Роман Сенчин - Срыв (сборник) Страница 14

Как-то, после одной из торопливых, опасливых близостей, когда сидели рядом на лавке, Артем спросил… Это было дней пять спустя после визита его родителей к Тяповым…

– Валь, а у тебя много было парней?

Он почему-то был уверен, что ее не обидит этот вопрос, а не задать его уже не мог – давили ухмылки пацанов, горестные намеки бабки Татьяны.

– Да, много, – спокойный голос. – А что, тебе уже наговорили?

– Ну… Почти… И, знаешь… – Артем запнулся, подбирая слова, – хочется знать… Свадьба скоро, и… Будет у тебя с кем-то потом? Или как?.. У меня вот до тебя никого не было… Так, случайности всякие. Да и то…

– Можешь считать, что у меня тоже случайности, – оборвала его Валя. – Случайности. В городе их могут не замечать, а здесь всё сразу… Во все стороны растекается. Скучно людям, вот и пережевывают чужое. – Она взяла со стиральной машинки какую-то тряпку, вытерла промежность; Артем поморщился, отвел глаза. – А как без этого?.. Я люблю секс, хочу семью, ребенка. И случайности эти… Нет, – ее голос стал жестче, – это не случайности, я соврала. Со всеми, с кем была, собиралась на всю жизнь. Но… Короче, или бросали, или садились, или убивали их. У нас тут много убивают. Летом особенно. Двух парней у меня зарезали… Уезжают многие. Девчонки тоже уезжают, замуж некоторые выходят. И тут выходят, даже, бывает, удачно. А у меня вот не получалось никак. И не уехала никуда, пробовала… Сестры устроились в городе, а мне помочь… Ну, у них мужья, дети, квартиры тесные… А-а… – Валя бросила тряпку обратно, улыбнулась Артему. – Что, одеваться будем, или еще?..

С какой-то брезгливой страстью, молча Артем полез на нее. Невеста легла спиной на узкую лавку, задрала ноги.

Глава девятая

После Пасхи, недели за полторы до свадьбы, Николай Михайлович пересилил себя – загасил в душе обиду и злобу на сына. Что ж, ничего нельзя теперь изменить; не заставлять же не жениться. Взрослый все-таки человек. Но где жить, на что жить?.. И Николай Михайлович решил поторопиться с домом.

Денег было в обрез, поэтому решили продать гараж. Узнали цены и немного приуныли – средняя стоимость не превышала тридцати тысяч.

В городе как раз начали строить два больших подземных бокса, естественно, с отоплением; землю для кооперативов выделяли легче, чем раньше, да к тому же доступными стали металлические ракушки – их ставили те, кто ездил лишь в теплое время года, женщины в основном.

– Что, продаем? – вернувшись из очередной поездки в город, спросил Елтышев жену и сына. – Двадцать семь тысяч дают и оформление документов берут на себя.

– Ох-хо-ох, – вздохнула жена, – а что делать? Не сюда же его перетаскивать… А так – закажем бруса, цемент купим.

– Ладно-ладно. – Николай Михайлович устал уже от планов, и слова «цемент», «брус», «кирпич» даже во сне слышались. – Значит, продаем. Я предварительно договорился.

– Продать-то дело нехитрое, – заскрипела тетка, – а вот купить…

– Теть Тань, можно мы сами!..

– Погоди, – в свою очередь перебил жену Николай Михайлович, обратился к старухе: – Ну а вы что предлагаете? А? – И прищурился, точно всерьез ожидал от нее мудрого совета, да и, кажется, в глубине души действительно ожидал.

Но тетка только отмахнулась медленно иссохшей узловатой рукой, уставилась в окно, за которым в запущенном палисаднике торчали прошлогодние стволья крапивы.

– А ты что скажешь? – обратился Елтышев к сыну.

– Я?.. Ну не знаю.

– А что ты знаешь вообще?! Хм… Ладно. Значит, продаем и начинаем строиться. Так?

Жена и Артем закивали.

Стараясь не замечать осуждающе-скорбные взгляды старухи, выходившей посидеть на лавочке возле сенок, Николай Михайлович ломал крайнюю слева стайку, где когда-то, очень давно, судя по всему, жили свиньи…

Стайка была засыпной, и как только Елтышев отдирал доски, изнутри стены вываливались иссохшие, спрессованные куски опилок, глины, истлевшие перья, солома и, упав на землю, рассыпались, превращаясь в душащую пыль. «Из всякого мусора строили», – морщился Николай Михайлович, и в голове невольно возникала большая крестовая изба из желтого бруса с горящей на солнце жестяной крышей… Шифером крыть не будет, сейчас железо хорошее есть; можно под черепицу.

Сын помогал, но – как всё, что он делал в жизни, – вяловато, нескладно. Натыкался на гвозди, занозил пальцы, шикал, укал… Не так раскладывал доски.

– Да эта еще пригодится, куда ты ее в трухлявые ложишь?! – сердился Николай Михайлович. – И гвозди вытаскивай или загибай хотя бы.

Правда, работа увлекала, и на душе Елтышева светлело, появился даже азарт, какой он, редко физически работавший, давно не испытывал.

Но разборка стайки двигалась медленно, и через несколько дней азарт сменился чуть ли не отчаянием – вот расчистят место для дома (еще предстоит снести дровяник и угольник, точнее, на другое место перенести), а дальше нужно копать яму для подпола, заливать фундамент… Да, похоже, даже если материалы все будут в достатке, за одно лето не поставить дом… Людей приглашать? А кого? Юрку разве… Нет, людей-то можно найти, только чем расплачиваться? Но если будут деньги, то всё же кто поможет?

Николай Михайлович стал перебирать в уме деревенских мужиков. За полгода он успел ко многим присмотреться и поделил их на две части. Большая – существующие кое-как, в убогих избенках, вечно полупьяные, проводящие дни или на скамейках возле калиток, будто немощное старичьё, или, с приходом тепла, на берегу пруда, над которым зависли жутковатые остатки сгоревшего заводика… Меньшая часть жила в крепких, на многие поколения, избах; усадьбы таких мужиков огорожены высокими глухими заборами, во дворах – молчаливые, но страшно злые собаки: не лают попусту, а сразу рвут, если кто сунется…

Эти, из меньшей части, постоянно возились в своих оградах, держали свиней, коров, кроликов, привозили откуда-то мешки с кормами, по улицам ходили быстро, вечно спеша. Такие, казалось, ни за какие деньги не пойдут корячиться на чужом дворе, разве что, может, помогут бревна на верхние венцы закатить, а бездельники наверняка с готовностью согласятся, но так наработают, что больше напортят…

Трухлявые доски и столбики сразу пилили на дрова, а более-менее крепкое откладывали на всякий случай – на опалубку, например. Бензопилу Харины так и не принесли – всё никак их контейнер не мог прибыть. Но делать было нечего, тем более что муж Харин устроился лесником (по крайней мере, сам так объявил) и обещал помочь с жердями, слегами, бревнами: на его участке как раз начиналось обновление противопожарных полос. «Много там добрых сосен под срез наметили». Николай Михайлович в виде аванса заплатил Харину пятьсот рублей – для подпола свежие бревна были необходимы, а подпол он планировал сделать в ближайший месяц.

Девятое мая отметили семьей. Ели и выпивали молча, чувствовалась напряженность; при всем желании Николай Михайлович не мог заулыбаться, хлопнуть сына по плечу, сказать: «Да ладно, брат, всё будет нормально!»

Погода в этот день стояла солнечная, припекало, и тянуло идти на улицу, взять выдергу. Стайки уже не существовало – лишь слой мусора и окаменевший свиной навоз. Дровяник стоял без крыши, но его дальнейшая разборка застопорилась – тетка с тихим упорством настаивала, что сперва надо построить новые дровяник и угольник: «А дожди пойдут, и где топливо брать сухое?»

Умом Николай Михайлович соглашался с ней, а душа требовала скорее сломать старое, строить дом. Да и не было материалов для новых дровяника и угольника – не из гнилья же лепить…

– Рядышком где надо поставить, – и сейчас, за праздничным столом, стала капать старуха. – Далёко-то я не могу – у меня ноги плохие…

– Да зачем вам за углем ходить? – возмутилась Валентина. – Коля есть, Тёма.

– Е-е, – безнадежный, неверящий вздох.

Николай Михайлович помрачнел еще больше, наполнил стопки:

– Ну, за праздник…

Настроение тетки Татьяны передавалось и ему, заставляло сомневаться в каждой мелочи, и то и дело тяжелыми лапищами сдавливали мысли о скорой свадьбе сына. Неожиданной, скороспелой, неправильной.

С горем пополам договорились со сватами, где будут свадьбу эту справлять – во дворе у Тяповых. Двор просторный, ровный; вынести столы, всех рассадить (почему-то сваты предполагали, что гостей будет много). А завтра утром нужно ехать в город за продуктами, уже и список составили, что купить. Два тетрадных листа получилось…

Гараж Николай Михайлович продал быстро, на оформление документов ушло часа полтора, и теперь в подзеркальной тумбочке лежали двадцать семь тысяч. Завтра часть их потратится. Да и разве большие деньги это по нынешним временам? Кубометр бруса, Елтышев узнавал, почти полторы стоит. На дом нужно венцов пятнадцать минимум. По кубометру на венец. Пятнадцать на тысячу пятьсот… Двадцать две пятьсот… Но лучше все-таки из кругляка – дешевле. Хотя… Посоветоваться надо с людьми…