Владимир Романовский - Инсула Страница 15

С этим все были более или менее согласны, хотя сорок процентов – преувеличение, конечно же. Поэтическое.

Цицерон вынул из кармана пачку сигарет. Светлана Либерман тут же возбудилась.

– Ты что же, собираешься здесь курить? С ума своротил? Хочешь себя убивать – твое дело, но почему другие должны страдать?

Вадик попытался одернуть жену:

– Свет, ну, пожалуйста.

– Почему ты всегда на его стороне? – базарно загудела Светлана. – И никогда не становишься на мою сторону! Какой ты мужик? Видел бы мой отец, как ты ко мне относишься. Вот я ему пожалуюсь! Скажи своему дружку, чтобы он здесь не курил! Сейчас же скажи!

Глядя в экран компьютерной игры, мальчик посоветовал:

– Вам нужно послать делегата в Спокойствие, узнать, что происходит. Амико Воитель всегда так делает. Иначе все свихнетесь от неопределенности.

После короткой паузы Евлалия Кипиани в первый раз подала голос:

– Устами младенцев.

И снова пауза.

– Может, им просто позвонить? – предложила Федотова.

Прозорливый Зураб Кипиани возразил:

– Нет, лучше не надо.

– Почему?

За Зураба ответил Цицерон:

– Что ты думаешь они тебе скажут? Да еще и по телефону? Да, замочили мы старую каргу, и ты следующая, если не будешь делать, что велят. Так, что ли?

Зураб Кипиани подвел итог:

– Нужно точно выяснить, есть ли связь между двумя событиями, в чем я лично продолжаю сомневаться. Но выяснить следует. Это снизит степень риска, внесет ясность в рассуждения. Давайте пошлем делегата.

Рылеев вздохнул и сказал:

– Я съезжу.

Все повернулись к нему, кроме Мими, мальчика и Зары.

Амелита спросила упавшим голосом:

– А сейчас мы в опасности? В данный момент?

Зураб Кипиани сказал:

– Как я уже говорил, я не думаю, что есть связь между целями концерна и…

Он запнулся. Цицерон услужливо пришел ему на выручку:

– … преждевременным путешествием госпожи Дашковой в мир нежно вьющейся жимолости.

– Именно, спасибо, – поблагодарил его Зураб Кипиани. – Даже если бы и существовала связь, не думаю, что кто-то стал бы что-нибудь предпринимать среди бела дня. Так что не стоит преждевременно волноваться, госпожа … э … Нежданова. Так? Нежданова?

Амелита кивнула. Вадик напомнил:

– А угрозы?

Все вспомнили об угрозах, но Зураб Кипиани их успокоил:

– Скорее всего прислуга развлекается.

Это тоже ранее как-то не приходило в голову никому из присутствующих. Рылеев подумал – нет, вряд ли.

Выйдя из конференц-зала, Рылеев, Федотова, Цицерон и Мими направились медленным шагом к роялю. Мими на ходу посылала и принимала сообщения, а Цицерон говорил:

– … и получается, что угрозы – третий номер программы. Кстати, есть у кого-то идеи по этому поводу? Что это за цифры обведенные?

– Шифр какой-то? – предположил Рылеев.

Цицерон отрицательно качает головой. Федотова в задумчивости кусала нижнюю губу. Мими, не отрываясь от телефона, сказала:

– Заповеди.

Цицерон укоризненно на нее посмотрел:

– Солнышко, пожалуйста. Я всегда ратовал за распространение знаний среди масс, но…

Но Рылеев его перебил:

– Как, как? Заповеди?

– Ну да, – повторила Мими, глядя на дисплей. – Десять Заповедей. Посылавший дал понять каждому адресату, какие Заповеди, на его взгляд, адресат нарушает. Элементарно, Хуятсон.

Цицерон, Рылеев и Федотова уставились на нее. Она пожала плечами и вдруг засмеялась – очевидно, ей пришло комичное сообщение с комичной же фотографией, возможно еще одна голая девушка, во что-то играющая, возможно даже в этот раз в «догони подлого зайца».

В этот момент телефон в кармане Рылеева зазвонил.

– Да? … Кто? Не понял, повторите. Павел? Павел … А, Пашка, водитель мой. Да, он мой шофер. А что случилось? … Так. Когда? Вчера вечером? … Где он сейчас? … Спасибо.

Он отключил связь и повернулся к Федотовой.

– Пашка в аварию попал. В больнице сейчас, в критическом состоянии.

– Пашка? – Федотова широко открыла глаза. – Ужас. Нехорошо. Выживет?

– Пока не знают.

Цицерон сказал мрачно:

– Я бы заплатил тому, кто сведет меня с человеком, у которого сегодня хороший день.

Мими сообщила:

– У меня вполне хороший день сегодня. Бесплатно.

– Пашка, кретин кряжистый … – Рылеев покачал головой. – Говорил ему поставить вуатюр в гараж. Козел. – Он повернулся к Цицерону. – Не думаю, что это Заповеди.

Мими села на диван, увлеченная телефонными текстами. Цицерон прислонился к роялю, приняв эффектную позу, будто собирался исполнить романс Чайковского про Гренаду и Низетту, и сказал:

– У меня, Рылеев, фотографическая память.

– И что же?

– Некоторые цифры указывают на то, что Мими права. У тебя есть причины думать, что это не Заповеди?

– Есть.

Он оглянулся, чтобы убедиться, что никто его не слышит кроме Цицерона и Федотовой, и вынул из кармана лист, который подобрал в ванной у Амелиты.

– Вот, нашел на полу в спальне Амелиты.

Цицерон машинально спросил:

– Что ты делал в ее спальне?

И посмотрел вдруг испуганно на Федотову. Федотова сделала вид, что ничего об этом не знает, и строго посмотрела на Рылеева.

– Мы с Федотовой туда заходили.

Цицерон перевел взгляд на Федотову, та сдалась и кивнула – да, заходили.

– И что же вы делали в ее спальне?

– Заткнись, – сказал Рылеев. – Амелита ничего не знает. И лучше бы ей не знать. Она и так истеричка. Смотри.

На листе написано было, «Берегись. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10». Двойка обведена.

– Вторая Заповедь? – сказал Рылеев. – Амелита и вторая заповедь? Не сходится. «Не сотвори себе кумира». Амелита сама себе кумир.

Цицерон задумался, и вдруг его осенило:

– У нее отец поляк!

– Вроде бы, – согласился Рылеев. – Ну и что?

– Взяла фамилию матери, но отец поляк.

– Хорошо, поляк, пусть будет поляк. И что же?

– Поляки католики. Амелита воспитывалась в католичестве. Ну, по крайней мере, ее крестили в католической церкви.

– Резон. И чего?

– Нумерология, – сказал Цицерон. – Э … католики и лютеране первые две Заповеди объединяют. Католическая Вторая – наша Третья.

– Третья?

– «Не произноси имя Господа Бога твоего напрасно».

Рылеев ударил себя ладонью по лбу. Федотова тревожно на него посмотрела.

– А ведь правда! – сказал Рылеев.

– Именно, – подтвердил Цицерон.

– Это означает, что…

– Что тот, кто этим занимается, неприлично много знает о нашей личной жизни, – сказал Цицерон. – Больше, чем нам хотелось бы. Ну, Первая, Вторая и Четвертая заповеди применимы к большинству, но, к примеру, в моем случае приплели Седьмую. Вполне уместно.

– Прелюбодеяние, – уточнил Рылеев.

Цицерон глянул на сидящую на диване Мими и сказал:

– Тише, не так громко.

– Да, – вмешалась Федотова, – но вот у Вадика, например, почти все обведены.

– Кроме Шестой, – вспомнил Рылеев. – «Не убий».

Цицерон невесело улыбнулся.

– Вадик не при чем.

– Как это?

– Его жена.

– Светлана? При чем тут Светлана?

– При всем. Без подмоги со стороны жены, вернее, ее отца, Вадик с его метаниями давно бы все родительские деньги просрал. А с женой – ну, сам знаешь.

– Что с женой? – спросила Федотова.

Цицерон посмотрел на Рылеева, мол, на твое усмотрение, хочешь – расскажи.

– Светлана выросла среди … э … друганов, – сказал Рылеев. – Видела всякое. И сотворила себе план дальнейшей жизни на основе наблюдений. Поставила задачу – выйти замуж за человека, не имеющего отношения к роду деятельности ее отца. И этот человек непременно должен был быть еврей.

– Почему? – спросила Федотова.

– Такой стиль жизни есть у некоторых, – объяснил Цицерон. – Поляки называют это «жидовска подсирачка».

– Да нет, – Рылеев отмахнулся, и продолжал: – Скорее всего решила, что евреи во-первых, практичные, а во-вторых, жен своих не бьют.

– Разве? – удивилась Федотова. – Так-таки не бьют? И все – практичные?

– Ну, не повезло ей с Вадиком, – сказал Рылеев.

– Вадик ее бьет? – спросила Федотова.

– Ты хочешь слушать, или будешь язвить?

– С тобой ей не повезло, Рылеев, а не с Вадиком, – уточнил Цицерон. – Вадик проходил под вывеской «закадычный друг банкира». Всю жизнюшку ты бедной Светланке испоганил, Рылеев, совести у тебя нет.

– Заткнись ты, – сказал Рылеев. – Так что насчет Заповедей – всех, кроме «не убий» – это к Светлане. Потому как попался ей наш Вадик, тюха-матюха, даром что еврей, и из положения нужно выходить, любыми средствами. Клиника эта, пластическая хирургия, салон-вагон. Конкурентов пришлось давить, как клопов, папаша подсобил. А папашу мы, конечно же, презираем, а деньги у него берем потому что это его обязанность их давать.

– Ничего себе, – сказала Федотова.

Глава тринадцатая. В кафе