Кирилл Шатилов - Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том II – Красный снег Страница 14

Тот что-то неразборчиво пробурчал в ответ.

– Не слышу!

– Бивой… – Пленник повысил голос и поднял глаза на мучителя. – Разбрат?..

Гийс восторженно повернулся к Тивану и развел руками:

– Он мне ответил! Вы слышали? Он мне ответил! Я же говорил, что эти ублюдки нас понимают.

– А мы их?

Гийс пожал плечами. Посмотрел пристально на пленника.

– Бивой?

Тот устало кивнул.

– Разбрат?

Снова кивок, безучастный.

– Тэвил! – Гийс понял свой просчёт.

– Его зовут Бивой, – послышался чей-то спокойный голос.

Никто и не заметил, как вернулся фултум с лекарем. Мунго стоял на пороге, словно присматриваясь к происходящему, прежде чем войти. Тиван нечасто сталкивался с ним в замке прежде, однако всякий раз испытывал необъяснимую робость. Не то виной тому был странный нос лекаря с приплюснутыми ноздрями, не то – копна кучерявых волос, черноту которых, казалось, не брал никакой возраст. При этом зим Мунго было немногим меньше, чем самому Тивану.

– Ты знаешь его язык? – ухмыльнулся Гийс, уступая место перед пленниками тому, кто должен был теперь позаботиться о том, чтобы они вкушали пыточных мук как можно дольше. – Я думал, ты лекарь.

– Я тоже так думал. – Мунго повёл носом, увидел источник приятного запаха, и одна бровь его изумленно поднялась. – Но уж больно этот «Разбрат» показался мне похожим на «разбирать» в смысле – «понимать». Выходит, это не его имя.

– Умный лекарь, – протянул Гийс, стараясь не смотреть на хитро прищурившегося Тивана, которого эта словесная перепалка с новым неожиданным союзником приятно позабавила.

– Глупцов и без меня хватает.

Гийс хотел было что-то возразить, но сдержался.

Тем временем Мунго уже расположился в ногах пленников, раскладывая на полу разные тряпочки, бутылочки, и горшочки, никак не сочетавшиеся с его серьезным видом и могучей фигурой.

– Воды и огня, – распорядился он, не оглядываясь.

Тот фултум, что привёл его и до сих пор нерешительно стоял в дверном проёме, кивнул и исчез. Другой фултум, сняв со стены один из коптящих факелов, застыл в ожидании дальнейших распоряжений.

– Он будет говорить? – поинтересовался Гийс, приближаясь и рассматривая острые ножи с короткими лезвиями, лопатки и всякие железные трубочки, которые Мунго извлекал из своей вместительной сумки и клал на чистое полотенце рядом с притирками.

– Если будет жить.

– Ну, ты ведь здесь именно за этим, не так ли?

– Похоже, кто-то меня опередил, – не остался в долгу лекарь. – Сейчас не помешало бы старое доброе чудо. Парень, скорее всего, загнётся. Хотите, чтобы он выкарабкался, снимите его со стены и оставьте в покое хотя бы на время…

– … которого у нас нет, – отрезал Гийс. – Делай, что умеешь, а там посмотрим.

– С таким же успехом я могу выбросить все свои инструменты в помойку: лишняя трата лекарств. – Заметив во всей позе собеседника нешуточную угрозу, спокойно добавил: – Если есть желание поспорить, можем спуститься к Скелли.

Поймал, так поймал, подумал Тиван. Один тайно оказал главному писарю замка какую-то важную услугу, зато другой явно спас ему жизнь, когда все уж решили, что беднягу отравили насмерть. Не на того напал, выскочка!

Гийс раздражённо сделал знак сверам, и те стали с видимой неохотой, но быстро, снимать раненого со щита. Мунго терпеливо ждал. Второй пленник заметно ожил и теперь наблюдал за происходящим уже не с такой отрешенностью.

– На спину, на спину кладите, – не сдержался Мунго, завидев, что сверы собираются по привычке прислонить несчастного к стене сидя, как их учили оказывать первую помощь в походах. – Где вода? Я велел принести воду! Что ты держишь этот факел? Мне нужен не факел, а очаг, чтобы воду вскипятить. Живо!

Все забегали и засуетились.

Один Тиван продолжал восседать на стуле, ехидно поглядывая на Гийса, который, вмиг утеряв бразды правления, только ходил взад-вперед по комнате, словно не замечая ничего, кроме своих собственных мыслей.

Акир приволок откуда-то жаровню и теперь поспешно разводил под ней костер.

– Мы тут случаем не угорим? – бросил Гийс, когда по комнате поползли первые облака дыма.

– Не угорим. – Акир кивнул на факелы. – Тут хорошая вытяжка. Хотя это место и не предназначено для очагов.

– Вот и я о том же…

Воду уже принесли, и теперь Мунго разливал её по своим заветным горшочкам, ни на кого не обращая внимания. Раненый стонал на полу у его ног. Сверы, не зная, что ещё делать, разбрелись по комнате. Двое перешёптывались с Гийсом. Акир подкладывал в огонь сухие дрова, которые быстро вспыхивали, почти не давая дыма.

Тиван откинулся на спинку и почувствовал, что за это утро очень устал. Неужели стареет? Рановато ему на покой. Пока к власти рвутся такие мальчишки, кто-то должен постоянно быть поодаль и пресекать их петушиные выпады. Раньше про такое и помыслить нельзя было. Во главу угла ставились заслуги, а не услуги. Будь Тиван помоложе, он бы имел полное право воспользоваться очередной грубостью Гийса и вызвать его на открытый бой. С некоторых пор это честное выяснение отношений не приветствуется. Почему-то считается, что братьям по оружию можно позволить таить друг на друга обиду. А если они вспомнят про неё в самый неподходящий момент на поле брани и вздумают разрешить наболевший вопрос путём коварства и предательства? Разве это лучше? Вместо одного подлеца могут погибнуть невинные люди, особенно если между собой сходятся высокопоставленные военачальники, в руках которых нити многих жизней. Например, какого Тэвила они сейчас оба торчат здесь, когда за пределами замка творится невесть что? Разумеется, на крайний случай есть доверенные люди и помощники, которые прибегут с дурными вестями, но разве это дело? Каким бы противоречивым ни сделался Ракли к закату своего правления, в былые зимы он как раз отличался умением чувствовать пульс происходящего повсюду. Сейчас если кто и в состоянии это повторить, то даже не Томлин или Скирлох, уверовавшие в силу своих сбережений, а всё тот же невидимый и вечно забываемый, но всюду и всегда присутствующий Скелли…

– Скелли.

– Что? – не сразу сообразил Тиван, выходя из задумчивости.

– Сюда идёт Скелли, – повторил Гийс, причём было непонятно, говорит он это с радостью или огорчённо.

Тиван машинально поднялся на ноги, будто речь шла не о ничтожном по меркам виггера подземном черве, ползающим где-то у себя в темноте и холоде. У многих главный писарь замка вызывал противоречивые чувства. Даже те, кто получал из его рук подачки в виде упоминаний в старинных рукописях деяний их предков, чем впоследствии облегчалось получением ими титула эделя, едва ли любили его. Тиван прокашлялся. Такое создание вообще любить невозможно. В лучшем случае его побаивались. За глаза – презирали. Враги, которых Скелли плодил с той же лёгкостью, что и эделей, разве что в превосходящих количествах, его ненавидели. Тиван знал это наверняка. История с мальчишкой Сартаном, якобы попытавшимся его отравить, была случаем отнюдь не единичным. Но Скелли всякий раз оказывался слишком хитёр и скользок, чтобы его так просто отослали в объятья Квалу. Возможно, у Скелли была своя тайная договоренность с этой ненасытной повелительницей смерти. Он снабжал её жертвами обманов и козней, а она в ответ отказывалась принимать до срока его щуплое тело. Срок же был ведом только ей…

– Приятно видеть сразу столько людей занятых делом, – заговорил старичок, появляясь на пороге комнаты и окидывая присутствующих холодным взглядом огромных серых глаз. – Что хорошего слышно?

С маленького морщинистого лица его не сходила улыбка, больше смахивающая на оскал трупа, чем на проявление чувства живым человеком. Своей жизнью жили и сухие тонкие руки, которым он, казалось, не мог найти применения, и оттого они то вытягивались к несуществующим далеким предметам, то поджимались обратно, к тощему тельцу, скрытому сегодня не только длинной холщовой рубахой, но и меховой безрукавкой, какие обычно носят неприхотливые пастухи. Схожесть с большим пауком ему также придавали похожие на оборванную паутину длинные жиденькие патлы и бороденка, послушно колышущаяся при малейшем дуновении.

– Я задал вопрос, – напомнил он, как будто довольный, а вовсе не раздраженный всеобщим замешательством. – Или вы можете думать только о плохом.

– От раненого пахнет полынью, – ни с того ни с сего заговорил Мунго, продолжая орудовать со своими горшочками. – И вереском.

– И что это значит, если перевести на наш язык? – Скелли кивнул Гийсу и равнодушно принял пристальный взгляд Тивана.

– Похоже, им известен секрет вересковой настойки. Во всяком случае, другой на его месте от таких ран давно бы испустил дух, а этот, думаю, выкарабкается.