Александр Ломтев - Лента Мёбиуса Страница 16

На следующий день и еще через день в окрестных дворах только и разговоров было, что о рухнувшем доме да о чудом оставшихся в живых Синицыных. Вот ведь судьба как распорядилась, рассказывали друг другу окрестные, как повезло этим Синицыным. Надо же, никто их толком и не замечал, а они вон как… И вроде бы радовались, что старикам так повезло. Но и что-то потаенное проскальзывало, нехорошее что-то. Вот, мол, пожилые Синицыны живы, а маленькая Настя – нет. Нет, Синицыны тут, конечно, ни при чем. А все ж таки…

В далекой Болгарии, в городке Габрове по узким улочкам расплескался карнавал. День дурака, праздник смеха и шутки. Народ толпами бродил по косоватым брусчаткам городка, пыхтя, поднимался по склонам к музею юмора, останавливаясь у кафе, шарахаясь от хлопушек и петард.

Гремела музыка, мелькали разноцветные прожекторы, вспыхивали в темнеющем небе фейерверки. Нет, зря бывшие сослуживцы Синицына, говаривали, бывало: «Курица – не птица, Болгария – не заграница». Заграница, заграница, самая настоящая заграница. Непривычная, прямо-таки пугающая вежливость всех и каждого, предупредительность персонала гостиницы, а особенно продавцов магазинов (все казалось, что принимают за кого-то другого, важного), сверкающие по ночам витрины и нереальная чистота улиц… День на третий супруга даже всплакнула: что-то, мол, тоска какая-то напала, домой хочется.

В старом районе городка было особенно шумно, весело и толпливо. Синицыны, крепко сцепившись под локоток, чтобы не потеряться в людском потоке, плыли по течению, смотрели, разинув рот, на невиданное раньше разнузданное веселье и поначалу боялись заблудиться, но потом поняли, что гостиницу с непривычной надписью Hotel, стоявшую на горе над городом, видно из любой точки Габрова, и успокоились. К тому же почти все болгары постарше прилично говорили по-русски.

Совсем умаявшись, Синицын потянул жену в сторону. Они нашли спокойный уголок на тротуаре и, примостившись у старой шероховатой каменной стены двухэтажного, похожего на игрушечный замок дома, принялись жевать какое-то очень сочное и горячее печево, купленное «за пять левых» минутой раньше с лотка. Вдруг сверху раздался такой крик, свист, улюлюканье и взрывы петард, что Синицын-сам едва не подавился. Они подняли головы и увидели: на балкон, что полукругом нависал прямо над ними, из глубины комнат вывалила толпа веселых, пьяных людей и начала забрасывать людской поток серпантином, конфетами и фруктами.

Где-то около двенадцати, когда слегка отдохнувшие Синицыны решили потихоньку пробираться назад, к отелю, балкон внезапно рухнул!..

Утром о происшествии в Габрове сообщили по болгарскому национальному каналу. Всерьез почти никто не пострадал, за исключением двух русских туристов

Син-ни-динних, которые в момент несчастья стояли прямо под балконом, оба погибли…

Когда известие о гибели Синицыных дошло до родины, сначала никто не поверил. Да не может такого быть! Но поверить пришлось. Хоронить Синицыных привезли на местное кладбище…

Все-таки в новом ряду оказалось не двенадцать, а четырнадцать – строго по числу жителей рухнувшего дома – свежих песчаных холмиков. Никто ни на кладбище, ни позже не произнес этой фразы. Ни один человек. Но этого и не требовалось, поскольку читалась она во взгляде, в молчании, в поднятых бровях буквально каждого: «От судьбы не уйдешь»…

Хорошо катить вечерней дорогой по вялому крымскому серпантину, где-нибудь в районе Коктебеля. Лететь себе на хорошей машине, под свист ветерка в открытом окне, под нездешний далекий джаз из приемника, под медленные отпускные мечтательные мысли… Хорошо бы родиться где-нибудь здесь, у подножья потухшего миллион лет назад Карадага, жить неспешно, баловаться спелым виноградом, размеренно что-нибудь работать, не наживая особого достатка, и быть всегда в благодушии, в бодрости и в здоровье…

…………………………………………………………….

Хорошо родиться в окрестностях Коктебеля. На рыжем теплом склоне длинной плоской, как стол, горы, с видом на синее море, среди пахучих крымских трав, зарослей шиповника и терпко-сладкого кизила. Хорошо вместе с мамой впервые выйти из тесного жилища на свет божий. А потом пространство за пространством, купину за купиной, тропку за тропкой осваивать этот огромный, горячий от вечного южного солнца мир.

И чувствовать за спиной семью, и все общество, и знать, что как бессмертен мир, так бессмертен и ты сам. И жить, нанизывая день за днем на нескончаемую нитку времени.

И расти, и набираться опыта, и искать себе подругу – девушку скромную и работящую, чтобы не очень-то щетинилась перед мужем и могла отличить съедобный шампиньон от поганого гриба, а первые спелые виноградины – детям…

И любить эту землю, и узнавать о ней все больше и больше – и хорошего, и полезного, и жестокого, порой.

И с самого детства слушать рассказы о еде, об обществе, о правилах жизни, о дальних местах и, конечно, о Черной Полосе. Вообще-то, она не черная, а скорее серая, но так уж в обществе повелось называть ее торжественно и с легким оттенком страха – Черная Полоса.

Нет-нет, да и вздрогнешь, вспоминая те чувства, которые охватили тебя, несмышленого еще, когда мама впервые привела тебя к этому месту. Вдруг вместо горьковато-сладкого духа разнотравья родных склонов пахнуло жутким запахом нежити – острым, громким, ядовитым. Таким, что нестерпимо захотелось чихать и чихать, пока не прояснится в голове и не окажешься подальше от этого поганого места. А чихать-то здесь, да и вообще зевать никак нельзя: налетит Судьба, прогремит небесным громом, ослепит нестерпимым светом – и нет тебя. Ищи теперь тебя свищи в Раю, среди других, уже унесенных туда Диким ли Зверем, Жуткой ли Птицей или еще каким неведомым нам способом сородичей. Хоть и утверждают старики, что в Раю очень хорошо – много винограда, деликатесных улиток, родники бьют чистейшие и никакой опасности, никакой Черной Полосы, а все ж никто еще добровольно туда не захотел, и всяк старается дни свои на этой земле – пусть и в трудах, и в заботе – а продлить на подольше…

Да-а-а… Жуткое место…

А все же кто посмелее – ходят через страшную полосу, поскольку именно там, на Той Стороне, самая наилучшая еда, от которой детишки растут быстрее, а жены становятся нежнее и снисходительнее. Улитки. Говорят, в дальних странах даже Большие Чужие едят улиток и нахваливают…

Рано или поздно и ты наберешься мужества и бросишься со всех ног через Черную Полосу. Задержав дыхание, вперед, вперед, вон до той белой отметины, а там уж всего половину добежать… А кто не может решиться, смотрят с завистью, вроде как ты виноват, что похрабрее, вроде как своей храбростью других обижаешь…

Сложная штука – взаимоотношения. Общество. Вот и рядом бывает трудновато: наежатся друг на друга соплеменники, порастопырятся – не подходи, мол… А и врозь бывает нестерпимо. Опять же – семья… Как без семьи, без детишек… И судьба у всех разная. У каждого своя Судьба. У соседа – своя, у тебя – своя…

И не знаешь ты, что тебя, познавшего жизнь и не раз уже пересекавшего опасную Черную Полосу, чтобы принести в дом наилучшую еду с Той Стороны, жизнь уже сегодня ночью, когда самая пора идти за пропитанием, столкнет с твоей Судьбой!

А вначале все будет как обычно. Каменистая тропка среди кизиловых кустов, богатая россыпь звезд в чистом до прозрачности черном небе….

Короткая остановка перед поганым местом (надо собраться с духом), и как головой с обрыва – бросок вперед. Быстрей, быстрей, быстрей!

Вот уж и белая отметина, от которой только вторую половину добежать. Но…

Но вдруг жуткий скрип остановит тебя, а сердце в груди забьется со страшной силой. Вспыхнет вокруг нестерпимый свет, окруженный непроницаемой чернотой, и что-то большое и страшное нависнет над тобой, маленьким, беспомощным и беззащитным – Судьба!

И в угасающем от ужаса сознании вспомнятся рассказы стариков о Клинической Смерти, которую кое-кто из них якобы пережил. Да уж не якобы, правы были пожилые соплеменники: вот оно, все так – и рев трубный, и свет, и Рай уж мерещится впереди…

Но ничего не произошло, зазвучал лишь грохот с небес, складывающийся в какие-то звуковые знаки:

– Ну… оже… ы… ме… шо… сигол… ысь… сдо… ги!

И несусветный потусторонний вой: ба-ба-а-а..

Видно, рано тебе еще в Рай, видно, ошиблась Судьба – не тебе суждено вкушать райский виноград, не тебе пить чистейшую райскую водичку…

И отдышавшись на Той Стороне и думать забыв о деликатесных улитках, ты только под утро решишься с останавливающимся сердцем вновь пересечь Черную Полосу, чтобы вернуться к семье и рассказать, как чудом ушел от Судьбы. Или не рассказывать – не поверят еще, на смех поднимут…

…………………………………………………………….

…А солнце, только что слепившее глаза и плавившееся в топком асфальте, вдруг провалилось за черный Агармыш, где, по уверению древних греков, и находится вход в грозный Аид. И надо включить ближний свет, а чуть позже и дальний. И мир охлопывается до облака света, которое рождают фары, и выплывают из тьмы придорожные кусты, одинокий пешеход, указатель или забытая на привязи полудикая крымская коза.