Виктория Токарева - Муля, кого ты привез? (сборник) Страница 17

Самолет взлетел и тут же разгерметизировался. Летающий гроб. Пришлось вернуться обратно в этот же аэропорт.

– Сели, – с облегчением сказала я Генриху Боровику.

– Сели, – согласился он. – Только где?

Он был уверен, что мы уже разбились и сели на том свете.

Я не сдавала багаж и тихо, по-английски покинула делегацию. Вышла на улицу. Обернувшись, я увидела через стеклянную дверь, как вся делегация поднимается по лестнице в зал ожидания. Будут ждать, когда починят самолет.

Что их гонит? За чем они устремляются за тридевять земель на скомпрометированном самолете? Потом поняла: за собой. Они хотят прокричать свои ценности, которые они накопили за жизнь. Они хотят быть не в ауте, а в центре поля, играть свою игру. Совсем недавно им внимала вся страна, а сейчас это никому не интересно. Они замкнулись в своем самолюбии, но им необходимо крикнуть: «Я царь еще!» И за этим они летят в Уфу. И не жаль им здоровья, не надо денег. Святые люди.

Еще в самолете я обратила внимание на политика из Дагестана. Он сидел в кресле и готовился к докладу. Когда стало известно, что самолет технически неисправен, он не поднял головы от блокнота, продолжал накидывать тезисы. Особое кавказское достоинство: не обнаружить страха перед смертельной опасностью. Разобьемся – значит, такова воля Аллаха. Не попрешь ведь против Всевышнего.

Даже в период смуты такие люди не теряют своей человеческой сущности. Им – спокойно. И с ними – спокойно.

Я возвращалась на такси домой. За окном мела поземка. Декабрь. Я жадно всматривалась в то, что за окном. У меня было чувство, будто я спаслась, выскочила из горящего дома и живу дальше.

Когда я вернулась, мне открыла домработница. Она меня не ждала. У нее были свои планы на мое отсутствие. Я явилась как с неба в прямом и переносном смысле. У домработницы покривилась морда. Голые сиськи висели до пупа. Собралась мыться.

Я для нее – нефтяная скважина, которую хорошо бы выкачать до дна. Ее интересует только прибыль, как и западных издателей, а я сама как таковая не нужна ей тыщу лет, и, если бы я грохнулась с самолетом, она собрала бы свои шмотки, прихватила мои и пошла искать следующую нефтяную скважину.

А что бы я хотела? Преданности и любви за свои деньги. Но любовь за деньги не бывает. Любовь – только за любовь. И преданность – только за преданность.

Ланочка осталась одна.

Сын уехал в Германию, пытался там пристроиться. Миша – на Ваганьковском кладбище, недалеко от братьев Квантришвили. Ланочка – у себя в квартире, без копейки. У нее поразительная способность: не меняться, ни внешне, ни внутренне. Она такая же стройная, улыбчивая, доброжелательная. Так же не расстается с Мишей, устраивает его выставки.

Картины не продаются. Выставки не дают никакого дохода. Наоборот, надо заплатить за аренду помещений, за то, чтобы привезти картины и развесить. Ланочка тратит последние сбережения, но она знает, что Мише это НАДО. Она все делает для Миши.

Организаторы выставок идут ей навстречу. Они чувствуют и понимают, что Ланочка – ангел, и тянутся на ангельский свет. Этого так не хватает в сегодняшнем обществе, насквозь циничном, где все имеет свою цену.

Однако надо зарабатывать. Ланочка изучала в университете физику и математику и может преподавать. Она набирает учеников и бегает по частным урокам. Готовит школьников к поступлению в вуз.

Ученики – самые разные. Есть способные, средние и нулевые. Мальчик с редким именем Тихон весь урок смотрит в окно, думает о своем. Ему неинтересно. Ланочка изо всех сил пытается переключить его внимание на себя, но тщетно. Он необучаем. Лана идет к родителям Тихона и объясняет, что мальчика надо не учить, а лечить. Родители не удивляются и не пугаются. Они и сами знают проблемы своего сына. Просто решили попробовать: а вдруг получится… Не получилось.

Все без исключения ученики Ланочки поступают в вузы. Ланочка имеет высокий рейтинг, как сейчас говорят. Она завалена учениками. Спрос превышает возможности.

Ланочка отказывается от посредственных, оставляет только одаренных.

Работа становится интересной. Эти молодые, новые люди – готовые личности. Они чисты, наивны, красивы.

Какие дети – такое будущее… Послевоенные дети были другие, более зажатые, что ли, зашоренные, задуренные обществом. «Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полет…» А сейчас компьютер – искусственный разум. Интернет – всемирная паутина. Всего два поколения, а люди как с другой планеты. Уму непостижимо…

Однажды Ланочка возвращалась с последнего урока, уставшая как собака. Во дворе своего дома споткнулась на ровном месте и грохнулась с высоты своего роста. Успела подставить руку. Рука хрустнула и исчезла. Ланочка ее не чувствовала. Поняла, что сломала.

Она валялась на земле, пыталась подняться. Не получалось. Она перестала пытаться, просто повернулась на спину, лицом вверх и зарыдала. Над ней стояла луна – огромная, круглая, яркая. Полнолуние. В такие ночи просыпаются вампиры и отправляются на охоту.

Ланочка понимала: никто не придет и не поможет. Если только вампир: подойдет и прокусит горло. Миши больше нет, а без Миши ничего не надо. И жить неинтересно и не хочется.

Ланочка лежала час, может, полтора. Двор был пуст. Никто не подошел. Все сидели по домам. Мобильный телефон валялся где-то дома разряженный. Связь с миром отсутствует. Однако не лежать же тут вечность. Она встала кое-как и пошла домой, держа руку под углом, прижав к груди.

Наша бывшая соседка Людка не исчезла с горизонта. Она звонила мне, а чаще Ланочке. Людка, как и все, нуждалась в деньгах и продавала свои фамильные драгоценности. У нее были серьги Натали Гончаровой, жены Пушкина. Так это или нет – проверить невозможно, но в их стоимость Людка включила тот факт, что серьги когда-то качались в ушах красавицы Натали. Серьги были похожи на маленькие арфы и отвлекали от лица.

Я, естественно, их не купила. У меня и уши не проколоты. Ланочка тоже не могла себе позволить бриллианты величиной с фасоль.

Людка тщетно искала покупателей. Богатых еще надо поискать, а за бесценок отдавать обидно.

Я забыла сказать, что Людка была хорошим, опытным редактором. Она работала в серьезном издательстве, которое выпускало альбомы художников. Но при перестройке издательство развалилось. Рассыпали уже набранные альбомы. Все под нож.

Людка оказалась без работы и без денег, разумеется. При ней остались только серо-зеленые глаза с карим треугольничком и серьги Натали Гончаровой.

Ко мне обратился артист кино, в прошлом красавец, ныне драный петух. Он захотел написать историю своей жизни с ее небывалыми взлетами. Эта история должна была остаться потомкам.

Прошлый красавец позвонил мне по телефону, наговорил комплиментов, типа я поклонник вашего таланта…

Я не понимала: что он хочет? Что может хотеть драный петух от утки? Петух сообщил, что хочет нанять меня летописцем его жизни. Он мне наговорит на магнитофон, а я потом расшифрую и запишу с присущим мне блеском.

Я не обслуживаю чужие замыслы. У меня есть свои. Да я и не умею расшифровывать. Для такой работы есть специально обученные литераторы.

Я тут же вспомнила о Людке и подсунула моему заказчику Людкин телефон.

Интрига удалась. Людка с удовольствием записывала и расшифровывала чужую жизнь. Она оказалась при деле и при деньгах.

Людка поблагодарила меня по телефону. Я благосклонно приняла благодарность. Потом она позвонила во второй раз – в общей сложности семнадцать раз с одними и теми же словами. Это было похоже на чеховский рассказ, где чиновник в театре чихнул на лысину генерала и после этого извинялся бессчетное число раз, до тех пор пока генерал не затопал на него ногами.

Я ногами не топала, но стала бросать трубку при звуке Людкиного голоса. При этом говорила: «Плохая связь, я ничего не слышу».

В первой половине жизни годы тянутся медленно, а во второй половине – мельтешат.

Постаревшая Людка в один прекрасный день пришла к постаревшей Ланочке.

– Я принесла деньги. – Она достала пятьсот евро одной бумажкой. – Спрячь их у себя.

Ланочка смотрела непонимающе.

– У меня дома проходной двор. Сопрут, – объяснила Людка. – А у тебя тихо. Найди тайник и спрячь.

Ланочка подумала и спрятала купюру в письменный стол.

У нее был антикварный письменный стол с маленькими дверцами, которые запирались на игрушечные замочки. Эти замочки можно было вскрыть одним ногтем. Но никому такое в голову не приходило. Ланочка жила тихо и уединенно.

Ланочка спрятала деньги. Далее они сели пить чай.

Людка жаловалась на внука, который помешался на гитаре. К нему приходят такие же, и в доме невозможно жить. И запретить невозможно, иначе внук начнет уходить неизвестно куда, к пьянству и наркоте.

Ланочка сочувственно кивала и с ужасом думала о том, что забыла имя Людкиного внука. Она последнее время все забывала, особенно имена.