Александр Лисов - Петролеум фэнтези Страница 15

Интересен подход Кокорева к проблемам сельского хозяйства. Прежде всего он удивляется, как это при таком избытке земель и рабочих рук мы ухитрились создать крестьянскую бедность? И, соглашаясь с тезисом, что главное наше богатство в земле, он предлагает сделать её доступной, а работе на ней придать интерес и выгоду. И путь к этому, по его мнению, прост и ясен: составить карту никем не используемых земель и написать на ней чётко глагол, возгремевший в первые же дни мироздания: «Роститесь и множитесь, наследуйте землю и обладайте ею». Правда, уточняет тут же, что нельзя будет обойтись и без дешевого долгосрочного кредита, и без помощи государства в переселении людей в районы с избытком земельных ресурсов…

Многие разочарования от действий властей, кажется, должны были сделать его пессимистом. Но нет. Кокорев верит в Россию! Жалеет только о слишком дорогой цене, которую пришлось заплатить за урок освоения экономических неудач. «И вот ведь странное свойство России! – удивляется он. – То, что в других государствах могло бы расслабить народную мощь, у нас, наоборот, поможет её возродить. Осознанное бессилие, несомненно, подтолкнёт нас к обретению новой великой силы!»

Будет ли это так, зависит от нас и от того, в частности, насколько хорошо мы усвоим уроки, преподанные нам обыкновенным русским предпринимателем Василием Александровичем Кокоревым в завещанной им нам книге. Главный из этих уроков совсем несложен: быть реалистом, быть патриотом и находить ответы на вопросы, поставленные жизнью, – вот высшая правда экономических преобразований.»

К тому, что сказано выше, пожалуй, можно добавить только следующее. Более 160 лет прошло с тех пор, как Кокорев начал своё нефтяное дело, но то, что было начато им – бурение, добыча, переработка, транспортировка и сбыт, вся эта технологическая цепочка – практически не изменилась. Но, похоже, в этот раз в России многое придётся начинать с самого начала, и коснётся это прежде всего возрождения создания многих видов отечественного нефтепромыслового оборудования и поиска новых рынков сбыта готовой продукции.

Музей нефти в Лениногорске

После длительного перерыва я приехал в Лениногорск летом 2010 года. Я знал, что в восьмидесятые годы прошлого столетия в городе был открыт музей нефти, и заранее запланировал его посещение. Безусловно, у меня не было никакой предварительной информации о его тематике и тем более экспозиции. Войдя в него, я был крайне обрадован его насыщенным содержанием. Городские нефтяники и «Татнефть» денег не пожалели на его устройство. Конечно, он тесноват и в нём нет перспективы для расширения. Музей был пуст, две сотрудницы явно скучали, сидя за рабочими столами, и перелистывали какие-то журналы. Первый за день посетитель, а тем более им не знакомый, вызвал в них неподдельное любопытство и радостное оживление. Поприветствовав меня, они стали интересоваться целью моего прихода и предложили свои услуги в качестве экскурсоводов. Но я отклонил их попытку быть рядом со мной, сославшись на то, что я хотел бы посмотреть экспозицию самостоятельно. Они любезно дали мне согласие и включили во всех залах освещение, так как из-за полуподвального расположения музея в его залах стоял полумрак.

Я потратил более двух часов, чтобы внимательнейшим образом рассмотреть все фотографии старой нефтяной гвардии и натурные образцы отдельных видов бурового оборудования. Я встретил там много знакомых лиц, известнейших людей города, многих из которых знал лично, не понаслышке. Однако то, что я искал и, собственно, ради чего здесь оказался, я не обнаружил. Зал, посвящённый буровикам, я обошёл дважды, но каких-либо упоминаний об отце и его конторе разведочного бурения нигде не было. Разочарованный, я вернулся к служителям музея в надежде получить от них хоть какие-нибудь разъяснения.

– Ну, как вам наш музей, нашли для себя что-то интересное? – спросила старшая по возрасту женщина. Видимо она была директором, а та, что помоложе, экскурсоводом.

– Музей очень интересный, но объясните мне, почему экспозиция неполная? – ответил я слегка раздражённым голосом вопросом на вопрос.

– Что значит неполная? У нас тут весь город представлен, все предприятия, и даже есть информация о других городах, например Альметьевске, Азнакаево, Бавлах и даже Нурлате, – немедленно отпарировала старшая.

– Меня интересовала контора разведочного бурения, и я не нашёл о ней никаких упоминаний, – ответил я ей, всё больше раздражаясь.

– У нас все буровики города представлены на стендах, о какой конторе вы ведёте речь и, собственно, кто вы будете? – в голосе женщины появилась определённая настороженность и попытка занять оборонительную позицию.

При этом молодая женщина постоянно молчала, но я увидел в её глазах некоторое любопытство по отношению ко мне и моему вопросу. Я понимал, что мне нужно успокоиться, иначе я от них ничего не добьюсь. Я стал им объяснять, что являюсь сыном директора этой конторы, что я тоже нефтяник, приехал из Москвы специально, чтобы посетить их музей и, безусловно, найти фотографии отца и его коллег по работе.

Директриса только пожимала плечами, не зная, что мне ответить, и ссылалась на то, что музей существует уже более 30 лет, а она работает в нём всего лишь последние пять лет.

– Я не знаю, как так получилось, что у нас нет ничего о вашем отце, это не моё упущение. Я слышала, что идея создания музея принадлежала «Татнефти», и все экспонаты подбирали и утверждали они, чуть ли не сам начальник объединения. И если у вас есть претензии, вы должны обращаться к ним, – говорила директриса.

Я стал постепенно понимать, что от неё я ничего не добьюсь и мне пора уходить. Но в этот момент к нашей беседе присоединилась младшая женщина-экскурсовод. Она мне рассказала, что слышала от многих о моём отце, и я не первый, кто задаёт подобные вопросы, и именно об этой конторе. Но от этого объяснения мне не стало легче, ситуация не прояснялась.

– Ответьте, пожалуйста, у меня дома есть фотографии отца с производственной тематикой, можно ли каким-то образом их вам передать, чтобы исправить эту, я надеюсь, не умышленную оплошность? – обратился я вновь к директрисе.

– Я не уполномочена это делать самостоятельно, но нас недавно передали на баланс НГДУ «Лениногорскнефть», и за экспозицию сейчас отвечают они. Можете обратиться к ним. Это всё, что я могу вам посоветовать, – ответила она, делая попытку хоть какой-то помощи.

Более-менее удовлетворившись её ответом и записав все возможные контактные номера телефонов, напоследок я предложил им вместе вернуться в зал, посвящённый бурению скважин, чтобы посмотреть свободные места на стенах. Но таковых не было, кроме узкой полоски над стеллажами с буровыми долотами. Что ж, и это место сойдёт, лишь бы разрешили, подумал я про себя. Я снял на фотоаппарат это место и попросил их его запомнить, чтобы потом дважды не обсуждать. Там можно было разместить до пятнадцати портретных снимков размером двадцать на тридцать сантиметров. Прощаясь с женщинами, я почувствовал, что в них получил тогда скорее всего союзников, а не безучастных наблюдателей. Так закончилось моё первое посещение музея нефти в моём родном Лениногорске.

Вернувшись в гостиницу, я ещё раз стал переваривать в своей голове события того дня, те ощущения вычеркнутости из жизни, которые меня обуревали в стенах музея. И ещё я понял тогда одно, что человеческая память коротка, и история, даже относительно недалёкая, собственно, никому уже больше не нужна. А вот таким образом она искажается, умалчивается и выглядит в лучшем случае неполной. Не сделал чиновник своевременно запись в каком-нибудь гроссбухе и всё, всё забыто. Сменилось одно поколение, и всё забыто. А тем более, я уже упоминал, у местных нефтяников к тому моменту народилось четвёртое поколение. Но в тот день я дал себе слово, что я во что бы мне это ни стало, исправлю эту умышленную человеческую оплошность, то, что ошибка была рукотворной, я не сомневался. К тому же к этому моменту я уже был наслышан о многих чудесах, творившихся в этих краях.

Вернувшись в Москву, я засел за компьютер, стал искать через поисковые системы и социальные сети любые упоминания о разведочном бурении в Татарии. То ли в меру слабой развитости информационной базы, то ли в меру тотальной утерянности архивных материалов и повсеместного закрытия старых предприятий, я через Интернет ничего полезного для себя не обнаружил. Пришлось через знакомых, по крупицам находить контакты с семьями многих коллег отца по работе. Постепенно собираемое мною досье в виде пожелтевших фотографий, рукописей, вырезок статей из старых газет стало пополняться. Всем приходилось объяснять причины моего поиска, и всем я обещал, что обязательно доведу свою идею до конца. На сбор материалов у меня ушёл практически целый год.

Когда к началу лета 2011 года я отобрал необходимую композицию для музея, следующим этапом мне предстояло сделать самое сложное, договориться с чиновниками НГДУ «Лениногорскнефть» о её размещении. Скажу сразу, разговор с ними по телефону у меня не получился. У нас в России, если ты не от кого-то, дистанционно никакие вопросы не решишь. Всегда нужна личная встреча. Максимум, чего я от них добился, это того, что не получил от них прямой отказ. Я понимал, что в их глазах я выгляжу просто навязчивой мухой, создающей им ненужные проблемы. Но мне по жизни тоже какое-то время приходилось быть чиновником, но я никогда не был бюрократом и достаточно хорошо изучил эту породу людей. Я имел полное представление о том, как с ними строить беседу, как излагать свои мысли и просьбы, как обходить их слабые места, преодолевать их чванливость и некомпетентность. Я глубоко надеялся что эта часть моего жизненного опыта в этот раз мне пригодится. В итоге мне тогда по телефону всё-таки удалось получить от них ответ: «Приезжайте, будем смотреть ваши фотографии».