Алексей Арутюнов - Туман мира Страница 15

– …Думаю, в смерти, в первую очередь, пугает тайна. Тайна, которая связана с этим явлением – человек же очень мало знает о смерти.

Вильям, изобразив удивленное одобрение, медленно закивал:

– Не лишено смысла! Человеку, действительно, достоверно неизвестны цели или причины того, что его жизнь конечна. Случайная ли это оплошность материи, или так было задумано кем-то или чем-то, не менее загадочным, чем сама смерть.

Но ведь помимо этой загадки в мире существуют миллионы других. Об их существовании знают, некоторые даже пытаются разгадать, но сами по себе они никого не пугают. Любая тайна, разумеется, может быть связана с опасностью. Но пугает в данном случае не тайна, а именно сопутствующая ей опасность. Тайна же, если что-то и вызывает, то точно другую реакцию: любопытство, желание получить разгадку. Разве нет?

– Пожалуй.

Альберту понравилось тонкое опровержение высказанной им версии, кроме того, он уже подготовил еще ряд вариантов, оспорить которые было сложнее:

– Если не тайна, то страдания. Пугают предшествующие и сопутствующие смерти страдания. Или даже страдания после смерти.

– Страдания физические в твоем Мире или психические в обоих наших Мирах, разумеется, могут пугать. Но разве страх страданий и страх смерти – это одно и то же? Разве каждой смерти сопутствуют страдания?

– Но даже если страх перед страданиями – это не страх смерти, он же все равно никуда не девается?

– Верно, только рассматривать страх страданий, предшествующих смерти, нужно, скорее, наряду со страхом всех других страданий. Имеющих место в течение жизни. Но не как часть страха смерти. Страх тех страданий, с которыми ты сталкиваешься в жизни, пугает тебя так же сильно, как и неотвратимость смерти?

– Нет, – признался Альберт.

– Что же касается страданий после смерти – это что-то интересное. Откуда это в твоих мыслях? С чего ты решил, что после смерти человека ожидают страдания, если сама смерть, равно как и состояние после смерти, является неразрешимой для человека загадкой?

– Мы же не можем исключать этого…

– Не исключать что-то и что-то предполагать, испытывая по этому поводу реальный страх – это разные вещи. Ты же не готовишься всерьез к тому, что после смерти тебя ожидает полная свобода в самых невероятных для человека смыслах или же, например, бесконечные наслаждения?

– Да. Не готовлюсь. Возможно, это особенности мировоззрения того общества, где я прожил жизнь. В великой книге, которая написана, согласно истории, частично учениками сына Бога и частично пророками, – я рассказывал о ней – упоминается, что человек за его грехи после смерти отправляется в место, полное боли и страданий. Причем прожить жизнь без грехов… как бы… не получается. Как ни старайся. Хотя и есть способы получить прощение, многие в нашем Мире испытывают серьезную тревогу по поводу своего состояния после смерти.

В общем, что-то важное, как мне кажется, было утрачено в этой книге с течением времени. Либо же само время требует обновления информации в ней. Не готов судить об этом.

– Тогда, может, у тебя есть другие примеры того, что пугающего видит человек в смерти?

– Пугать может утрата каких-то возможностей, которые есть у человека в этом Мире: видеть близких людей, общаться с ними, заниматься какими-то делами, испытывать чувства. Иметь доступ к каким-то вещам, в конце концов.

– Все, что ты перечислил, – это снова факторы, лишь сопутствующие смерти. Все это может происходить и по другим причинам, со смертью не связанным. Было бы неправильным утверждать, что страх смерти является совокупностью сопутствующих страхов.

Видя, что у Альберта закончились варианты, Вильям продолжил:

– Но есть еще кое-что, о чем стоит упомянуть. Осознание неизбежной смерти заставляет человека искать пути реализации самого себя. Уверен, ты слышал об этом. Страх «прожить жизнь зря». Прожить ее, не пытаясь реализовать то, к чему должен стремиться. Или пытаясь выполнить это не в полную силу.

– То есть, это и есть страх смерти?

– Это не страх смерти. Но это уже страх, который неразрывно с ней связан, поскольку невозможен без самого факта смерти. И именно в нем заключается движущая сила такого явления как смерть.

Итак, осознание конечности своего существования наталкивает человека на простую мысль, что ему нужно реализовать себя, особо с этим не затягивая. Но можно ли назвать действия, направленные на реализацию своего жизненного потенциала и порученные человеку, возможно, непосредственно Высшим Разумом, побегом от смерти? Пусть даже напоминание о необходимости этих действий было вызвано осознанием, что жизнь не бесконечна?

Вильям был прав. Формулировка имела значение.

– Если перестроить кое-что в вопросе, который ты задал мне в начале нашей интересной беседы, получится так: мог ли поиск ответа на вопрос о твоем предназначении, который беспокоил тебя ранее и беспокоит ныне, явиться тем самым действием? Или же поиском такого действия, шагом к нему.

На такой вопрос я готов дать тебе ответ. Да. Вполне. И едва ли в этом есть что-то предосудительное. Другой вопрос – не затянул ли ты с этим слишком сильно…

– Пусть так, Вильям, но все же может ли быть, что моя идея о некоем… именно специфическом предназначении – это просто фикция? Ошибочное направление в поисках самого себя?

– Может быть все, друг мой. Но даже если твой поиск собственного предназначения был форсирован осознанием неминуемой смерти, разве это означает, что в действительности такого предназначения не существует? И разве является совпадением, что тебе не было дозволено обмануть себя, найдя свое предназначение в том, в чем находят многие другие люди, и приняв за основу один из общепринятых шаблонов? Могу предположить, что нет. Не означает и совпадением не является. Впрочем, сам ты можешь ответить себе точнее, чем я. Повторю тебе старый совет: слушай Внутренний Зов.

Впервые за время общения с Вильямом восхищение, которое время от времени испытывал Альберт по отношению к нему, переросло едва ли не в страх. Казалось, в мышлении лектора непрерывно сохранялись кристальная чистота и ясность. Более того, Вильям обладал невероятной способностью усмирять и мысли другого человека. Через его слова в мышление собеседника проникала какая-то обеззараживающая субстанция, способная за короткое время парализовать любую панику.

На мгновение Альберт засмотрелся на то, как успокаиваются его мысли. Казалось, если Леви нарушил структуру его мировоззрения, то Вильям с легкостью восстановил ее прежнее состояние. Без опаски при этом зайдя в самую глубь чужих мыслей и расставив их по местам так, что продемонстрированная ловкость даже пугала. Позже Альберт задумался, так же легко далось бы Вильяму убедить его в чем-то другом? К примеру, в чем-то противоположном собственным же недавним утверждениям? Возможно, Вильям мог бы каждый день убеждать Альберта то в одном тезисе, то в прямо противоположном, снова и снова, пока тот не сошел бы с ума от собственной интеллектуальной беспомощности. При том, что еще не так давно Альберт искренне считал ум своей сильной стороной.

– Вильям, я восхищен твоей способностью возвращать мои мысли в спокойное состояние!

И все же, раз уж заговорили об этом, я не совсем понял, что делать со всеми этими страхами, про которые мы говорили? Пусть даже ни один из них и не является страхом смерти.

– Ровно то же самое, что и с любыми другими страхами, природа которых доступна твоему сознанию. Работать с ними. Страх – это лишь внутреннее напряжение, порождаемое какой-либо предполагаемой опасностью, напоминание о ней. Если у человека есть возможность устранить или снизить вероятность наступления событий, несущих в себе опасность, или же ради какой-то цели отсрочить их наступление, он может управлять страхом непосредственно через влияние на события.

Однако работа со страхом возможна и в тех случаях, если устранение опасности или ее отсрочка не доступны человеку. И тебе предстоит эта работа, так как страхи являются одной из стен между человеком и Богом. Человек, в котором живут страхи, как правило, не имеет достаточного количества энергии для того, чтобы расслышать обращения к нему со стороны Высшего Разума. Я уже не говорю про реализацию его требований.

Четко зная, что устранение опасности не находится в его власти, человек волен передать ответственность за решение этого вопроса тому, кем был поставлен в такие условия. И далее это вопрос доверия.