Алиса Гаал - Бездна. Девушка. Мост из паутины. Книга первая Страница 16

– Холодная вода… я очень хочу пить. Пожалуйста!

– Вода, – мужчина показал ей на отставленный стакан.

Вера почувствовала, что расплакаться сейчас все равно, что начать активно барахтаться в воде при виде акулы. Они проверяют ее на прочность… что ж…

– Послушайте, – она глубоко вздохнула и, посмотрев в глаза мужчины, проговорила медленно, четко выговаривая слова, – я не пила со вчерашнего дня! Если со мной что-то случится по вашей вине, вам придется объясняться с консулом моей страны. Хочу вам напомнить, что даже осужденный имеет право на еду и питье.

– Не волнуйтесь, – холодно отозвался «серый» человек на неплохом английском, – вы получите все необходимое в отведенные часы, как остальные заключенные.

– В отведенные часы после обморока? – насмешливо поинтересовалась Вера.

– Стакан воды вы получили. Не примените рассказать об этом вашему консулу.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась Вера, – у меня хорошая память.

Мужчина смерил ее долгим взглядом и громко обратился к стоящей у двери женщине, после чего вскочил и быстро заходил по комнате, искоса поглядывая на Веру. Несколько минут спустя в дверях показалась женщина с железным подносом, на котором стояли кувшин с водой и тарелка с салатом и рисом. Поблагодарив, Вера осторожно поднесла к губам стакан с водой, ожидая подвоха, и удовлетворенно вздохнула: вода была нормальной комнатной температуры и пусть не охлаждала в такую жару, но хоть как-то утоляла жажду. Поймав себя на этой мысли, она пришла в ужас: как оказывается просто за несколько часов заставить человека ценить стакан воды, обыкновенный стакан воды! «Ловко же вы работаете!» – отметила она про себя. «Серый» человек с любопытством смотрел на нее. Вера медлила, не желая дотрагиваться до риса под его бдительным присмотром.

– Угощайтесь, – неожиданно приветливо произнес он.

Придвинув тарелку, она не спеша принялась за нежданный завтрак.

– Я делаю для тебя исключение, – прозвучал самодовольный голос, – надеюсь, ты запомнишь и оценишь.

Подчеркнуто покровительственный тон окончательно привел ее в чувства, и, подняв глаза, она столкнулась с изучающим взглядом серого человека. Он осматривал ее откровенно, нагло, ощущая себя хозяином положения, а ее… Слабость отступила, и Вера, как всегда случалось в неприятные моменты, почувствовала странный прилив энергии: не зря во время симуляции экстренных ситуаций инструкторы не раз отмечали ее способность собраться в критический момент. И действительно, в ней словно раздавался щелчок, и она начинала действовать хладнокровно и механически, словно выполняя приказы бесстрастного голоса, доносящегося откуда-то изнутри. Так и сейчас, инстинктивно почуяв опасность, она мобилизовала силы на борьбу с ней.

– Я запомню! – Вера смерила его холодным взглядом. – Стакан воды и тарелку риса невозможно забыть. Советую и вам не забывать о ваших прямых обязанностях.

– Если думаешь, что таким будет твой ежедневный обед… ты сильно ошибаешься, – он вышел из себя.

– Меня вполне устроит стандартный обед других заключенных. Надеюсь, за регулярность мне не придется быть признательной?! – Вера отставила тарелку и, дежурно поблагодарив, поднялась.

Когда ее вели по коридорам, мимолетную вспышку сил сменил накатывающий прилив слабости. Унизительные проверки, уготовленные всем новоприбывшим, казались бесконечными. Она на секунды закрывала глаза, силясь унестись далеко от этого места, вспоминая причудливые узоры капель дождя на стекле. Наконец ей выдали форму: широкие, не по размеру, кофту и штаны в болотную полоску. В порыве, не поддающемуся контролю и здравому смыслу, Вера упиралась, не желая расставаться со своими вещами. В тот момент одежда приобрела иной смысл – она отчаянно цеплялась за нее, как за клочок прежней жизни, крошечную частичку своего «я». Осознавая, что, по сути, это ничего не изменит, она была бессильна совладать с собой, ей казалось, что, натянув на себя эту безликую тюремную форму, она исчезнет и родится другая Вера – заключенная, сливающаяся с сотнями таких же, как она, людей в болотной полоске, бесправных и несчастных. На нее кричали, а она медлила, как во сне, судорожно хватаясь сначала за блузку, потом за джинсы. Одна из тюремщиц, заорав, ударила резиновой дубинкой рядом с рукой Веры, надеясь, что та разожмет ее, и замахнулась еще раз, но, не ударив, резко опустила руку. Возможно, ее остановил полный ужаса и изумления взгляд. Вера, вздрагивая, наблюдала, как ее вещи резко ускользают из рук и, наконец, стиснув зубы, натянула ненавистную одежду.

Тюремщица, больно вцепившись в локоть, тащила ее по коридору. Эти минуты навсегда поселятся в памяти: коридор, по обе стороны которого железные двери с крошечными отверстиями и удары дубинкой о стены. К этому звуку ей еще предстоит привыкнуть. Вера ускорила шаг, стараясь не отставая избежать криков, но рука, просто так, удовольствия ради, продолжала грубо толкать ее вперед. «Ну вот, – пронеслась мысль, – я учусь подстраиваться под чужие шаги. В первый день! Что дальше?» Железная дверь отворилась, в последний раз ощутив толчок в спину и услышав удар дубинки о железо, Вера оказалась в темной камере. Дверь захлопнулась. Стоя в полумраке, она огляделась: в маленькой камере не было окна, единственный источник света поступал через крошечное отверстие в двери. Тесное, душное, замкнутое пространство кишело людьми. Вера насчитала шесть человек, некоторые полулежали, и она в замешательстве отметила, что им едва хватает места вытянуть ноги. Но самым кошмарным был воздух: зловонный, спертый, удушливый… воздух, в котором не может существовать живой человек. Обитатели камеры с интересом изучали прислонившуюся к стене девушку. Вера старалась сдерживать дыхание, настолько омерзителен был каждый вдох. Ноги подкашивались, ей вдруг стало очень плохо и очень страшно. Она не заметила, как медленно сползла по стене и оказалась на полу. В шаге от себя увидела вделанный в пол небольшой железный чан, и через минуту склонилась над ним, чувствуя, как выворачиваются внутренности. С трудом поднявшись, дрожа, Вера попыталась найти воду, но донесшийся издалека голос объяснил ей, что воды в камере нет. Ей указали на ее место – на крошечном клочке бетонного пола лежала соломенная подстилка. Этот кусок, поближе к сортиру, ей выделили как новенькой, лучший придется отвоевывать. Беспомощно опустившись на пол, Вера почувствовала, что разрывается: она лежала здесь, в зловонной камере, в окружении незнакомых людей, вдыхая запах немытых тел и отходов человеческой жизнедеятельности, а на нее глазели с любопытством, как на зверюшку в зоопарке. Ей захотелось исчезнуть, закрыться, запретить им разглядывать себя в таком состоянии. Но все, что у нее теперь было, – это крошечный кусочек бетонного пола и подстилка из жесткой соломы. Она отвернулась к стене и беззвучно заплакала. «18 августа 2006 года, – отметила про себя Вера. – Черный день в моем календаре».

***

Шли минуты, часы, Вера, не шевелясь, лежала на соломенной подстилке, провалившись в лихорадочный полудрем, но даже эти минуты не дарили облегчения: она всегда знала, где окажется, проснувшись; ни на секунду со дня ареста забвение не дарило ей иллюзию, что происходящее есть лишь дурной сон. Хотя, кто знает, может оно и к лучшему? Каждый вдох давался с трудом, но, если в первые минуты она панически боялась задохнуться, теперь же с удивлением констатировала, что продолжает дышать. «Неужели от этого воздуха не умирают?» – спрашивала она себя. Ей казалось, что зловонный воздух, наполняя легкие, засоряет их гниением. Окружавшие ее дышали ровно, не прилагая особых усилий, – как им это удавалось? Ведь к этому невозможно привыкнуть, с этим невозможно смириться. «Не знаю за какие преступления люди отбывают наказание в этой тюрьме, но те, кто создают им подобные условия, совершают не меньшее преступление», – размышляла она. Было что-то античеловеческое в окружающей обстановке: в крошечной темной камере, в жутком воздухе и антисанитарных условиях. Здесь словно отрицалась жизнь с ее яркими красками, солнцем, чистым воздухом и создавалось искусственное подобие преисподней. Да, если бы можно было представить ад, Вера наполнила бы его этим запахом, мрачностью, обреченностью. Нарочито, агрессивно заключенному демонстрировали, что его человеческая сущность осталась за пределами тюрьмы, внутри которой он превращается в тень, в жалкое подобие человека. Его лишали главного – самоуважения, чувства собственного достоинства, пытаясь превратить в животное. Все ее существо восставало против происходящего; нарастающие гнев и злость возвращали силы. Голова кружилась, больно ныл живот, но глубоко внутри раздался щелчок, и Вера ощутила, что переживает знаковый момент: если у нее не хватит сил подняться сейчас, то моментально ослабнув, она пойдет ко дну. «Неужели, – сказала она себе, – я так слаба, что сломаюсь в самом начале? Облегчу работу этим нелюдям? А когда докажут мою невиновность, выйду отсюда с печатью этого дикого места? Нет! Я не позволю им сломать меня. Скоро, скоро все это закончится, а пока я научусь защищать себя». Приподнявшись и сжав руку в кулак, Вера едва слышно проговорила: «Я буду дышать даже этим воздухом, но буду дышать! И пить вашу затхлую воду, и есть ваши помои! А потом выйду из этого крысятника и забуду об этом навсегда!» Оглянувшись, она увидела, как, поглядывая на нее, люди тихо переговаривались на непонятном языке.