Евгений Попов - Каленым железом Страница 16

– А-а! Святоша! Очень приятно! Ты че сюда приперся? У тебя ж, говорят, одна ванная десять квадратов. Ты зачем сюда пришел, опиум для народа?

– Ванная комната у меня действительно довольно вместительная, – сказал человек, в котором Иван узнал попа из Покровской церкви. – Ванная у меня вместительная, – повторил этот человек. – Но дело в том, что я люблю париться и стараюсь, когда есть свободное время, посещать общественную баню. Кроме того, не опиум для народа, а опиум народа. Так будет правильней.

– А ты откуда знаешь, как будет правильней?

– Мы этот вопрос, дорогой товарищ, изучали в семинарии.

– Дак, а вы… это… разве вам можно такое изучать в семинарии? – ошалел слесарь.

– Не только можно, но и нужно, – отвечал поп, но уже нехотя.

Очурав Ивана, он заторопился.

– Постой, постой, – придержал его Иван. – Постой, разговор есть.

– Не о чем нам с вами говорить, дорогой гражданин, – хмуро сказал поп. – А кроме того, я тороплюсь.

– Да я… щас.

И Иван, проворно натянув одежду, вышел вслед за батюшкой, который ждать все-таки не стал, а пошел своим ходом.

И в самом деле, что ему за интерес?

Но пошел он своим ходом прямо в деревянную пивнушку, притулившуюся близ бани. И там Иван его догнал. В пивнушке было людно. Толкались. Поп угощался на воздухе. Слесарь обратил внимание на тот факт, что нос попа – красен.

Добыв пару кружек, Иван уселся на завалинке, вынул сушеную щуку и сказал:

– Располагайся, батюшка. Угощайся.

– Постою, – ответил батюшка, но все же присел. И рыбкин хвостик взял.

– Вот ты мне скажи, не знаю, как тебя зовут, – задушевно начал Иван. – Скажи, какой толк вот от этой твоей религии?

– То есть как это «толк»?

– Ну вот что я, например, буду от нее иметь, если вдруг стану боговерующим?

– То есть как это «иметь»?

– Ну как иметь? Ну, вот чем мне станет лучше, если я стану боговерующим?

– Где тебе станет лучше?

– Где? Сказал бы я тебе где… Как где? Здесь.

– А тебе здесь не станет лучше.

– А где?

– Там.

И поп указал на небо.

– И тут.

Поп приложил руку к сердцу.

– Э-хе-хе, – закряхтел слесарь. – Вот ты себя и обнаружил. Вранье все это! Вранье! Что там? Там наверняка ничего нету. Там – планеты. А в груде у меня и так полный порядок. Тьфу!

Слесарь с досады плюнул и попал попу на ботинок. Поп посмотрел на ботинок и ничего не сказал.

Но и ботинок не вытер.

Беседуя, взяли пива еще. Глазки служителя культа блестели, а слесарь был уныл.

– …впрочем, кроме этих, весьма отдаленных историй могу рассказать тебе другую, непосредственно происходившую на земле. Хочешь?

– Валяй, – отвечал задумавшийся слесарь.

– Был один человек, – торжественно начал поп. – Он жил во Владивостоке и был из командного состава торгового флота. У него было много денег и чудный дом посредине Владивостока. Моряк жил весело, в труде и праздности, а однажды он задумал уехать из родного Владивостока вдогонку за красивой женщиной, в которую он влюбился.

Тогда к нему пришли моряки из управления и сказали: «Продай нам свой дом. Мы из него сделаем контору, где будет производиться учет. Мы тебе дадим за это много денег».

Но штурман любил свой город, а также был богат. И он сказал: «Мне не надо никаких денег. Я дарю свой дом городу, и пускай здесь будет контора».

«Хорошо, – ответили моряки. – Вот тебе бумажка с печатью, что ты безвозмездно подарил нам свою жилплощадь».

И моряк взял бумажку и уехал вслед за красивой женщиной.

Прошли годы. Любовь не подтвердила его надежд. Моряк побывал в тюрьме и, будучи уже пожилых лет, оказался в городе К., где решил снова строить себе дом.

Для этого он пошел в исполком и сказал: «Я хочу построить себе дом. Дайте мне пятьдесят тысяч ссуды, которую я потом отдам».

«А вы кто будете такой?» – поинтересовались у него.

Моряк все про себя рассказал, не утаив, что он был также и в тюрьме. Последнее не произвело благоприятного впечатления, но дело заключалось не в этом.

«Вы поймите, – мягко объяснили моряку. – Вы, конечно, подарили дом. У вас есть справка. Но мы не можем давать ссуды с бухты-барахты. Это смешно. В крайнем случае поезжайте во Владивосток. Может быть, там для вас что-нибудь и сделают».

«Это что же получается? Что, во Владивостоке одна советская власть, а у вас другая, что ли? – обиделся моряк. – Когда было надо, я помог. Так пускай и мне сейчас немного помогут, когда я нищ и наг».

«Нет. Этого мы сделать не можем. В крайнем случае мы можем дать вам комнату где-нибудь», – твердо ответили моряку.

«Не надо мне вашей комнаты!» – закричал моряк. И поехал он не во Владивосток, а наоборот – в Москву.

Пошел он куда надо, но и там ему ничем не могли помочь. Потому что вообще-то, если говорить честно, претензии его были довольно смехотворны, если говорить честно.

Вышел тогда моряк на площадь. Горько ему, обидно, и вдруг видит он: прямо перед носом – кресты, купола.

Эх, думает, была не была. Где наша не пропадала. Обращусь-ка я к религии. Может, она поможет?

С превеликими трудностями добрался он до важного церковного чина и напрямик изложил ему все дело, предварительно честно объяснив, что сам он – человек неверующий и прибегает лишь по крайней нужде…

«Это неважно, – сказал чин. – А дело вы сделали божеское, отдав дом под контору. Сам я ничего не решаю, но буду целиком на вашей стороне. Оставьте адрес и ждите ответ».

И моряк, оставив адрес, возвратился в город К., где стал ждать, проживая в общежитии гормолзавода. И через определенное время его вызвали для вручения чека, по которому он получил в банке пятьдесят тысяч наличными деньгами. Вот так.

И поп, закончив, сильно выпил из кружки.

Слесарь слушал эту историю, переходя от уныния к радости и наоборот. Под конец он приободрился и при последних словах попа напал на него:

– А-а! Вон ты какие речи завел! Дескать, никто не помог, одна религия помогла. А-а! Вон ты как!.. Ну, погоди! Погоди! Ты дорассказываешься. Устроят тебе с такими историями… обедню.

– Это было во мрачные времена культа личности Сталина, – испугался поп. – И деньги старые. По-новому их было бы пять тысяч.

– А-а. Ну если старые, тогда – другое дело, – смягчился Иван. – А все-таки ты, наверное, врешь.

– Незачем мне лгать. Зачем? А тот человек жив. Он сам мне это рассказывал.

– Ну и что он, как? Живет в своем доме, что ли?

– Нет. Вот тут – плохо. Деньги не помогли ему. Покатился дальше вниз. Встретил я его уже в Норильске.

– Понял, – сказал слесарь. – Намек понял. Вот видишь, что получилось? Получилось, что те-то дело знали, когда не дали денег, а?

– Получилось, что знали.

– Вот тогда и получается, что твой рассказ ни к чему.

– Так я же ведь и не хотел, чтоб «к чему». Я просто рассказал. Без всякой задней мысли.

– Нет, уж тут ты не виляй. Не люблю! – опять распалился слесарь. – Без мысли или с мыслью, а религия твоя по новой терпит ужасное фиаско. Все! Точка! Молчок!

– Ну фиаско так фиаско, – забормотал поп. – Надоел ты мне. Я пойду.

– Посиди, че уж так сразу, – Иван почувствовал себя виноватым. – Сиди. Можем о чем-нибудь другом поговорить. Тебе сколько лет?

– Сорок один.

– И давно этим самым занимаешься?

– С детства открыл душу Господу.

– А родители что? Тоже при церквах околачивались?

– Нет. Тут обстоит сложно. Отец у меня был красный генерал, атеист, неверующий, а мать – уборщица. После смерти отца открыла душу Господу и меня воспитала христианином.

– Однако опять ты врешь! Как же это так? Отец – генерал, мать – уборщица. Разве так может быть?

– Все может быть.

– Как же это так? Вот у меня, например, мать тоже долгое время работала уборщицей, так и отец рубил мясо на колхозном рынке. А у тебя… Нет, тут что-то не то. Странно.

– Странно так странно. Отвяжись. Странно ему… Да и какая тебе разница? Оба они уже давно в сырой земле, царство им небесное, вечный покой.

И поп осенил себя крестным знамением.

– Мои тоже копыта откинули, – задумчиво сказал Иван.

Поп покривился.

– Ну вот, видишь ты как! Разве ж так можно? «Копыта откинули»! Ведь ты говоришь про величайшее таинство на земле. Про уход в небытие. Ты если не уважаешь уход в тот мир, так хоть уважай своих родителей.

Иван не согласился.

– Хоть и складно ты мелешь, батя, а все-таки я на твои речи плюю. Я тут чую вранье, и ничем ты меня не перешибешь и не переубедишь. И – точка. Молчок.

– Значит, ты своих родителей не уважаешь?

– Я не уважаю своих родителей? – возмутился Иван. – Да я тебе знаешь щас что? Да я – мать, маму милую… Я тебе знаешь что?

– Ну ты! Тише, тише! Что размахался? – прикрикнул поп.

Иван сник.

– Оно конечно. Зачем понапрасну махать. Я тебе лучше расскажу.

– Вот. Рассказывать рассказывай, а рукам воли не давай.

– Да ладно. Я это так. В общем, я почти всю жизнь жил с матерью один, потому что наш отец давно умер.