Дмитрий Липскеров - Леонид обязательно умрет Страница 17

– А где у вас можно самовар купить?

Она ни разу в жизни не пробовала самоварного чаю. А сейчас, будучи в Туле с карманными деньгами, захотела попробовать.

Прохожие смотрели на нее, как на чокнутую, а шофер неустанно ныл, что самовары только на барахолке, это в сторону. А ему приказали доставить ее как можно скорее в область. А туда, в деревню Жутки, переть и переть, так он до ночи не вернется в город.

В деревушку с гоголевским названием, подле которой располагалась новая Гелина часть, они попали под вечер.

Войсковое формирование было огорожено колючей проволокой, а по периметру сплошь солдаты с гавкающими собаками.

На КПП долго проверяли документы, а потом дежурный отвел ее в штаб.

Принимал ефрейтора Лебеду капитан по погонам, а вот на лычках отличительные знаки отсутствовали. К какому роду войск принадлежал офицер, понять было совершенно невозможно. На то она и секретность.

Здесь долго не рассусоливались.

Капитан запросто рассказал, что часть – радиолокационная, что ее задача отслеживать всевозможные радиосигналы противника. Часть не самостоятельная, а является приложением к другому формированию.

– Про ракетные батареи слышали?

Она кивнула.

– Вот мы их и бережем от противника… Радиолокация – знаете, что такое?

– Никак нет.

– По физике сколько в школе было?

– Пятерка.

– В школе такого предмета, как радиолокация, нет, – улыбнулся капитан. – Наука почти новая, секретная…

– А я зачем?

– Вы будете приставлены к главному.

Она не поняла.

– Будете обеспечивать его быт и здоровье, – пояснил капитан.

– Он что, болен?

– В бою, если что, вам придется спасать только его!.. Понимаете? Только его!.. Скольких вы там вытащили?

– Я что, одна такая на всю армию?

– Не знаю. Приказ.

– Поняла.

– Отлично… Вас проводят…

Главный появился только через два дня.

Она влюбилась в него тотчас, и, когда их представили, она поздоровалась не по форме – протянула ладошку для пожатия.

– Ефрейтор! – зарычал капитан. – Вы что!

А главный лишь улыбнулся и взял ее пальчики в свою мягкую сухую ладонь и пожал их несильно.

– Полковник Мовчанов. Илья Васильевич. Пойдемте пить чай?

Она готова была с первой секунды на все. Чего там чай пить!.. От его рукопожатия исходило тепло, никакого холода. Никакого!.. А значит, никакой смерти, и наконец ей природа подарила нормальное человеческое счастье!.. Верила, не верила…

Они пили чай со смородиновым листом, она смотрела на него во все глаза и слушала, как он ей докладывал, что совсем не кадровый военный по призванию, просто ученый, что ракетные установки сопровождает уже второй год…

– Мне сорок три года, – зачем-то сказал он, глядя ей прямо в глаза.

– А мне девятнадцать, – ответила Геля.

– Для вас я старик.

– У меня был мужчина старше вас.

– Разошлись?

– Нет, его убили…

– Война…

– Она…

– А у меня жена – почти ваша ровесница.

Ее тряхануло, словно она взялась за оголенные провода под током… Какая жена?..

– И дочка, – добавил он. – Крохотная, еще двух нет…

Она принялась любить его на расстоянии, сосчитав, что нельзя мужика, обреченного на жизнь, с женой разводить… Опыт невзаимности был для нее внове, но не приносил таких ужасных мучений, как ей думалось до войны.

Неразделенная любовь хоть и приносила страдания, но эти были наполнены странной сладостью. Геля впервые за долгое время имела возможность пожалеть себя, а не будущего мертвого солдата. Небо предоставило отпуск от тяжелых обязанностей, кто-то свыше разрешил ей поставить ненадолго свою ношу и выпрямиться. И она ходила пряменько, даже когда бой шел. Норовила все впереди Мовчанова шагать, сделавшись его щитом. А он раздражался от дел таких и кричал после:

– Вы, Лебеда, – не смейте! Я приказываю вам!

– А как эти штуки работают? – не слушала слов полковника Геля и показывала на крутящиеся локаторы.

– Вы понимаете… – Конечно, он был не военным, а ученым. – Вы понимаете, я был в лаборатории Архипа Люльки…

– Смешная фамилия.

– Очень!.. На самом деле, человек – кремень!.. Что я хотел сказать?.. Вам действительно интересно, как они работают?

– Мне нравится ваш голос…

В Мовчанове было наивности столько же, сколько и в малом ребенке, или в ученом, которым он и являлся.

– Хотите, я вам стихи почитаю?

И он читал ей между боев Есенина.

Она слушала.

А потом их как-то мигом одним потянуло друг к другу, так что они зубами стукнулись в поцелуе. Поцелуй с кровью продолжался почти вечность, такую недолгую…

Они любили радостно и празднично.

Ангелина впервые за долгое время была наполнена счастьем до краев и частенько плакала, так как счастье переливало через эти края, а он понимал, зачем эти слезы, и тоже капал своими мужскими глазами.

Она говорила ему, что впервые видит зеленые глаза, а он отвечал, что впервые целует такие алые губы… Она ему, что он самый сильный мужчина в мире, а он ей, что красивее ее, нежнее и прекрасней никого не встречал!.. Слов у них нарождалось великое множество…

Сопровождая ракетные установки, они двигались от города к городу, от одной ночи любви к другой. Стонали над головами снаряды «Катюш», и их тела вторили тем смертельным стонам. Пищала радиолокационная аппаратура, но они ее преступно не слышали, а когда как-то спохватились…

В общем, она осталась с двумя взводами автоматчиков и снайперов, пока ракетная батарея уходила. Осталась защищать не железо, а его.

Почти всех перестреляли немцы, выжили только шесть человек. Но батарея ушла…

В этом бою Лебеда впервые взяла в руки винтовку с оптическим прицелом… Вырвала из рук убитого.

Когда они догнали батарею, лейтенант Штреков докладывал начальству о небывалой меткости Ангелины Лебеды, уложившей до десяти немцев в одном бою.

– Это медсестра-то так стреляет? – удивился командир прикрытия майор Быстров, сам «Ворошиловский стрелок», снайпер каких поискать.

– Она, – подтвердил Штреков.

– Эта пигалица, которая физика доит?!

Лейтенант Штреков потупился.

– Отвлекает, сука, от боевых задач! Если что, нас с тобой расстреляют, глазом не моргнут!.. Еле ушли, падло!

Майор поглядел на красного физиономией лейтенанта Штрекова, решил, что от мороза.

– Сам решу проблему!..

Ближе к весне батарея оттянулась в тыл, дабы произвести необходимые ремонтные работы.

Маленький поселок Луч накрыло безвоенной ночью, и они впервые любили друг друга под звуки тишины. Было поначалу даже как-то не по себе без локационного писка и воя ракет, а потому приходилось сдерживать крики, дабы не разбудить кого-нибудь.

Наутро Геля проснулась от дверного скрипа и увидела подле кровати молодую красивую женщину с полными удивления глазами.

Мовчанов уже не спал, лежал тихо и смотрел на вошедшую.

– Прости, – вдруг произнес он.

Ангелина не поняла, к кому обращены эти его слова.

– Это ППЖ, – добавил полковник радиолокационных войск. И толкнул ее слегка в бок: – Иди-иди!..

В душе что-то хрустнуло.

Странно, еще недавно она была готова стать походной женой многим, но сейчас его слова казнили ее без предупреждения.

– Не уходите! – твердо сказала молодая женщина.

Здесь было попытался выскочить из кровати полковник, но она тихим, но властным голосом остановила его:

– Не надо движений!.. У Юли будет другой отец!

И вышла.

Он вскочил, в одном исподнем побежал следом, отсутствовал час, а потом вернулся с таким жалким видом, будто его из «катюши» вместо ракеты выпустили.

Долго сидел, уставившись в окно, а потом спросил:

– Как думаешь, простит?

– Нет, – ответила она.

Он завыл в рукав, но ей было его не жаль вовсе. Она вспомнила слова капитана про обеспечение быта и здоровья, а потому жарила яичницу совершенно спокойная, даже удовлетворенная, как человек, полностью выполнивший приказ.

– Ты-то меня не оставишь?

В его обращенных к ней глазах сконцентрировалось столько мольбы, как у старой псины перед последней дверью, в которую она еще не скреблась.

Геля не отвечала, почти не слыша его, даже не заметила, как он подошел к ней и взял за плечи.

Здесь ее шарахнуло невыносимым холодом. Трясло так, словно жидким азотом облили. Даже яичница перестала скворчать, мигом застыла.

«Не может быть! – кричало ее нутро. – Он же был теплым! Я не могла ошибиться!..»

Ее трясло и трясло.

Ему же показалось, что она так сильно переживает, а потому локаторщик обнимал ее все крепче.

– Простишь?

Яичница застыла, хотя в печи со всем жаром пылали сухие березовые поленья.

– Простишь?

– Я – твоя жена, – проговорила она покойно. – Походная…

– Ну, не обижайся, – попросил он, поцеловав в ухо. – Это же не по-настоящему… У меня же там ребенок…

Она обернулась и поцеловала его в губы.

Отпуск Гели Лебеды от дел Высоких окончился, и она приступила к своим, почти забытым, обязанностям…