Андрей Халов - Возвращение к Истине Страница 14

Каждый остался при своём.

Тема для разговора была исчерпана, и он должен был вот-вот угаснуть. Но тут старик неожиданно заговорил о другом, и мы перенеслись в иную плоскость разговора, никого из нас прямо не касающегося.

И беседа оживилась.

Как-то ненароком я коснулся того, что жизнь сейчас стала дорогая и тяжёлая, что когда я ещё был маленьким, жить было намного легче. Тут моего старика как прорвало.

Он принялся рассказывать мне, как жили во времена его детства и молодости и даже в дореволюционные времена. Я удивился, неужели старик живёт так долго, что помнит ту пору, но не спросил у него.

Тут старик вспомнил, что мы хотели пить кофе, который уже успел порядком остыть, крякнул с досады, уставившись в чашку с остывшим напитком, поразмышлял над ней немного, потом выплеснул её содержимое широким жестом куда-то в темноту, сделал кофе по новой.

– С шоколадом или с коньяком? – спросил он меня снова.

Я не знал, что сказать.

– С коньяком….

– Очень хорошо, – отозвался старик, снова запустил руку в недра своего пиджака, извлёк оттуда маленькую, с «чекушку» величиной, пузатенькую бутылочку затейливой конфигурации с яркой этикеткой и закручивающейся пробкой и деревянную небольшую коробочку, в которой лежали переложенные поролоном миниатюрные хрустальные рюмочки, поблескивающие своими гранями в мерцающем свете керосинки.

Затем он аккуратно отвинтил пробочку бутылки, поставил игрушечные стопочки, вынув их из коробочки, и одну из них пододвинул мне. Потом, сильно щурясь, чтобы не промахнуться в полутьме, налил понемногу коньяку.

– Пожалуйста, – протянул он мне рюмку.

Я никогда не пил кофе с коньяком, и потому не знал, как это правильно делать. Слышал только, что кофе так пьют. Но каким образом? Чтобы не опозориться перед хозяином дома, я залпом осушил стопочку, а потом начал запивать коньяк горячим кофе, едва не поперхнувшись при этом и не обжегши язык и губы.

Внимательно проследив мои действия, старик улыбнулся. Потом он выпил свой кофе, и я даже не обратил внимания, как он это сделал, и поставил свою чашечку на стол.

Когда боль от ожога немного отпустила меня, я спросил его, чтобы отвлечься:

– Скажите, пожалуйста, почему вы не включаете электричества?

Старик пошамкал губами, видимо, пытаясь подобрать ответ:

– Дело в том, юноша, что в этом доме вообще нет света. И нет его уже давно.

Я удивился:

– Я что-то не совсем понял….

– Что тут понимать, – ответил старик, – нет, и всё!..

– Но почему?..

Старик посмотрел на меня с хитрым прищуром. Его маленькие глазки хитро блеснули озорными искорками.

– Молодой человек, – обратился он ко мне, – вы хоть знаете, где находитесь?!.. Вы стоите на пороге величайшей тайны, а задаёте какие-то глупые вопросы про электрический свет!.. Поймите же вы, что стоит вам сделать небольшой, малюсенький шажочек, совсем маленький, совсем ничтожный, и вы будете посвящены в таинственный и неизвестный для вас мир. Вы будете причастны к нему, и он станет тем грузом, который вы будете нести по жизни!

– Извините, а почему я должен буду нести этот груз? – попытался сразу защититься я, всё же заинтригованный его словами, но совершенно не понимающий, куда он клонит.

– Потому что оно так получится. Вы ведь хотели узнать, что это за дом?

– Дом как дом, – продолжал я инстинктивно защищаться, слегка опешив от такого неожиданного поворота разговора. – Собственно говоря, я ничего странного не вижу….

– Ну, как же? Вы ведь уже задали мне вопрос, почему здесь нет света, не так ли?

– Вообще-то, да, – согласился я, – но не больше того….

– Ну, а если я скажу вам, почему нет света, то я уверен, что вы захотите узнать и всё остальное.

– Не знаю, может быть….

– Зато знаю я, – старик понизил голос. – Вы захотите узнать дальше. Я вам расскажу, но с одним условием….

– С каким же? – поинтересовался я, заинтригованный тоном голоса старца.

– Пока это не имеет значения. Но, узнав от меня нечто, что я собираюсь вам сообщить, вы уже не сможете освободиться от того груза, который свалиться вам на плечи вмести с этим добром. Тогда, в силу сложившихся обстоятельств, вы станете его рабом и будете нести его всю жизнь, чего бы это вам ни стоило….

– Да, но почему вы так уверены в этом? – поразился я.

Старик откинулся куда-то в темноту, и оттуда стали видны лишь зрачки его глаз, то и дело брызгающие мельчайшими искорками:

– Потому что я знаю. Знаю, не потому, что прожил жизнь и имею некоторый жизненный опыт. Любой опыт смертного слишком мал, чтобы даже прикоснуться к тайным законам существования и перетекания форм бытия и небытия, мрака и света….

Мне на минуту показалось, что старик говорит не свои слова, а будто произносит их под гипнозом. Я никогда не был на сеансах чревовещателей и только слышал об этом жутком мистическом представлении, но сейчас мне показалось, что присутствую именно на таком сеансе.

Тут старик будто опомнился от своего сна и уже заговорил более человеческим языком, ближе к земной сути разговора.

– Я прожил жизнь, сынок, – промолвил он как-то длинно, растянуто и устало, – целую жизнь, и люди научили меня кое в чём разбираться.

Я сделал вид, что не расслышал тех первых слов, что произнёс мой странный знакомый. Мне и без того было страшно.

– Скажите, но почему вы выбрали именно меня?.. Каким образом вы нашли меня, да и кто я такой, чтобы доверять мне, совершенно вам не знакомому человеку, какие-то тайны? Разве в том пивбаре, где вы меня встретили, не было никого другого, с кем можно было проделать подобную шутку?

– Это вовсе не шутка. Но я выискивал среди дерьма чистейший алмазик.

– Это я-то алмазик? – тут мне пришлось снова удивиться.

– Я понимаю, что вам всё случившееся в диковинку, как-то странно. Подсел какой-то старикашка за столик, предложил, добрая душа, кружку пива, затем с чего-то в гости пригласил, завёл в какой-то непонятный, более чем странный дом и несёт всякую чушь. Но, – старик сделал движение, и в темноте, где-то наверху, выше его головы забелел поднятый им указательный палец. – Но! Вы слишком невнимательны, мой друг!.. Разрешите мне вас так называть?..

– Вы меня так давно уже называете, и я против этого, кажется, не возражал.

– Да, но теперь я спрашиваю у вас разрешения. Впрочем, о чём я говорил? Ах, да!.. Вы слишком невнимательны, и это вас подводит…. Собственно говоря, с какой радости или печали вам надо быть внимательным? Молодость, веселье, наивность, беззаботная жизнь… Разве в таком возрасте можно попрекать человека за то, что у него плохо развита наблюдательность и слабое внимание? Вы ещё никому ничем не обязаны, никому ничего не должны, вам не надо озираться по сторонам, не надо быть осторожным, и поэтому вы не видите, кто за вами наблюдает, кто вами интересуется.

– Разве ещё кто-то интересуется мною? – я усмехнулся, но сказанное стариком почему-то сильно польстило моему самолюбию: «Если тобой интересуются, значит, ты не такая уж мелкая сошка, какой кажешься самому себе!»

– А как же! – воскликнул старичок. – Вы ещё слишком плохо знаете жизнь и её невидимые, тайные связи, которые для большинства людей неизвестны до самой смерти. Между тем, жизнь проходит по законам этих связей, её не интересует, знают ли об этом люди или нет. Жизнь человека – это хитрая штука, это дьявольское переплетение интересов, интриг и страстей. Подчас и сам не знаешь, какой поворот в твоей судьбе ожидает тебя…. Не знаешь, если не знаком с тайными связями между живущими, между живущими и умершими, между настоящим, прошлым и будущим. Правда, я-то уже знаю, но это бесполезный груз. Жизнь прожита. И что теперь мои знания её законов? Эх, мне бы твои годы с моей сегодняшней седой головой. На какие вершины я бы тогда взлетел. А теперь всё, баста!.. Крылья обветшали и обгорели в жизненных перипетиях. Обидный парадокс жизни. Когда ты молод и силён, то глуп и напрасен, когда же тебя клонит в могилу, то вдруг возникает страшное, необоримое желание оставить след на земле. Горький закон перехода количества в качество: число прожитых лет делает тебя мудрым, но дряхлым и бессильным. И знания, накопленные тобою за долгую жизнь, становятся напрасным, больно давящим сердце грузом. Да уж…. Но о чём я начал, однако, не помните? Ах, да, вы спросили: может ли вами кто-нибудь интересоваться. Что ж, я отвечу: да, может, и непросто интересоваться, а интересоваться с большой силой. Вот, например, вами, в частности, долгое время внимательно и пристально интересуюсь я….

Я чуть не упал со стула. Старик снова и снова продолжал удивлять меня своими россказнями.

– Что-то я не заметил, чтобы мною интересовались, а тем более вас я вообще увидел сегодня впервые, – возразил я.

– Но это не значит, что я за вами не наблюдаю. В том-то и состоит искусство наблюдения, чтобы объект наблюдения его не замечал. Но всё-таки, это правда: я следил за вами, наблюдал, как за подопытным кроликом, извините за сравнение, но оно довольно меткое. Я не буду говорить, сколько времени это продолжалось, но, поверьте, что довольно долго. Вы мне нужны. Сначала, когда я начал за вами наблюдать, меня посещали сомнения, но потом я утверждался в этой мысли всё больше и больше. Начал я наблюдение за вами не случайно. Как и почему я нашёл вас? Пусть это останется моей маленькой тайной. Хорошо?