Анатолий Андреев - Прелести Лиры (сборник) Страница 17

– А может теория схемы – это тоже элемент ухаживания? Ведь это очень сильный и неожиданный аргумент. Неотразимый комплимент на научной основе. Должен подкупать каждую девушку. Быстро и надежно. В одну минуту делает девушку эксклюзивной. Все «такие», а она – «не такая». Так сказать, технологическое совмещение первого и второго этапа. Ты довел науку ухаживания и совращения до совершенства. До свинства.

– Любовь моя…

– Тысяча извинений. Извини… Я тоже тебя ревную. Неизвестно к чему и к кому. Я действительно сломала твою схему?

– Ага. Как террористка. Пробежала, хвостиком вильнула, она упала и разбилась.

– Я ее вывела из строя навсегда?

– Смысловые схемы не поддаются починке, моя радость. Это же не утюги. Надо обзаводиться новой.

– Какой же ты все-таки монстр. Какой кошмар! Я не хочу, чтобы меня так препарировали. Я хочу оставаться загадочной, прежде всего для самой себя – ты слышишь? Да, вот такая я дура. Дай мне слово, что ты не будешь объяснять мне мои поступки. И свои тоже. Нет, свои объяснять ты должен.

– Я буду стараться объяснить все на свете. Но я не Господь Бог, если тебя это утешит. В чем-то я буду ошибаться.

– Ты не Бог, конечно. Ты… опасней. Поэтому мне тебя и жалко. Иногда. Но потом во мне быстро начинает шевелиться любовь. Вот тут. Что ты делаешь с простой девушкой? Ты не играешь со мной?

– Я тебя люблю.

– Зачем я, такая обычная, тебе, такому необычному?

– Мы, монстры, любим молоденьких, с русыми волосами, славных девочек…

– Дуры вас не смущают?

– Мы обожаем их. Это наше основное блюдо. Дежурное…

– Перестань мурлыкать. Я тебя опять хочу.

– Так ведь я же монстр.

– Иди сюда. Не рассуждай.

– Можно, я включу блюз, девочка моя?

– Можно, моя любовь. А побыстрее можно?

Когда она уходила, я заглянул в ее глаза. Вокруг зрачков вспыхнули золотые кольца, переливающиеся алмазными инкрустациями. Что-то не понравились мне эти кольца. Почему я не разглядел их раньше?

И еще. В ее глазах опять появился серый фон.

Я не мог уснуть всю ночь.

Под утро казнили Саддама Хусейна. Не по-джентльменски. Через повешение. Одни учителя сожрали других. Естественный отбор. Жалкого диктатора не стало, а демократия победила все на свете, даже саму себя. Миллионы ликуют, миллионы скорбят. Хотя все они, наверняка, входят в отверженные 80 %. У всех свобода выбора. Гуляй, душа.

«А что бы ты хотел?» – слышу я возражения свободолюбивых толп, возражения, носящиеся в воздухе, в котором густо от подброшенных кепок, и ощущаемые даже кожей. «Что ты можешь предложить вместо демократии? Ты что, вчера только на свет родился и не знаешь, что лучше нее ничего не придумано? Все остальное еще хуже, полное говно. Аллилуйя, брат! Мы в дамках!»

Что я могу предложить вместо диктатуры желудка, напрямую связанной с куцыми мозгами? Что я могу предложить вместо диктатуры хама и опарыша, облеченного в перламутр и фарфор? Что я могу предложить вместо перспективы быть сожранным идиотами, размахивающими тряпками, на которых чей-то благородной кровью с ошибками написано «сволобода, раввинство, брэдство, б…ство»? Что я могу предложить в качестве альтернативного будущего?

Что я могу предложить вместо смерти?

Слушайте. И записывайте под диктовку. По буквам. Чтобы не было ошибок и недоразумений. Готовы? Врубите блюз. Пишем. Сразу на всех языках мира, включая те, на которых еще нет письменности, – слева направо, справа налево, вязью, грязью, чернилами, кровью, иероглифами, значками, крестиками, ноликами. Пишем!

Я предлагаю свергнуть диктатуру натуры и объявить диктатуру культуры, диктатуру разума, что приравнивается к объявлению войны всем безголовым миллионам, ликующим и скорбящим.

Таково мое предложение. Прошу занести его в протокол ООН.

Несогласных олигархов прошу вывести из зала. Мальчики налево, девочки направо. Пусть строят свою пещерную демократию где-нибудь вне Солнечной системы, на расстоянии не менее 5–7 миллиардов световых лет от планеты Земля. Аплодисментов не надо. Не надо, я сказал. У нас не та диктатура.

«Этого не может быть. Это неслыханно!»

Не может быть будущего? Спасибо за новость. Я знал об этом еще тысячу лет тому назад. Но при чем здесь Саддам? Его-то за что?

Всем спокойной Ночи.

Я просплю вашу эпоху под мой блюз.

Новый Год приближается, в окна стучится!И становится грустно и радостно всем…Ах, семерочка, дай позабыться и сбыться!Превратись хоть на годик в код счастья: ноль семь!

Это бездарное стихотворение я написал 31.12.06.

Делать мне было абсолютно нечего (надо было только поздравить Веру SMS-ской, поближе к полночи), времени хоть отбавляй, и я принялся размышлять.

Что празднуют люди, когда они празднуют Новый год?

Они празднуют праздник чуда, праздник веры в то, что случайность может изменить их жизнь. Отсюда и стихи (удивительно неуклюжие, но от души): поэтизация подобного мироощущения. Новый год стал едва ли не главным праздником цивилизации, ибо это праздник людей живущих бессознательной жизнью и не признающих никакую другую жизнь. Это праздник без-умия, именины сердца, торжество души. Вера в то, что одна счастливая встреча, одно счастливое событие могут круто изменить жизнь – лучшее доказательство того, что философия людей – это поклонение Его Величеству Случаю или Госпоже Фортуне. Ты ничто – случай все. Зачем персональные усилия, зачем никчемный разум, пытающийся познать законы мира и закон законов – себя?

Чем меньше разума – тем больше энтузиазма по поводу приближения Нового года. Архетип этого праздника, как и любого другого, – противостояние культуре. Этот праздник – игра в игру, не условная, а безусловная абсолютизация ритуалов. Праздник заклинаний, пожеланий, ворожений – праздник олигархов и нищих одновременно.

Вот она, суть человека: воспринимать мир чувствами, управлять им – чувствами, с помощью чувств населять его богами – следовательно, всеми чувствами ненавидеть разум, который пытается в абсолютизации чувств увидеть некую закономерность. Человек чувствующий (душевный, психологический) ненавидит человека размышляющего (разумного), ибо второй портит все праздники, отраду и смысл жизни бессмысленного существования.

Все ненавидят меня.

И простые люди-человеки, черт возьми, правы, как всегда бывает права природа, грубо и бесхитростно. Иначе они не умеют. Иначе душа не живет. Этот праздник, как и праздник вообще, нужен и разумным – именно как праздник души, а не личности. Привилегия личности – это не привилегия перестать быть человеком, а привилегия дифференцировать проявления человека. Праздник отменить невозможно, ибо это всегда праздник жизни; можно по-разному к нему относиться.

С Праздником всех, а также и себя!

Блю-юз, пли-из…

Вообще эта новогодняя ночь оказалась на удивление плодотворной в поэтическом отношении. Сначала я отправил Вере SMS-ску: «Поздравляю со светлым будущим. С новым счастьем! Стих по случаю.

Я тебя люблю, как тысяча чертей.Представляешь, сколько, мы б сделали детей?!

Смешно, правда?»

Вера не откликнулась.

Наверное, не смогла. Была занята приготовлением салатов.

Я затосковал, несколько раз посмотрел казнь Саддама, заснятую на пленку и показанную всем людям доброй воли по всем телевизионным каналам прямо под Новый год (иногда возникало впечатление, что вешают Санта Клауса – то ли потому, что Хуссейн был похож на славного Деда Мороза, то ли оттого, что кадры с Дедом Морозом и Снегурочкой набегали на кадры казни через повешение), и написал еще одно стихотворение:

Люблю тебя, как дикий кот.Вот.А еще люблю я мед.Вот.Нет. Совсем наоборот:Я сначала съем свой мед,А потом люблю, как кот.Вот.

Но оправлять сей опус не стал. Кому? По адресу: Вселенная, моей любимой, до востребования?

Это были стихи себе, любимому, в свой личный альбом.

Прошла неделя.

От Веры не было вестей.

Мне стало ясно, что в последний наш вечер в прошлом году что-то произошло. Стало ясно, что угасание наших отношений – вопрос решенный. Для таких вопросов, списанных в утиль, существует формула: это всего лишь дело времени.

«Угасания наших отношений», сказал я, но не моего чувства.

Хотя это уже не имело к нам с Верой никакого отношения.

Когда ей стало ясно, что мне стала ясна перспектива наших отношений, и я принял все как должное, она позвонила. Разговор был бессодержательным. Беспредметным. Сам факт такого разговора говорил о том, что нам не о чем говорить.

Я не просил ее не звонить больше. Она и сама все поняла.

Розовый халатик я запаковал в полиэтиленовый пакет, чтобы не испачкался (забавно!), и выбросил в мусорный контейнер.

Но она все же позвонила еще раз.

– Ты не мог бы подарить мне подборку блюза, которую… которая у тебя есть.