых. Личность меняется, и часто не в лучшую сторону. Пусть Наташка остается такой, как есть: работящей, веселой и доброй. Это лучше, чем трезвой, мрачной и жадной.

Были мысли позвать сюда Ваську. Работали бы вместе, семейной парой.

Ваське эта идея не нравилась. Он не хотел за забор, как в тюрьму. Но было ясно, что выбора у него нет. И Наташка ждала, когда ее бывший муж дозреет, как зеленый помидор.

Елена позавтракала и отправилась в парикмахерскую. Последние пять лет она ходила в один и тот же модный салон на Арбате.

У нее была постоянная парикмахерша Таня, которая встречала Елену как родную. Она мыла волосы шелковыми шампунями, потом лечила их, чем-то сдабривала, втирала в кожу головы какие-то смеси. Потом шло мелирование, стрижка и укладка. Далее Елену отводили в соседний кабинет, к массажисту-корейцу. Массажист нажимал на точки, ставил вакуумную банку. После таких манипуляций у Елены открывались глаза, как будто она просыпалась и видела окружающее новым, улучшенным зрением. Пробивалась дополнительная энергия. Хотелось жить и куда-то устремляться.

В последний раз кореец оказался занят, к нему была очередь из двух человек. Таня усадила Елену на стул и ласково представила:

– Это Леночка Гуськова. Жена банкира Гуськова.

– У банкира Гуськова другая жена, – заметила рыжая лахудра, молодая и холеная.

Парикмахерша Таня сделала вид, что не услышала, тихо убралась.

Елена села на стул и решила не отвечать. Сидела и думала: неужели людям нравится хамить прямо в лицо? Хотя некоторым нравится. Не хватает адреналинчика. А когда нахамишь, в кровь поступает доза, как инъекция.