Татьяна Веденская - Девушка без имени Страница 16

– Ты хоть откуда? Туристка? – выпытывала она по дороге.

Ира замешкалась на несколько секунд, а затем кивнула.

– Туристка, да, – подтвердила она.

– Ну, летом от вас не продохнуть, – пожаловалась старушка. – У нас в подъезде теперь три этих… как их… не хосписа, а… слово похожее.

– Хостел? – предположила Ира.

– Ага, эта самая чертовщина. Проходной двор. Чемоданами всю лестницу в подъезде разбили. А ты что ж, тоже в хостеле живешь? – И старушка остановилась, принявшись сверлить Иру тяжелым взглядом, полным самых страшных подозрений. Кто знает, может, эта деваха вообще именно в ее, старушкином, подъезде лестницы-то чемоданами и портит.

– Нет-нет, – замотала головой Ира. – Я остановилась… у друга.

– Ага, у друга, – кивнула старушка многозначительно.

Определенно, что бы Ира ни сказала, старушка нашла бы способ, как обернуть ее слова против Ирины. Хорошо, что остановка была уже в двух шагах и троллейбус пришел почти сразу. Старушка выпускала Ирину из рук с большим сожалением. Ира даже испугалась, что та сядет вместе с нею в троллейбус. В конце концов, она скучала, а проезд для пенсионеров все равно бесплатный. Ира же оплатила билет, запихнула его в билетоприемник, прошла в поразительно удобный, полупустой салон троллейбуса и выдохнула только тогда, когда двери закрылись и старушка осталась стоять там, на остановке, провожая Иру полным неодобрения взглядом. Пожилые люди любят поговорить. Им, по большому счету, все равно – где, с кем и о чем.

Через десять с небольшим минут Ира действительно сошла с троллейбуса в месте, которое она сразу же узнала. Вчера она проходила тут, по этой набережной, когда искала нужный переулок. Она прошла по погружающимся в сумерки улицам, повернула направо и остановилась, разглядывая шестиэтажный дом с полуподвальным первым этажом. Дом был странным образом похож на тот, в котором располагалась мастерская художника Ивана Чемезова. Тот же стиль, скорее всего, те же годы постройки. Высокие потолки, высокие входные двери. Ирину интересовали окна на четвертом этаже. Кухонное окно занавешено светлым тюлем, два окна слева – тяжелыми плотными шторами. Но даже за ними можно кое-что увидеть.

Что в окнах квартиры на четвертом этаже не горит свет.

Глава 7

Посудомойка гудела размеренно и однообразно, и кроме нее ничто больше не нарушало возникшей вдруг тишины. Иван сидел за идеально чистым столом, держал в руках карандаш, который, вообще-то, поднял с пола, чтобы поставить в специальный стаканчик на подоконнике, но так туда и не дошел. Осел на стуле и залип, блуждая невидящим взглядом по интерьеру. Такое с ним нечасто бывало – так ошибиться в человеке.

– Знаешь что! – воскликнул наконец Сережа, теряя последние остатки терпения. – Я не собираюсь тут у тебя умереть с голоду в ожидании невесть чего.

– Невесть кого, – поправил его Иван. Поправил зло, хотя Сережа-то в чем был виноват? Ни в чем! Он просто под руку попался.

– Она не вернется, говорю тебе. Кто ходит в магазин по четыре часа, а? Это какие ж там должны быть очереди?!

– Но зачем ей это? – пожал плечами Иван. – Я не понимаю!

– Все ты понимаешь, – передразнил его Сергей. – Сам же ей в руки денег насовал. Может, для нее это – много? Может, ей этого на месяц хватит?

– А может, она потерялась! – предположил Иван, чувствуя закипающее раздражение.

– Ну так пойдем искать, – радостно кивнул Сергей.

– А если она вернется, когда нас не будет? Я же не дал ей ключа.

– Да-да, ты ей еще и ключ дай от квартиры, где деньги лежат.

– Не лежат у меня тут деньги, – фыркнул Иван.

– Ты сам – деньги. Вот ты дурак, а! Ну ладно, как хочешь. Если устанешь ждать, приходи в кабак. Только имей в виду: мы тебя там вечно ждать не будем.

– Я лучше вообще спать лягу, – пробубнил Иван, встал и отвернулся к плите, делая вид, что занят чем-то там таким важным, чайным, чашечным, ложечным. Сережа скептически склонил свою модно остриженную голову и зацокал:

– Ай-яй-яй, а еще говорил, что это – просто муза.

– Ты на что же, сволочище, намекаешь? – повернулся к нему Иван. – Ты понимаешь, что за это можно и в тыкву заработать?

– Конечно, если что, Сережу можно и побить… за правду. А за правду и умирать не страшно.

– Слушай, отстань, а? – выдохнул тот. – Шел в кабак – и иди себе. Ничего ты не понимаешь. Ничего я не хочу от нее, нет у меня больше никаких желаний. Не осталось, знаешь ли, все желания Наталья повысосала.

– Импотент? – усмехнулся Сережа и тут же отскочил от взбешенного Чемезова. – Ладно, ладно. Нет желаний – придут. Зная тебя, можно не сомневаться, что ты найдешь себе другую музу. Только я об одном прошу… – Сережа одним залихватским жестом напялил на себя свою шляпу и застыл в дверях квартиры, насмешливо рассматривая несчастного Ивана. – Не подбирай ты их больше на улицах.

Иван с облегчением закрыл дверь за одним из самых эффективных своих деловых партнеров, продолжая испытывать необъяснимое желание заехать ему прямо в чихающую физиономию. Вся проблема была в том, что Сережа говорил правду, и как бы Чемезов ни отбивался от этого факта, пропажа незнакомки в терракотовом платье беспокоила и злила Ваню несколько больше, чем если бы речь шла о работе.

Нарисовать можно много кого. И терракотовых платьев, в принципе, полно. Тогда что с ним такое? Чемезов закрыл глаза и увидел, словно вживую, смеющиеся изумрудные глаза Ирины, глубокий, пронзительный взгляд, словно крик о помощи. Черт его знает, чем эта девушка его зацепила. Может быть, как раз тем, что он так и не сумел ее раскусить? Отчего она так устала, отчего оказалась посреди улиц совсем одна, без копейки денег? Отчего ушла, не сказав ни слова? Отчего сказала, что ей больше неинтересны мужчины? А кто интересен? Женщины?

Где ее носит?!

Это задевало больше всего. Разве так поступают? Сказала бы – он бы просто дал ей денег, и дело с концом. Жалкие копейки. А с другой стороны, кто он ей, чтобы она берегла его чувства? Да и не должно быть никаких таких чувств, все это глупости, а если и нет, симпатия совершенно естественна между людьми, в ней нет ничего странного или неправильного, но она ничего не значит и ни к чему не обязывает.

И все же хорошо, даже хорошо, что она не вернулась.

Так думал Иван, бездумно расхаживая по квартире, из одного ее конца в другой. Наконец он остановился около стола в мастерской, взял в руки эскизы, сделанные накануне, принялся перебирать их, пытаясь определить, насколько удалось ему передать ту поразившую его необычность встреченной им девушки. Он вспомнил, как смотрела Ирина на стены церкви, сжав кулаки, словно перед нею стоял ее личный враг. О чем она думала?

О чем ты сам думаешь, Иван-дурак, Иван-идиот? Почему ты продолжаешь ждать ее? Закрой дверь, запихни ключ в кармашек льняного пиджака и иди к своему народу, пьянствуй во славу забвения. Но не напивайся, у тебя завтра много дел. Твоя жизнь идет своим чередом, и появление этой чертовой Ирины не может ничего изменить или отменить.

Завтра тебе нужно поехать в галерею, посмотреть на предварительные макеты каталогов к выставкам в Москве и Санкт-Петербурге. Нужно закончить «этюдище», большую работу, над которой бился уже целый месяц и предчувствовал, что конца-края не видать. Скоро и «Завалинку» заберут.

Нужно позвонить Наталье, как это ни тяжело. Сколько уже можно изворачиваться? Нужно научиться нормально общаться, как и положено взрослым, взвешенным, умудренным опытом, а главное, разведенным людям. В конце концов, они никогда не смогут расстаться до конца, у них дети.

Дети – это счастье. Это инструмент шантажа, в умелых Натальиных руках превращающийся в ниточки, за которые можно дергать так, будто Иван Чемезов – кукла, а не живой, свободный мужчина.

Свободный? Ха! Только не для его «Аленушки», не для Натальи. Оказалось, что даже после развода очень многое можно сделать с мужчиной, который безумно любит своих детей. И именно поэтому Чемезов в основном от Натальи прятался. Просил своих студентов отвечать ей по телефону, что его нет, он вышел, умер и уехал куда-нибудь, на Таганку, к примеру. Будет только вечером. Да, передадим, чтобы перезвонил. Да, телефон забыл. Да, идиот чертов.

Чемезов стоял рядом с ними и кивал, и малодушничал, наплевав на то, что именно подумают о нем насмешливые студенты. Взрослый, серьезный мужчина, ха! Наталья подозревала, конечно, что никакой Таганки нет. И бесилась, и изобретала новые и новые способы, как его достать. Приезжала лично, звонила Сереже. Продолжала дружить с матерью Чемезова. Свобода далеко не всегда приходит с разводом. Иногда Чемезов чувствовал себя Хоботовым[2]. «Это мой крест», – говорила Наталья, прикуривая.

– Ну и черт с вами, принцесса хренова! – пробормотал Иван, забрал с собой остатки виски и пошел в спальню-кабинетик, где он включил говорящий ящик, чтобы тот нес свою чушь, да погромче, да поглупее. Затем, переключая каналы, нашел новости и принялся их смотреть назло самому себе и всему свету. Хоть так он ей отомстит.