Игорь Сотников - Напасть Страница 17

– Не буду, не буду, – очкарик испуганно смотрит на Лиду, которая, немного успокоившись, вновь обретя самоуверенность, бросает на него хитрый взгляд, и заявляет: – Так она хоть не бешеная, эта твоя собака?

– Блин! А я и не знаю, – очкарик, видимо, и не задумывался о перспективах такой смерти, и только сейчас осознав это, немного побледнел.

– И чего ты тогда здесь стоишь? – Лида сурово посмотрела на очкарика.

– А что? – очкарик непонимающе посмотрел на Лиду, которая решила не останавливаться, и по полной проехаться над этим своим воздыхателем, уже доставшим ее своей навязчивостью. И понятно было бы, если бы он имел основательные предложения и сопутствующие им подарки, а вот так, своими двоими погулять на свидании, он чё, дуру нашел, что ли! Нет уж, пусть теперь помучается и побегает из-за своих несвоевременных предложений, ставящих ее в неловкое положение. В прошлом веке на свидание ходили пешком, а не сейчас, когда есть иномарки. Спрашивается, а зачем тогда их придумали? И жить прошлым, значит быть не своевременным. Вот, как-то так. Ну а то, что у тебя нет приличной машины, то это всего лишь значит, что ты не готов к серьезным отношениям. Так что иди, и подрасти до степени, хотя бы Опеля.

– Чего заладил? Двигай, давай, уколы ставить в живот. А то, мне тут еще бешеных не хватало.

Лида, глядя на побелевшего от такой перспективы очкарика, издевательски засмеялась.

– Чего вы тут? – появление Олеси у кассы, не дало возможности ответить очкарику, который, не испытывая желания слушать, как Лидка при посторонних начнет над ним потешаться, быстро ретировался в сторону выхода из магазина. Олесе же, в общем-то, не слишком интересно было, чего они тут обхохатываются, когда у нее есть свой объект наблюдения. Так что она, всего лишь, между прочим, задалась этим вопросом, пойдя к кассе. Но рабочее время, тоже, между прочим, требует к себе внимания, и даже особого внимания. Так что, как бы ты не хотел отвлекаться, оно через твою ответственность, (конечно, в зависимости от меры присутствия этого ингредиента в тебе), прижмёт тебя, и заставит не сильно рассеиваться на то, что не касается дела. А вот что к нему относится, то тебе не мешало бы быть более внимательным, иначе зоркие взоры контролирующих органов не оставят это без внимания, и наложат на тебя штрафные санкции.

И если для Лиды этот день еле плелся, минута к минуте, то для Олеси, несмотря на не слишком большую выдержку незнакомца, который, побродив еще немного, все-таки не дожал себя, и покинул обозримое поле боя, на которое он, без сомнения, планировал вернуться. Смена все же пролетела незаметно, и когда они со сменой уже приготовились избавиться от своей форменной одежды, лишь тогда она вспомнила о сегодняшней просьбе управляющего.

– Лида, а за конвертом не приезжали? – спохватившись, Олеся обратилась к Лиде, все еще находившейся на своём рабочем месте.

– Да, нет. Никого не было, – видимо, Лида и сама забыла про конверт, раз только после слов Олеси в ее глазах загорелся огонек озабоченности.

– А может быть, она приезжала, а ты не заметила? – Олеся пытается проанализировать все возможности развития событий.

– Может быть… – безалаберность, сквозящая в ответе Лиды, заставляет Олесю крепко задуматься над таким развитием ситуации, где безответственность Лиды тоже надо брать в расчет.

– Ладно. Давай пакет, – после небольшого раздумья, Олеся, приняв решение, озвучивает его, и, протянув руку к Лиде, подвигая ту к поисковым действиям, которые после непродолжительных ее суетливых движений, выявляют на свет пакет, и вручают Олесе.

– Пойду, в сейф положу.

Вопросительный взгляд Лиды ждал от Олеси ответа, и не получил его.

Гл.9

Без трех дней неделя. Вечерний звон

– Мюллер проверяет своих сотрудников на профпригодность. Вызывает первого:

– Назовите любое двузначное число.

– Тридцать два.

– А может, двадцать три?

– Может быть.

Мюллер пишет у себя в журнале – ненадежен. Вызывает следующего.

– Назовите любое двузначное число.

– Тридцать четыре.

– А может быть, сорок три?

– Нет, тридцать четыре.

– Вы подумайте.

– Подумал. Тридцать четыре.

Мюллер пишет – надежен, на провокации не поддается. Вызывает третьего.

– Назовите любое двузначное число.

– Тридцать три.

– А может, три… А, это вы Штирлиц? Идите, не мешайте работать.

33-ий, посматривая сверху на вытянувшиеся лица слушателей, захлебывается от смеха, и пива, которое он, не подумавши, хлебанул в самом конце рассказа.

– Борода! – выдвинул контраргумент уже не очень крепко сидящий на четырех ножках стула напротив 33-го, сильно удрученный количеством выпитого, 32-ой.

– Да ну, прикольно, – ржет, сидящий рядом с ними за столом 34-ый.

– Вот только, сдается мне, что ты в своих целях подтасовал цифры, – проявляет проницательность 34-ый.

– Да и меня этот вопрос чрезвычайно взволновал, -заявил 32-ой.

Ну, а если 32-ой начал использовать в своем лексиконе различные чрезвычайные слова, то знающие его люди могут очень ответственно заявить, что для 32-го наступило время «Ч», которое очень редко обходится без происшествий.

– Почему эта сука, Мюллер, прикопался только к 32-ому? – в стеклянных, ничего не видящих глазах 32-го, читался приговор нацистскому преступнику Мюллеру, которому, если прежде даже и удалось избежать возмездия за свои преступления, то сейчас, обретя в качестве личного врага 32-го, у которого имелся к нему свой пунктик для предъявления, он, можно сказать, подошел к своей последней черте. И теперь, все его попытки спрятаться становятся уже бессмысленными и бесполезными, так как 32-ой, такой уж человеческий тип, который будет рыть носом землю, пока его не найдет, и не воздаст ему по заслугам. И, видимо, 32-ой, не желая откладывать в долгий ящик свои притязания к этой нацисткой морде, сделал еще один воодушевляющий глоток и тут же начал рыть носом землю. Ну а вернее, углубился носом прямо в стол, в свои затаённые от врагов мысли.

– А я, что говорил! Ненадежен. —ставит точку 33-ий.

Все-таки у 33-го, как и у поддержавшего его своим смехом 34-го, не слишком высокие моральные принципы, а уж о товарищеском плече, и вовсе говорить не приходится, раз они, вместо того, чтобы подставить его своему ослабевшему товарищу, дали тому со всей своей дури расквасить собственный нос об совершенно не чистый стол, на котором, окромя разлитого пива, присутствовали остатки рыбы, чьи окостенелости вполне могли бы выколоть ему глаз. А то, что глаза их товарища остекленели, это всего лишь отговорка, говорящая о вашей обледеневшей душе.

Но что толку обращаться к тому, кто не желает слышать, а вот говорить, очень даже желает, не замечая того, что все его слушатели не только не слушают, но и сами в это же время пытаются что-то там со всей убежденностью доказать самому говорящему. Ну, а такие диалоги очень нередки, и сплошь и рядом возникают в тех местах, где пиво льется рекой, заставляя вас в совокупности ослабить свой языковой и слуховой контроль. Тогда как зазывная музыка, предполагая вашу отвлеченность от мирских забот на время танца, дает свою относительно временную передышку.

Ну, а когда в этом месте собираются люди, которые по специфике своей работы, по большей части, находятся в дискриминированном положении только лишь слушателя, которому если даже и есть что сказать, то не для этого он был заказан, так что сиди, мурло, и слушай, как пассажиры, находящиеся в приподнятом духе, не только плюют тебе на коврик и в душу, но и, стряхивая пепел сигарет куда не попадя (но только не в пепельницу), дают тебе жизненные советы, как не быть таким чмом. То вот тут-то, эта их невысказанность за время своей работы и выплескивается на собеседников, которые, по большому счету, желают того же, что в конечном итоге, несмотря на присутствующую общность, приводит к взаимному недопониманию, которое, как и всегда, переходит на личности.

Ну, а перейти на личности, приходится неизменно, даже несмотря на то, что все собравшиеся, в основном, знают друг друга по присвоенному им в диспетчерской службе парка числовому коду, который, по большому счету, частенько заменяет им личные имена при общении друг с другом.

«45-ому достался тот клевый междугородный заказ» – гораздо понятнее и более информировано звучит для коллеги по работе, чем, если бы ты ему сказал, что какой-то Леха, которых в службе такси как собак не резанных, перехватил тот клевый заказ. А так, оцифровал Леху, и все тебе стало ясно. К тому же, жизнь в движении и постоянная занятость, редко дают возможность познакомиться со всеми своими коллегами, так что, нет ничего удивительного в том, что данная рабочая специфичность отношений в коллективе была привнесена с собой на коллективные собрания.