Игорь Станович - Байки из Гоа. Исповедь повзрослевшего дауншифтера Страница 17

Он запарковал свой байк рядом с хозяйским. Народ тусовался где-то за домом, откуда раздавались голоса и слышались хлопки от выстрелов из духового пистолета. Игорь, недавно слетавший в Москву по визовым делам, сумел привезти оттуда настоящий американский спортивный «Кросман». Пистолет был однозарядный, сжатый воздух накачивался рычагом по желанию стрелка, из-за чего можно было регулировать мощность выстрела вплоть до того, что крысе отрывало голову, если зарядить специальной кисточкой. Куплен он был и из спортивного интереса тоже, но больше предназначался для борьбы с соседскими котами, вечно забирающимися на кухню, и обезьянами, совершающими набеги на сад. А Игорь, как истинно русский по рождению человек, сняв этот дом, первым делом устроил на участке огород. Друзья привезли из Раши семена огурцов, томатов, сладкого перца, он сам еще осенью захватил арбузные и дынные. Земля здесь такая, что через полтора месяца после высадки семян в грунт появились первые завязи, правда, пока огурцов, томаты были еще совсем небольшими, дыни и арбузы цвели, но по ночам какая-то гадина обжирала листья и только что распустившиеся цветы, поэтому надежд на большой урожай не было. А вот огурцы «перли», как сумасшедшие, ведь хозяин удобрял их всем подряд от разведенной в пять раз собственной мочи, как научил гровер Вася Самрастит, до сыворотки от творога. Это пронюхали подлые манки и часто заглядывали в садик – не поспели ли еще.

Патрик обошел вокруг и увидел компанию. Здесь находились все, и даже двое индийских детей, сыновья хозяйки, все по очереди палили из Игорева пистолета в расставленные опавшие по причине червивости манго. Хозяйка тоже время от времени принимала в этом участие, но как-то стеснительно, ведь основное её предназначение было – бдить за сборщиком манго и его помощницей. Сам же сборщик почему-то в очень белой для индийца рубахе находился в кроне дерева где-то метрах в тридцати над землей, оттуда опускалась на веревке корзина, наполненная плодами, и сам он периодически спускался передохнуть, освобождая дерево от своего присутствия.

Ирландец не знал об этом, он занял очередь пострелять, перекинулся парой слов со стоящими людьми, сказал сыну собираться, так как мама очень по нему соскучилась, и закурил. Пока курил, краем глаза он заметил некое движение в листве. Когда он передал косячок по кругу ближайшему из родителей, настала его очереди выстрелить. Для стрельбы по манго достаточно было сделать три-четыре качка, фрукт прошивало насквозь, Патрик качнул девять раз…

– Игорь, а манки часто беспокоят вас? – Спросил он у Ганди с видом человека, который узнал великую истину, и сейчас он откроет её миру.

– Бывает, наведываются, я пистолет как раз для них и купил…

– Вот и я так думаю… – он вскинул пистолет и выстрелил в листву. – По-моему, у тебя гости…

В листве что-то ойкнуло, потом раздался душераздирающий крик, треск ломающихся веток, по земле ударило картечью плодов манго, выпавших из корзины, следом упала корзина, потом из листвы вывалилось и повисло на страховочной веревке тело, одетое в белую рубашку. Тело держалось за пах, что-то лепетало на диалекте марати и уже начинало затихать. Из слов можно было разобрать только: «Но манки, но манки…».

– Да… ну ты – хайлендер, Маклауд в таблетках какой-то! – Ганди укоризненно взглянул на ирландца. – Меткий, черт…

Развел он руки, показывая окружающим, что и не такое бывает, это же Гоа…

Мукеш не первый год подрабатывал в Гоа. Вернее, не подрабатывал, а работал на любых подвернувшихся работах, делал все, что могло принести десять – двадцать рупий в день. Не великие деньги для Гоа, здесь на них прожить день, конечно, можно. На чапати с горсткой риса и далом хватало. Но еще надо отложить на мансун, когда работы нет даже тут, а податься дальше на север, куда мигрировали все кормящиеся с туризма и туристов индусы, он не мог. Люди его касты могли работать только на грязных, тяжелых работах – быть официантами или даже мыть посуду в ресторане он не имел права в других частях Индии. А в Гоа можно все, они здесь все ненормальные, и религию взяли себе какую-то заморскую с ужасными ритуалами, ходят большой толпой со статуей какой-то мадонны и песни печальные поют. А белые женщины с мужчинами ходят почти голые, да и вообще тут странно все. Сейчас, конечно, времена меняются, кастовые догмы уходят в прошлое. Вон даже сикхи, обещавшие не бриться, пока жив на земле хоть один муслим, и те уже бреются втихаря. Но в его деревне время остановилось где-то на пороге девятнадцатого и двадцатого века. И брамины на совете не разрешили уезжать дальше соседнего штата.

Сейчас, когда начался сбор манго, работы на пару – тройку недель будет предостаточно. Вот сегодня, например, было три предложения, он выбрал то, где надо трудиться в саду, в котором живут иностранцы. Конечно, он видел их, и не раз. Но тут прямо перед ними лазить по дереву… а может, они пригласят его поработать, эти «белые обезьяны» хорошо платят, да еще кормят, говорят, бесплатно. Надо понравиться им.

Хозяйка, католичка Агнела, сказала приходить часам к четырем, по окончании сиесты. Так смешно на европейский манер эти гоанцы называют пекло среди дня, когда закрывается все, что возможно закрыть, а сами они дрыхнут в тени под вентиляторами. Сколько они могут спать? Пару часов среди дня, в десять вечера на улицах никого, только бешеные форенеры, обкурившиеся чарса, с выпученными глазами носятся на своих вонючих мотоциклах, мешая отдыхать трудовому народу. Да и утром встают не с первыми попугаями – в десять еще магазины закрыты, но супермаркеты не для нас, это для тех же форенеров и богатых индийцев.

Мукеш еще с утра отправился к колодцу, прихватив собственный кувшин и веревку. Чтобы не ждать, когда освободится общественный, прикованный к колодцу цепью, он купил его с первых заработков, потратив всю дневную зарплату. Ну и цены в этом Гоа, правда, и заработки, каких нет в других штатах. Если не шиковать в питании, то получается неплохо откладывать. Ведь спать можно и на пляже. Полиция привыкла к нему, знает, что он честный малый и чужого не возьмет. А раз в месяц он сам приходит в сиолимский панчиат, орган самоуправления, отмечать регистрацию, ну и, конечно, работает за это бесплатно целый день в доме начальника полиции и панчара. Кормят, и на том спасибо. Он намылился у колодца, обернувшись тряпкой вокруг бёдер. Нельзя, чтобы чужие увидели его причинные места. Побрился найденным в чьём-то мусорном пакете, но еще вполне пригодным станком «Жиллетт». Небось, какой-нибудь жирный белый турист выкинул, уезжая. Вот бы первым оказаться в таком месте, где эти люди оставляют то, что им лень брать с собой. Друг Мохан, который часто составлял ему компанию в поденной деятельности, одолжил белую рубаху – лучшее, что имелось в его гардеробе, сказав: «Так ты будешь выглядеть солидней, тебя примут за гоанца, а если выгорит, и тебя пригласят на работу к ним, не забудь о старом друге».

Дом, во дворе которого росли манго, что предстояло собирать, внушал уважение своими размерами и возрастом. Хозяйка сказала, что ему сто пятьдесят лет, и надо быть очень осторожным, чтобы фрукты или еще что, падая, не попали по черепице и не сдвинули её. Иначе она вычтет у него из зарплаты, ведь ей придется вызывать специального человека, который будет проверять, не зальет ли дом в мансун. Как они проверят, не из кувшина же будут лить сверху, для этого надо будет его же, Мукеша, вызывать, ведь не полезет же на крышу с кувшином воды ученый человек, который знает, как должна выглядеть крыша, которая не протекает в мансун. Этим гоанцам лишь бы не доплатить.

Лазая по дереву с сачком, которым он дотягивался до дальних веток и поддевал ими плоды, чтобы они не срывались вниз, а попадали в сеть сачка, он видел внизу, что живущий в доме белый, как сказала хозяйка, из страны под названием Раша, где манго не растут, потому что дождь, падая с неба, долетает до земли кусками льда и так и лежит, не тая, принес пистолет. Он собрал вокруг детей, и белых, и местных, что-то им объяснял. Потом они поставили на каменную тумбу испорченные плоды, банки от пива и стали по ним стрелять. Мукешу очень хотелось выстрелить из диковинного пистолета. Он видел в кино, раз в месяц бесплатно показываемое в деревне с приезжающей грузовой машины на белой простыне, приносимой из браминского дома, как злодеи падают после выстрелов бравых усатых полисменов, даже если те стреляют, не целясь или в воздух. Но здесь у людей в руках, в двадцати-тридцати метрах от него был большой красивый пистолет, который стрелял со странным звуком, но банки разлетались, явно пробитые насквозь. Ему очень хотелось, но он не смел. Не смел по многим причинам, а вот смотреть на них издалека ему никто не запретит, хотя бы потому, что никто не видит, что он наблюдает за ними. Одна мысль как бы в шутку пришла ему в голову: «Только бы эти белые обезьяны из страны замерзшей воды не приняли его за обезьяну, ворующую манго, и не принялись бы палить по нему». Конечно, это было смешно, ведь все знают о том, что он тут на дереве, да и белая рубашка наверняка видна с земли.