Андрей Кайгородов - Вибрирующая реальность. роман Страница 14

– Что скажете, Арнольд, как вас там по батюшке?

– Сергеевич – Вазян не спускал глаз с официантки – я отца практически не помню.

– Странное сочетание Арнольд Сергеевич.

– Ничего странного, обычное сочетание – нахмурился Вазян.

Ему не нравилось свое имя, он его даже стеснялся, поэтому большинство знакомых и друзей звали его просто Вазян.

– Мы с вами Арнольд Сергеевич, попали в очень неприятную ситуацию – стряхнул пепел Самсон.

– Не понял о чем ты, об этой работе?

Штиц затянулся и выпустил дым через нос, словно китайский дракон.

– Именно.

– Да брось – отмахнулся Вазян – понты корявые. Это же Москва, здесь все только и делают, что строят из себя крутых парней.

– Нет. Арнольд, не понты. Этот шеф человек серьезный, мне показалось, что он рискует не меньше нашего, а то и больше.

– По-моему, глупости ты говоришь. Чем рискует? Ну ладно, у него бизнес, а мы с тобой чем рискуем, тебе есть что терять, мне нет. Оба мы безработные, оба нищие, оба…

– Жизнью, Арнольд, жизнью и, быть может, не только своей. Все намного серьезнее, чем тебе кажется. Нас тупо купили, мы угодили в очень глубокую кроличью нору, нужно искать выход. Я не хочу, украшать подобное заведение, как этот волк.

Вазян, сначала не понял, про какого волка идет речь. Затем он огляделся по сторонам и только теперь заметил чучело серого хищника.

– Слушай, Самсон, не драматизируй, все само собой сложится, предоставь событиям развиваться своим чередом, а там как бог даст.

Девушка принесла запотевший штоф с хреновухой, две тарелки разносолов, хлеб и обтянутую коричневой кожей книжечку с надписью – «меню».

– А рюмки? – улыбнулся ей Вазян – не желаете к нам присоединиться, мы будем рады.

Девушка улыбнулась в ответ.

– Да, сейчас – и удалилась.

Официантка не заставила себя долго ждать и вскоре принесла две рюмки, два стаканчика и графин с томатным соком.

– Спасибо, девушка – поблагодарил ее Самсон – наполняя рюмки.

Вазян разлил по стаканам сок.

Столик, за которым сидели приятели, стоял у стены. Он был накрыт крахмально белой скатертью, в салфетнице, веером были разложены красные салфетки. Над столиком тусклым светом горела бра, создавая атмосферу интимности и уюта. Из посетителей в ресторане, кроме Вазяна и Самсона, никого не было. За барной стойкой стоял молодой бармен и флиртовал с официанткой.

– За удачу нашего предприятия? – Вазян поднял рюмку.

– Давай – тяжело выдохнул Самсон.

Они чокнулись, Самсон, как заправский алкаш выпил залпом. Вазян же, напротив, процедил сквозь зубы.

– А – крякнул Самсон – люблю хреновуху.

Арнольд поставил пустую рюмку и тут же запил соком, затем поддел вилкой кусочек пряной селедки с колечком красного, сладковатого репчатого лука и все это отправил в рот.

– Рахат-лукум – произнес он, удовлетворенно жуя.

– Повторим?

Не дожидаясь ответа, Самсон взял штоф и наполнил рюмки.

– Рашен традишен – хихикнул Вазян.

Они выпили еще по рюмке. Через час, коллеги были уже изрядно пьяны.

– Нет, нет, я не понимаю – почти кричал Самсон, жестикулируя – люди с голода пухнут, умирают от болезней, элементарно нет денег на лекарства, а эти суки жируют, экзотику им подавай.

– Ты знаешь, что – перебил его Вазян – это все старо, как мир. Вот в древнем Риме, Нерон писал поэмы и читал их публике и все его хвалили. А другой – Вазян поднял палец, для того чтобы Самсон его не перебивал – Комод, он реально выходил биться с гладиаторами. Спроси меня, зачем ему это, имея такой титул наместника Бога на земле, весь Рим, да что там Рим, весь мир лежал у его ног? Чего не хватает, власть, деньги, слава, все есть? Нет, он предпочитал дерьмо кушать, устроит оргию, сам жрет и других заставляет. Дерьма нажрется и ну давай с гладиаторами биться.

– Слушай, Вазян – а если эти наши Зевсы тоже захотят дерьма пожевать и нас с тобой накормят?

– Или заставят биться как гладиаторов на арене.

Арнольд взял столовый нож и помахал им в воздухе словно саблей.

– Честно говоря, не представляю себе, чего они хотят, какой русской экзотики? Гладиаторы – это не наш профиль. У нас мордобой на Масленицу, затем братание и целование в пьяные разбитые уста. Как там у Башлачева – «Если забредет кто нездешний, поразится живности бедной, нашей редкой силе сердешной, да дури нашей злой заповедной».

Самсон смачно захрустел капустой.

– Не знаю – Вазян развел руками – может дури, а может и напротив русской святости, подвижничества. А чего, в монастырь их определить и пусть молятся днем и ночью. Или там – Вазян помахал кистью руки вправо и влево – можно, как Ермак Сибирь покорить, как думаешь?

– Разве угадаешь, что у них в головах, могут в советских бомжиков захотеть нарядиться и ползать по помойкам объедки жрать, да банки алюминевые собирать.

– В советском союзе бомжей не было – возразил Вазян – там все работали. А сейчас мы с тобой безработные и это нормальное явление. У нас капитализм обреченно цветущий и источающий запах миазмов.

– И работа была, и худо-бедно жилье – согласился Самсон – у всех. Захотелось тебе, к примеру, поехать, а пусть хоть в Урюпинск. Садись и поезжай. Нет, там никто тебя с оркестром встречать не станет, но работой обеспечат и жилье, пусть в общаге, но предоставят, с голода не дадут умереть.

– Умереть-то, может, не дадут – хмыкнул Вазян – и с голоду не помрешь, в тюрьме и охранник приглядит, чтобы ты копыта не отбросил и накормят тебя баландой, а ты родной, знай паши на благо родной партии и правительства. Свободы не было – многозначительно произнес Вазян – свободы.

– Какой свободы, у кого ее не было? – вспыхнул словно спичка Штиц – это сейчас нет свободы, а тогда люди были свободны и чувствовали себя вопреки всяким режимам свободными. Они пели то, что считали нужным, что хотели петь, писали, рисовали, не боясь быть непонятыми, не опасаясь подохнуть с голода, не изменяя своей вере и принципам.

– А цензура, а КГБ? – яростно отстаивал свою позицию Вазян.

– Какая на хрен цензура, это сейчас цензура, цензура денег, диктат лавандоса, а главный цензор – рынок, вот где цензура. А раньше не было никакой цензуры. Только тут не нужно путать хрен с трамвайной ручкой. Одни писали для власти, в угоду ей, конъюнктурщики, при этом занимаясь искусством. Нет. Нет, не просто так, абы как, а по высшему разряду. Правда, в предложенных рамках, а другие занимались тем же самым, только вне границ, вне рамок. А Высоцкий клал, на всю эту цензуру, у него она была иная. Цензура совести, цензура сердца, если хочешь. А то, что там КГБ и т. д. и т. п. плевать он на все это хотел с колокольни, потому как свободный был. Внутренняя свобода в нем была.

Самсон почти кричал, жестикулируя, словно дирижер симфонического оркестра.

– А сейчас и ни рамок, и ни искусства нет, есть один, сплошной бизнес. А бизнес, друг мой Колька, с искусством ничего общего не имеет. Вот скажем наш русский великий современный художник, когда он успевает писать свои картины, если из телевизора в казино и обратно в телевизор. А при этом нишу свою занял плотно. И деньги рубит не хилые, только искусства там нет.

– Нет, я не согласен – возразил Вазян – херь полная. Только странно, что это ты говоришь мне искусствоведу. Искусство всегда оплачивалось золотой монетой, все, чего-либо стоящие живописцы, находились на службе у королей, у пап, богатых купцов, да у тех же генеральных секретарей. Они все были придворными, однако творили искусство и творили его не безвозмездно, то есть даром, а получая при этом приличный гонорар. И сейчас ничего не изменилось, если ты бездарь, да хоть сколько ори, что ты гений, тьфу и растереть, ты никому не нужен. А если у тебя есть талант, то обязательно заметят, а вот потом засунут в мясорубку и сделают фарш, чтобы лучше жевалось, а через год, два высрут, прости за грубость, да забудут.

Вазян замолчал, утерев сальный от масла рот.

– Нет правды на земле, но нет ее и выше – блеснул своими знаниями Самсон – А. С. Пушкин, маленькие трагедии, «Моцарт и Сальери».

– Пушкин умер, сказал князь Вяземский, выйдя к народу, а из толпы крикнули, нет, убит – парировал Вазян – давай за Пушкина.

– Давай – поддержал его Самсон.

Они выпили.

– Вот, знаешь, что я заметил? Например, Пушкин родился в Москве, а жил в Питере, думаешь почему?

– Не знаю – взял со стола зубочистку и принялся выковыривать застрявшую капусту Самсон – должно быть там была столица.

– Нет – отмахнулся Вазян и хлебнул из стакана сок – в любом городе, кого ни спроси, тебе скажут, что любят Питер. Вот ты москвич, ты Питер любишь?

Самсон пожал плечами, затем соглашаясь, кивнул.

– И что?

– А то, спроси в Питере любят они Москву и москвичей – Арнольд указал пальцем на Самсона – и они тебе ответят. Поезжай в любой город и задай тот же вопрос и получишь тот же ответ.