Маша Трауб - Чужой ребенок Страница 16

У пирожков даже была специальная, особенная прихватка. Большая и смешная – в красных маках. Сожженная на большом пальце. И вкусно пахнущая.

Лариса хватала пирожок и откусывала. Обжигалась начинкой. Выплевывала откусанный кусок на ладошку и дула. Опять откусывала и снова обжигалась.

– А где мои пирожки? – спрашивала она у мамы.

– Вот смотри, какие красивые получились.

Ларисины пирожки пеклись на отдельном противне. Они и вправду почти нисколечко не отличались от маминых. Лариса же не знала, что мама их тихонько подщипывает и подравнивает.

Здесь, на чужой кухне, Наталья Ивановна отчистила от груды посуды угол стола. Лариса видела, что мама хочет протереть стол, но не знает, какую тряпку можно взять.

– Вы идите, я сама, – сказала Наталья Ивановна Лене.

– Хорошо, – обрадовалась та.

Лариса видела, что маме жарко, она волнуется, переживает. Она устало вытирала согнутой кистью, чистой от муки, щеку.

– Мам, ты чего? Все же хорошо, – подошла к ней Лариса.

Наталья Ивановна присела на стул и расплакалась.

– Мам, ну перестань, а то я тоже сейчас плакать начну.

– Сердце болит, – сказана Наталья Ивановна, – уже и таблетку с утра выпила. Колет и колет.

– Ну что ты с пирожками этими затеялась? Кому это надо?

– Небось не ела ничего, – сказала, вытирая слезы, Наталья Ивановна, – хоть пирожка поешь. Ты же любишь…

– Ладно, мам. Поем, не волнуйся. Давай я тебе помогу?

– Нет, иди, иди, – замахала руками Наталья Ивановна, и мука засеребрилась в воздухе. – А что, у Игоря сейчас на работе проблемы?

– С чего ты взяла?

– Ну ладно, нет платья, машины, но в ресторан бы могли сходить.

– Мам, он вообще не хотел отмечать.

– А ты хотела?

– Ну какая разница?

На кухню в этот момент зашла Ника. Племянница была заметно пьяна.

– Ну что, тетя, – обратилась она к Ларисе, – поздравляю. Ты же мне теперь тетка? Молодец, терпеливая. Я бы так не смогла. У Игоря баб много было, чего он вдруг на тебе решил жениться? И тебе – не пойму – зачем это надо? Хотя нет, понимаю. Я тоже замуж иногда хочу. Но редко и недолго.

– Деточка, помолчала бы лучше. Кофейку вон попей, – сказала Наталья Ивановна.

– Я вам не деточка, – сказала племянница.

– Ты мне в дочери годишься…

– А что это тут у вас? Пирожки? Здорово. Ларис, а чего вы в ресторан нас не позвали? Надоело уже дома все отмечать. Чё, денег нет?

– Ник, не твое дело, – сказала Лариса.

Наталья Ивановна достала пирожки из духовки.

– Ой, пирожочки, – обрадовалась Ника. Она взяла тарелку и стала накладывать с противня. – Я возьму побольше, а то мой голодный.

– Положи на место, – сказала Наталья Ивановна, – ты разрешения спросила?

– А вам что, жалко? Вы же их для нас делали, – обиделась Ника.

– Пирожков мне жалко. Я для дочери делала, а не для тебя.

– Не очень-то и хотелось! – Ника швырнула тарелку с пирожками на стол перед Натальей Ивановной. То есть не швырнула. Просто неудачно поставила.

– Ах ты, хамка… – вспыхнула Наталья Ивановна.

– Мам, она не специально, – пыталась успокоить мать Лариса, – не видишь, что ли, она пьяная.

– Я не пьяная, – сказала Ника, – подавитесь своими пирожками.

– Все, я пошла, – сказала Наталья Ивановна, – живи как знаешь. Игорю своему скажи, чтобы не звонил, не приезжал. Никогда у него ничего не попрошу. Даже подыхать буду – не обращусь.

– Мама, при чем тут Игорь?

– При том. Разве ж так можно? Разве это дело? Разве это по-людски? То жил с тобой столько лет – не тужил. Только о себе думал. Думаю, ну хоть поженятся, как положено. И вот на тебе. Свадьба называется. Жрать в доме нечего. И тебя я не пойму. Ты для них кто? Никто. А у меня хоть раз поинтересовалась? Что я думаю? Нет. Ни разу. А мне ведь ножом по сердцу, как ты живешь. Посмотри на себя. Вся серая ходишь.

– Мама… – Лариса заплакала.

– Что – мама? – сказала Наталья Ивановна. – На вот, поешь пирожков, пока горячие. Что останется, с собой забери. На завтра. Разогреешь на сковородке. Этим не оставляй. Сожрут и не подавятся. Что-то сердце болит… Успокойся. Еще успеешь наплакаться. Ладно, я пошла.

– Мама, что я неправильно сделала?

– Сердце болит…

Наталья Ивановна стала тяжело спускаться по лестнице.

Лариса закрыла дверь. Да, пирожки надо забрать. И уезжать отсюда. Хватит, напраздновались. Она пошла на кухню, взяла пакет и стала складывать. Перетянула узлом и пошла в комнату – выпить водки на дорожку.

– Что у тебя там? – спросила, очнувшись от дремоты, Антонина Матвеевна.

– Пирожки, – ответила Лариса, – мамины.

– Дашь один? Что потеряла? Если водку, то бутылка у меня. – Антонина Матвеевна, оказывается, поставила бутылку под ноги.

Они сидели с теткой на диване, пили водку и закусывали пирожками. Молча. Игорь, Иван, Лена и Ника по очереди заходили в комнату и с недоумением смотрели на пьяную Ларису и тетку, которые разложили на диване пирожки и наливали водку откуда-то из-под стола. Никто не рисковал что-то сказать.

– Дура ты, Лариска, – сказала Антонина Матвеевна, с удовольствием жуя пирожок.

– Дура, – весело согласилась Лариса.

– Что-то устала я, – сказала тетка, – думаю, пора мне… того.

– Чего – того? – испугалась Лариса.

– Помирать пора. Знаешь, как хочу? Лечь, уснуть и не проснуться. Быстро. Только бы не болеть, не в больницу.

– Да что вы говорите? Вы же еще вон как держитесь…

– Держусь. Но надоело… Ты не поверишь, как надоело. Каждое утро заставляю себя встать, одеться. Гуляю по часам по дорожке. Триста шагов туда, триста обратно. Один раз дашь себе послабление, назавтра вообще не встанешь. А мне еще надо кое-что успеть сделать.

– Что?

– Бумаги все собрать, уложить в коробки. У меня ж хлама полно – дневники, письма, фотографии. Начинаю разгребать, сажусь и читаю. Не могу остановиться.

– А потом куда это все?

– Сжечь.

– Как сжечь?

– Элементарно. Вот Ивана попрошу, чтобы вывез меня на пустырь, и все сожгу.

– Зачем?

– А чтобы никто не копался. Как представлю, что Ленка своими ручонками полезет, аж тошно становится. Нет. Пусть после меня и следов не останется. Это моя жизнь.

– Жалко же.

– А что жалеть? Уже никого в живых нет. Одна я осталась. Было бы кому оставить – оставила. И то подумала бы двадцать раз.

Официальный статус ничего не изменил. Только то, что Лариса решила забеременеть. Через полгода она пошла к врачу. Итог – все анализы в порядке, никаких проблем, еще прошло слишком мало времени, чтобы говорить о бесплодии. Но она не успокоилась. Высчитывала «благоприятные» дни, измеряла температуру, поднимала ноги…

– Тебе не надоело? – как-то спросил Игорь.

– Что? – Она как раз лежала на кровати с поднятыми ногами.

– Вот это все, – злился Игорь, – мне надоело. Надоело, понимаешь?

– Не понимаю.

– У тебя в голове только одна мысль осталась – ребенок. Больше ты ни о чем не думаешь. Даже я для тебя стал… не знаю кем. Донором спермы.

– Что ты такое говоришь?

– Я говорю, что у меня пропадает всякое желание… Я не хочу тебя, понимаешь? Ты стала… Зацикленная. Что ты вдруг решила детей рожать? Как будто нельзя так жить…

Игорь ушел и лег на диване в гостиной. Лариса смотрела в потолок. Как раз сегодня она собиралась попросить его тоже пойти к врачу. А может, он прав? Может, она и вправду зациклилась? Врач тоже сказала, что все проблемы – в голове.

– Лариса, а Игорь дома? – позвонила неожиданно Лена.

– Его нет. Что-нибудь передать?

– Передай, чтобы он мне перезвонил. Срочно, – сказала Лена.

– Номер его мобильного…

– Я знаю его номер. Не отвечает.

Лариса положила трубку и подумала, что Лена сказала это «не отвечает» двусмысленно. С намеком. А может, показалось?

Еще через некоторое время позвонил Иван.

– Лариса, привет, Игорь не вернулся? – спросил он.

– Нет еще, а что случилось? Лена звонила.

– Тетя Тоня умерла.

– О господи. Когда?

– Неделю назад.

– Я звонила Игорю. Мобильный отключен.

– Да, я в курсе. Объявится, скажи ему.

– Иван, подожди, как это неделю назад? А почему только сейчас узнали? А хоронил кто?

– Позвонила ее подруга. Она и хоронила. Там еще какие-то знакомые были. Вроде все нормально – на Хованском.

– А почему вы… ничего не знали?

– Тетка в своем репертуаре. Мы же ей редко звонили. По праздникам там. Да я ее месяц назад видел. Возил в лес – она там коробки какие-то сжигала. Совсем с ума сошла на старости – стояла, смотрела на огонь и что-то бормотала. Как будто нельзя было в мусорку выбросить. А ее подруга сказала, что тетя Тоня не хотела нас… беспокоить. – Иван хмыкнул. – Не хотела, чтобы мы из ее похорон и поминок спектакль устраивали.

– Почему? – спросила Лариса.

– А то ты не знаешь! Тетка всегда была с прибабахом. То ли обиделась, то ли еще что. В общем, скажи Игорю.

– Да, конечно, скажу.