Евгений Бузни - Пацаны и пацанки Страница 15

– Так это же ваша идея, Николай Гаврилович! – стал пояснять Володя. – Видите на повязках и значках написано «Нравственный патруль».

– Да-да, понятно.

Учитель стал внимательно рассматривать значок на груди Володи.

– Это вы к школе приготовили?

– Нет, мы решили расширить нашу деятельность до городской, если получится. Хотим вот сейчас пройти для начала по набережной, посмотреть, кто как себя ведёт в плане общественного порядка.

– Та-ак, – протянул Николай Гаврилович, – и если кто-то что-то делает не так, вы сделаете ему замечание, а он вас пошлёт к чёрту, что вы станете делать? Побьёте его или её?

– Ну, нет, – серьёзно сказал Володя, – у нас это пройденный этап. Я за такой метод уже получил своё. Но это как-нибудь потом.

– Чего там потом? – вмешалась Вика, – Профа ножом чуть не убили. Он в больнице лежал.

– Что вы говорите? – испуганно воскликнул учитель.

– Да, но теперь всё нормально. – Продолжала пояснять Вика, – Проф обещает больше не драться, и он предложил тех, кто не захочет нас слушать фотографировать, а потом мы сделаем стенд и будем всех нарушителей там вывешивать. У нас и фотограф классный есть, – и она указала на Жору, на груди которого кроме значка красовалась и небольшая цифровая фотокамера.

– А давайте я вас всех сфотографирую? – предложил Жора, обрадованный тем, что на него обратили внимание.

Все с весёлым гомоном начали группироваться, ставя любимого учителя в середину. Жора нацелил аппарат и хотел уже фотографировать, говоря знакомое всем «чи-и-из», как тут Николай Гаврилович скомандовал:

– Стоп, жора! Не снимай!

Все удивлённо посмотрели на учителя, а он, оглянувшись, обратил свой взор на асфальтированную тропинку, по которой шла девушка с парнем лет тридцати, оба в чёрных джинсах и чёрных курточках. Они прошли до дороги и стали переходить её, направляясь к реке.

– Теперь можно снимать, – сказал учитель. – Не хотел, чтобы они попали в кадр. Мне было бы неприятно.

– А что такое? – участливо спросила Таня. – Неприятные люди?

– Это потом. Сфотографируемся сначала, раз уж стоим.

Жора опять сказал «Чи-и-из», все заулыбались, и кадр был сделан.

– Так что? – Спросил Володя. – Кто это были? Мне парень тоже кого-то напоминает. Но я видел его только со спины. Издали похожи на киберготов. Но, может, ошибаюсь.

– Нет, ты его вряд ли знаешь. Я познакомился с ним на выборах в муниципальный совет. Он был председателем избирательной комиссии, а я кандидатом в депутаты. Долго рассказывать. За меня проголосовало больше избирателей, чем за других кандидатов, но этот председатель вместе со своими помощниками сделал всё, чтобы в протоколе победила моя конкурентка, которую им нужно было провести, как мы понимаем, по команде сверху. Нарушений они сделали много, и все зафиксированы были на видеокамеру. Но когда я потребовал перепроверки бюллетеней, мне в этом отказали. Я подал в суд, на котором с моей стороны наблюдатели подтвердили, что председатель занимался фальсификацией документов, но судья заявила, что верит председателю и его помощникам, которые утверждали, что никаких нарушений не было, и всё делалось по закону. Мы попросили приобщить к делу видеозаписи и просмотреть их, но судья отказала и в этом.

– Значит, если бы председатель не мухлевал, вы бы были сейчас депутатом? – спросила Марина.

– Скорее всего, да, но им нужна была их представитель, которую они наметили заранее. Мне бы не хотелось вам об этом говорить, но вы уже через год выйдете в самостоятельное плаванье и должны быть готовыми к таким обстоятельствам жизни, где далеко не всё бывает так, как хочется или как должно быть по закону.

Марина отличалась в классе своей серьёзностью, и, если бы не Володя, была бы, наверное, старостой класса. И тут она была очень серьёзной, говоря так, словно, прожила жизнь больше своих друзей:

– Да, мы знаем. Я ходила с мамой на избирательный участок. Она была наблюдателем и тоже возмущалась, когда члены комиссии и бюллетени сами заполняли и подбрасывали в урны, и своих друзей пропускали голосовать по несколько раз. Читали мы и про карусели. Когда мне исполнится восемнадцать лет, я, может, вообще не пойду голосовать.

– Нет, это неправильно, – покачав головой, сказал Николай Гаврилович. – Но мы пока не будем обсуждать этот сложный вопрос. Перенесём его в школу, а сейчас мне пора на педсовет, а то опоздаю, чего я очень не люблю делать, – и, помахав на прощанье рукой, учитель пошёл к лестнице.

Ребята снова расположились на траве и начали обсуждать план действий в ожидании Кати, пообещавшей приехать на первый рейд. Ей хотелось самой принять участие в этой затее. Утром она позвонила Володе и с грустью в голосе сообщила, что найти напавших на него парней полиции пока не удалось, статью, что она написала об энпэшниках, редактор пока не подписал к печати, сказав, что подумает, нужно ли это. Его смутило то, что, как говорилось в статье, Володя сам оказался зачинщиком драки в метро, а виновников нападения на него никто не видел. Да и завотделом с нотками сомнения предлагал этот материал. Словом, тормознули, и Катя решила попробовать передать статью в «Комсомольскую правду».

Услышав пессимистичный рассказ девушки, Володя попытался успокоить её и предложил тоже придти на набережную, чтобы увидеть собственными глазами, как начнут свою работу ребята. Идея очень обрадовала Катю. И вот её фигурка, одетая в лёгкий сарафанчик белого цвета с узорами и белым хайратником на голове, не позволяющим в этот раз волосам рассыпаться на плечи, оставаясь на спине, выскочила из автобуса, неторопливо подкатившего к остановке и с шипеньем распахнувшего двери. Вид её ничем не напоминал строгую профессию корреспондента – ни планшетного характера сумочки с блокнотом и ручкой, ни огромного фотоаппарата типа Олимпус, Никон, Кэнон или Сони с большим внушительным объективом. Хотя, конечно, белая сумочка с ремешком, перекинутым небрежно через плечо, у красавицы, обутой в столь же белые босоножки, была, а в ней находился и маленький цифровой фотоаппарат, и тот самый диктофон, который она однажды забыла включить, и банальный блокнотик на всякий случай для записи забывающихся имён и чисел, и мобильник, и обязательная расчёска для струившихся по спине волос. Кстати, и эта последняя деталь, то есть расчёска, была не какого-то иного цвета, а именно белого в тон одежде и другим аксессуарам красавицы. Белый сарафан, снабжённый узорными украшениями, своей полупрозрачностью напоминал больше ночной пеньюар, чем верхнюю дневную одежду, но положение почти непристойности спасал нижний чехол, что делало всё одеяние молодой девушки вполне приличным для своего времени. Однако по всему можно было легко догадаться, что обладательница такой одежды хотела кому-то обязательно понравиться.

Она сразу заметила сидевших на траве ребят и замахала им рукой. Володя первым подскочил и направился навстречу корреспонденту. Скрыть удивление при виде Кати он не смог, и вопрос прозвучал в унисон первому впечатлению:

– Простите, фея, вы к нам?

Катя остановилась, смущённо глядя на подходивших ребят, и слова сами сорвались с губ извиняющимся тоном:

– Ой, извините, ребята, вы все так хорошо одинаково оделись, что я как белая ворона. Честное слово, я не хотела выделяться, просто оделась по-летнему и думала совсем о другом. И у всех повязки, значки… Здорово!

– Всё нормально, – философски заметил Жора, берясь за висевший на груди вполне профессиональный фотоаппарат Никон с длиннофокусным объективом. – Мадам пришла на свидание с жизнью и соответственно оделась. Предлагаю всем сфотографироваться перед началом нашей операции по вылавливанию неприлично ведущих себя людей, ибо я не уверен, что нам выпадет ещё такой удобный случай общаться с Белоснежкой в прекрасную погоду на фоне заходящего солнца.

– Нет-нет, – протестуя, подняла руку Вика, – не здесь, а у реки. И давайте скорее, пока солнце не скрылось.

Все дружно направились к переходу через дорогу. Машины стали, как вкопанные, перед ватагой молодёжи, да ещё с красными повязками.

Оказавшись у чугунного ограждения, на котором любители-туристы вешают старые замки от калиток, школьники весело стали выстраиваться вдоль него. Жора не спеша отошёл на противоположную сторону тротуара, раскрывая аппарат.

Два мальчика и две девочки лет двенадцати шли небольшой группкой. Все четверо дымили сигаретами. С независимым видом они следовали мимо старшеклассников, лишь мельком глянув на них. Но Марина тут же остановила их.

– Ребятишки, чего это вы дымите? Во-первых, на набережной, где люди отдыхают, курить нельзя вообще. Во-вторых, сколько вам лет?

– Сколько надо, – ответил один. А тебе чего?

– А того, – грозно ответил Трифон, выдёргивая изо рта каждого сигареты. – Видишь? – и он поднёс к лицам ребят руку с повязкой. – Читать умеете?