Станислав Хабаров - Формула красоты Страница 14

Что-то имелось у неё за спиной. Однажды она отказалась переводить. Для этого нужна была смелость. Она взбрыкнула и просто стала на сторону французов, хотя была лишь переводчицей. Теперь она чуть ли не второй человек проекта. А мне не стоит пускать всё на самотёк. Я – их творец, я дал им жизнь и в роли огородника обязан следить за посеянным, хотя, возможно, ты сеял репу, а вырос чертополох.

Подписание выполняется торжественно, на глазах у всех. И у меня «решено и подписано» с «Эркосом», я присоединюсь к Володе Зиновьеву и Славке Хустову с их грузом – «Образцы». Последняя подпись. Все дружно аплодируют. В душе я тоже аплодирую себе, не понимая, что это моя пиррова победа.

У въезда в тулузский КНЕС – лёгкая будочка, этакий стеклянный павильон со шлагбаумом, как будто бы для обычных поборов при платной парковке бюро пропусков. Мы тормозим, и неожиданная встреча: Инесса Волчкова, ослепительная женщина из красивых и богатых, одетая так, что закачаешься, из вновь пристроенных к нам структур. Случалось общаться с нею в роли переводчицы. Сначала все любовались ею и беспричинно улыбались, но постепенно всё заходило в тупик. И мы, махнув рукой на дословный перевод, начинали объясняться на пальцах. Ну, что с того? Ведь была она тогда в роли стажёрки, и кто сказал, что достоинства женщины её деловые качества?

Привет, привет. Она уже неделю здесь с «крокодилами» из Самары. Проект такой под опекой Главкосмоса – «Крокодил». Живут в гостинице у Капитолия – «Альберт премьер». Готова встретиться. Инесса может стать для нас дублирующим вариантом, если в другом не повезёт. Ведь без проблем только у таких, красивых и богатых. А мы по принципу – догнать, что ушло. И так бывает: не догнал и испортил. Она хороша, свежа, выделяется из всех, наверное, по натуре авантюрна, как и её папаша – теперешний генеральный директор могучей космической фирмы со славным прошлым, болтавшейся между нами и Челомеем в преддверии перестройки. Вынырнув из тени секретности в смутные перестроечные времена, сумел он объединить КБ и завод и возглавил фирму носителей. А она – просто директорская дочка. Но хороша, свежа, розовый бутон и только. Ну, ладно, пока, до вечера.

Снова знакомая кнесовская территория. На этот раз мы не в привычных помещениях КИСа, а напротив, в другом крыле служебного здания, прямо по анекдоту: «Рабинович жил напротив тюрьмы, а теперь живёт напротив своего дома». Демонстрируются «Образцы». Панели с набором материалов, распахнутые до этого в открытом космосе, снова раскрываются. С виду они точно кружочки красок ученической акварели – фрагменты материалов и покрытия, находившиеся в открытом космосе целый год. Посмотрите, непосредственно видно, как перенесли они условия эксперимента.

Несколько человек из первой пятёрки КНЕСа во главе с его генеральным директором в нашей комнате знакомятся, слушают. «…Покрытие выцвело, а лучистая звезда – след от удара микрометеорита, хотя, может, он – искусственного происхождения, из тех, что засоряют орбиту…Эта эмаль исчезла, может перенесена в иное место. Не всё, что испарилось, уносится. Станция, словно крохотная планета, удерживает и у неё своя атмосфера. Что-то в неё добавится со временем, что-то осядет на иллюминаторы…» Далее как всегда роскошный обед в киссовской столовой и по пути из неё – встреча с Мишелем Тонини и его коллегами из корпуса пилотируемых программ.

– Как дела?

– Между «хорошо» и «очень хорошо».

– Рады видеть вас.

– Я тоже рад. Что сегодня вечером делаете?

– Сегодня? Вроде ничего. Только нужно дожить до вечера.

– Встретимся, если не возражаете. Я за вами заеду.

Вечером ждём, как условились, на соседней улице. И «крокодилы» ждут, у них очередное мероприятие, их куда-то везут. Вот только Анфиска из Самары, старая знакомая, какой-то ведущий инженер, что в заграничной командировке в первый раз, пропала. Её инструктируя, сказали, если заблудишься, стой, где потерялась. Как оказалось, она и стояла рядом с гостиницей, за углом.

Мы стараемся не встречаться с «крокодилами». У них свои мероприятия, у нас – свои. Кроме того сегодня 8 марта, и просто так нечего атмосферу сотрясать. На стене в кабинете Лабарта неприятный коллаж – франк и мятые рубли по курсу его. Да, действительно, мы бедны, и франки бережем. И хватит ли их, чтобы посидеть в кафе вдвоём с Клер? Я хочу видеть её, и Лабарт по моей просьбе ей звонил в соседний корпус пилотируемых полётов.

Ждём вечером Тонини. Анфиска нашлась, и «крокодилов» увозят на заключительное крокодильское мероприятие. Наконец, Тонини подъезжает. Он снимает квартиру неподалеку, на узкой улице старого города. Он недавно вернулся из Ла-Рошель, где выполнял испытательные полёты на истребителях. Его молодая жена – Лена из Звёздного городка. Они познакомились, когда он готовился дублёром под Москвой. Недавно Лена родила дочь, что попискивает в спальне, на втором этаже. Мы вручаем поздравительную открытку со стихами, но Лене не до неё. Она нам рада, но подготовку «суаре» выполняет сам Мишель. Он быстро готовит картофельное пюре из порошка, замешав его в кипятке.

Провожает он нас в полной темноте. А тихие тулузские улицы теперь точно вымерли. Лишь у гостиницы шум и свет. «Крокодилы» вернулись, разогретые вином, тепленькие. Но общаться с ними и даже с прекрасной Инессой теперь не тянет, и мы уходим гулять по тихой площади Капитоль, а после продолжаем пить вино в номере.

Дел немного на этот раз. Готовится очередной протокол. Рядом с кабинетом Лабарта я натыкаюсь на Декрамера. Он ведёт меня к себе и дарит фото на память, где он с космонавтом в гидрокостюме у бассейна, готовит его к погружению. Перед обедом появляется Клер. Но что мы можем сказать без языка? И просим помочь понимающе улыбающуюся переводчицу.

Клер говорит, что узнала вчера и ждала, но разговор не клеится. В голове вчерашнее вино и апатия и от него и от стороннего перевода. Как общаться, если не знаешь языка, когда женщины любят ушами? Как услышать нежному ушку желанный комплимент, если всё наше общение на уровне «дал-взял» третьим лишним перевода.

Да, она ещё вчера ждала… Переводчица с сомнением смотрит на нас. Разве так общаются через переводчиков? Я могу только на пальцах показать, как немой, но не знаю и этого языка. Переводчица понимающе улыбается. Я приготовишка в здешнем классе любви. А что есть настоящая французская любовь, известная нам по слухам. В чем она заключается и как увлечь французскую женщину, изощренную в нюансах любви?

Мы улыбаемся, говорим общие слова и понимаем, что пора кончать бессмысленный разговор и кажется облегчённо вздыхаем, когда, наконец, расходимся. Неловко мне, чувствую себя дурак дураком. В мечтах, казалось мне, был я всадником на коне, а оказался несчастным ослом. Вечером мы даже с «крокодилами» не общаемся. Выпиваем вино и гуляем по городу. С Тулузой у нас много связано, и, может, сегодня прощание с ней.

Приходится только удивляться задним числом. Рядом прекрасные молодые женщины – француженка и русская. Симпатии их к тебе налицо. А ты полностью индифферентен. Тебе ничего не требуется по юриному анекдоту: «Мужчина выпил, встретил и привёл к себе женщину, раздел, уложил в постель, рядом лёг и уснул. Она поворочалась-поворочалась и тоже уснула, а утром спрашивает: „Что же ты?“ „А я, – отвечает он, – не по этой части, я – алкоголик“. И нам ничего не нужно теперь. Мы крепко выпили и всё. Нам всё теперь по барабану.

В Париже мы селимся в славном и очень известном районе Пасси. Впервые мы вольные птицы, без сопровождающего. Мы сами, всё сами, нам только указано, где заказана гостиница. До улицы Счастливого Давида с крестиком на отксеренной карте мы добираемся самостоятельно.

„Пасси – очень интересный округ, – писал Куприн шестьдесят лет тому назад. – Нынешние эмигранты ославили его русским…“ Это недалеко, за Сеной, визави с Эйфелевой башней. Лечебные воды Пасси. Пасси – большая деревня, куда ездили в своё время на пикники.

Ветер дует вдоль Сены, и мы идём вдоль реки. Печальное, переходное время. Голые ветки скрещиваясь выглядят решетками и через них справа на реке сгорбленная фигура Свободы, а впереди всплеском осциллограммы знакомая башня Эйфеля.

Вечерами отель Нико зажигает напротив манящие огни. Мы живём на улице счастливого Давида и вовсе не счастливы. Скорее наоборот. В чем корень наших нынешних бед? Не знаю, не могу сформулировать, всё отчего-то выходит наоборот. И блока обещанного я не привёз. Я вспомнил таисины слова: „Я так и думала: откуда ветер дует“, и шеф добавил по-своему: „Откуда ноги растут“. А я ответил тогда про домработниц». Хотя не совсем эти слова, но думал тогда я так. У всех на уме ленинские слова о пресловутой кухарке, готовящейся управлять государством. Таисия готовится, но образ её – комический, и слово – bon mot, брошенное мной тогда, расставило нас по разные стороны барьера.