Олег Рой - Маскарад на семь персон Страница 17

Приглашение – белое с золотом – выглядело таким роскошным, как будто свадьба предстояла как минимум королевская.

Игорь разглядывал сложенный книжечкой плотный глянцевый прямоугольник и добродушно хмыкал: Мотька хоть наестся как следует, а то вечно как недокормленный ходит, мослы торчат, рубашки и штаны, как на вешалке, болтаются. И не просто наестся – а благородных яств отведает, каких небось в жизни не пробовал.

Игорь видел свадебное меню – называть все запланированные блюда едой язык не поворачивался, только яства, деликатесы сплошные. Родители, на седьмом небе от счастья – наконец-то сынуля внял их мольбам, – готовы были в лепешку разбиться, чтоб устроить свадьбу по высшему разряду, от «королевских» приглашений до бесконечной отработки банкетного меню.

Сам он, глядя на всю эту суету, только посмеивался: в конце концов, еда – это просто еда. Хотя, спору нет, устроено все оказалось очень красиво. И Кристина посреди всего этого великолепия выглядела настоящей принцессой.

13 января 20… года

Вечно Кристина из себя принцессу Диану изображает, несколько раздраженно размышляла Алла. Впрочем, ресторан ей более-менее понравился: несколько аляписто (на работе она именовала подобный стиль «шиком по-шапитовски»), но обслуживание вполне приличное, и в целом ничего, миленько. Это Игорек хорошо придумал – собраться.

Пухлый кожаный диван охватывал заставленный яствами стол подковой, и наблюдать за однокашниками было удобно. Сдвинув на затылок выданную Игорем лисью маску и поклевывая закуски (не есть же она сюда пришла, в самом-то деле!), Алла с интересом разглядывала бывших однокурсников. Кто ты теперь? Чего достиг? Какую пользу из тебя можно извлечь?

У Карена все квартирные проблемы, похоже, решены. Сияет и рассказывает то про молодую жену, то про новую машину – в одинаково восторженных выражениях. И к напиткам не притрагивается. К алкогольным, в смысле. Даже чокается апельсиновым соком – за рулем, мол.

Копылова… Тут непонятно, понаблюдать, послушать, поспрашивать надо. Странная все-таки. Ведь действительно «не изменилась», в смысле – не постарела, Кристина-то права. А выглядит по-прежнему серым чучелком. Овца и есть овца. Хоть бы губы, что ли, накрасила. Личико-то у нее приятное, а – второй раз не взглянешь. И морщин нет, и кожа не обвисает (вот повезло дуре), а физиономия – никакая. Сидит тихонечко, голоса не подает. Завидует, небось.

У Громова, похоже, тоже с головой не все в порядке. Зачем пришел – непонятно. Ясно же, что… Алла вдруг вспомнила неизвестно откуда: «Он чужой на этом празднике жизни». Вот и сидел бы, раз уж явился, тише мыши и не отсвечивал. А ему положение «бедного родственника» вроде бы и не в тягость вовсе. Кристину изучает пристально, испытующе, на Игорька глядит словно бы одобряюще. А у самого на лице написано: господа, я явился, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. Может, скандал намеревается устроить? Например, сообщить самодовольному Игорьку, что его дочки, которыми тот всем уже все уши прожужжал, – вовсе не его дочки. В смысле: не папа ты им, Игорек. И ведь теоретически насчет старшей – вполне может быть. Вот только Громову-то откуда это знать? Вряд ли Кристина стала бы его ставить в известность, ей эта беременность совсем для другого была нужна. Да и вряд ли, она ведь совсем не дура. Нет, скорее всего, с отцовством Игорька все в порядке. Но лицо у Громова и впрямь… странное. Посматривает на всех с каким-то совершенно неуместным нетерпением. Как будто ждет, что всех присутствующих сейчас прохватит понос, да такой, что и до дверей с изображениями девочки и мальчика добежать не успеют. И будут все в… поносе, а он – в «жениховском» костюмчике.

Что за мысли в голову лезут? Алла чуть отодвинула тарелку. Черт его знает, Мотьку этого. Кто там настоящий отец Кристининых с Игорьком дочурок, ее, Аллы, не касается. Но ведь с этого психа заученного станется и подсыпать всем что-нибудь – безвредное, но противное, типа слабительного.

Стасик вон, снисходительно отмечала она, ни о чем таком не думает, весь сосредоточился на еде: этого попробует, того, другого – и все с явным наслаждением. Любопытно, сколько килограммчиков он с институтских времен успел набрать? Пока пиджак был застегнут, габариты в глаза не бросались, а теперь над брючным ремнем явственно нависал выпуклый животик. Любит Стасик покушать, ох, любит. И, похоже, не только покушать. Вообще, знает толк в земных удовольствиях – и может себе их позволить. Животик животиком, но пока пиджак был застегнут, фигура выглядела вполне атлетически. А это значит, пиджак пошит грамотно, как говорится, не на фабрике «Большевичка», а его владелец явно не бедствует. И ботиночки итальянские – несерийные, такие где попало не купишь. Такие ботинки – дорогая кожа, отличный пошив – можно десять лет носить, по ним и заметно не будет.

У Игорька ботиночки и костюмчик приличные. И, кстати, сохранился Игорек не в пример лучше Стасика: стройный, подтянутый, никакого животика. Это Кристина за ним так сурово следит или… Ох, пожалуй, что «или», улыбнулась своим мыслям Алла.

Игорек суетился вокруг Кристины не как муж, а как влюбленный: сыпал комплиментами, придвигался поближе, то ладошки коснется, то коленки, улыбался искательно. Интересно, думала Алла, когда они разошлись? Что в разводе – к гадалке не ходи, возле жен так не увиваются. Очень любопытно… И, вероятно, полезно. Любая информация может оказаться полезной, а такая – тем более. Женишься ты или разводишься, детей рожаешь или стариков хоронишь – любые изменения семейных обстоятельств несут для риелтора перспективу заработать. Главное – клювом не щелкать. Но вообще-то забавно – была лучшая на курсе пара. Не считая мутноватой истории с Громовым перед тем, но кто об этом знает? Никто и внимания не обратил. То есть Алла-то знала, разумеется. Чего-чего, а наблюдательности у нее всегда было хоть отбавляй. Очень полезная, кстати, способность.

Дела давно минувших дней

Ценные игры

Первая на курсе свадьба впечатляла.

Новобрачная, хотя за первый институтский год все успели попривыкнуть к ее красоте, была как-то особенно очаровательна – и хрупкостью стана, и томной бледностью, и синевой глаз, которым залегшие вокруг тени придавали вид почему-то не усталый, а загадочно глубокий.

Алла, оценив и бледность невесты, и проступающие сквозь пудру зеленоватые тени в подглазьях, и отсутствие аппетита – все-таки в медицинском училась, не в каком-нибудь библиотечном, – вывод сделала моментальный и однозначный: а пирожок-то – с начинкой.

Усмехнулась снисходительно – все-таки вытащила деревенская дурочка цепкими лапками счастливый билетик, Вполне можно было и не утягивать так расшитый корсаж пышного платья, в конце концов не впервые животик становится пропуском в приличные люди. Хотя вполне может быть, что животика там пока заметного и нет. Да и Кристина, собственно, не дурочка.

Но Алла все-таки оценивала происходящее несколько свысока. Потому что очень гордилась тем, что уж ей-то никакой пропуск в «приличное» (то есть – московское) общество не нужен, она и так «коренная» и к приличным людям относится просто по праву рождения.

Даже дача у них была настоящая «московская» – в деревне. Аллочка до самой школы жила там – не одна, конечно, с бабушкой – а мама с папой только в выходные приезжали. Громадный бревенчатый дом назывался смешным словом «сруб», на просторную террасу, когда выставляли «зимние» рамы, настырно лезли плети дикого винограда-самосейки и яблоневые ветки. И ничего, что яблоки в просторном саду росли только поздние, зато на ветке старой, кряжистой, как дуб, антоновки висели толстые надежные качели, а малина – какого-то непроизносимого сорта – у них начинала поспевать на неделю раньше, чем у всех соседей!

В центре дома, как ствол, вокруг которого располагаются ветви, стояла настоящая печка! Ее топили зимой, когда съемные рамы с узкими, «в переплет», стеклами возвращались на свое место, и терраса, летом открытая, превращалась в дополнительную комнату. Там – в прохладе – зимовали разложенные по корзинам цветочные и «простые» луковицы, яблоки, банки с соленьями и компотами, снизки сушеных грибов, связки бабушкиных «чайных» трав. От этого воздух на террасе стоял плотный, душистый и как будто немножко щекотный. Когда отворяли дверь в дом, он вползал в тепло, протягивая ароматные языки во все комнаты. Прямо помещичья усадьба, говорила, наезжая на выходные, мама. Это вам не какое-нибудь садово-огородное товарищество посреди чистого поля! Впрочем, маленькая Аллочка ничего такого не думала, просто радовалась «помещичьей» жизни.

Одно из первых, самых ранних ее воспоминаний было как раз дачное.

Сверкающее солнце, пробиваясь сквозь прогалы в листве, бьет в глаза. Но это только так говорят – «бьет», потому что совсем не больно, а наоборот – приятно, как будто тебя гладят. Аллочка сидит на качелях и, жмурясь, разглядывает толстое, блестящее, в мелкую белую крапинку яблоко – выбирает, с какой стороны укусить.