Александр Войлошников - Сборник. Книга 2. Роман «День седьмой» и другие избранные произведения Страница 17

И, разорвав на себе одежды, бросился Каин к ногам любимых своих родителей и, посыпав голову пылью, обливаясь слезами, молил их о прощении. И прощен был. И возрадовался Господь, увидев чистосердечное прощение Каина родителями, ибо только Он знал, как страдал Каин из-за своего нечаянного преступления, как раскаивался он в гневливости своей. Ибо

«глупца убивает гневливость, и несмысленного губит раздражительность» (Иов. 5:2).

Вознаградил Господь и Адама с Евой за добрые сердца их, за искреннее прощение ими Каина. Не прошло и года, после переезда родителей Каина в город, как Ева, уже в городе,

«родила сына и нарекла ему имя: Сиф, потому что говорила она: Бог положил мне другое семя, вместо Авеля» (Быт. 4:25).

А, значит, простил Господь Каину убийство Авеля и дал семье Адама другого ребёнка «ВМЕСТО АВЕЛЯ». И жили Адам и Ева в городе Каина Енох долго и счастливо, почти до тысячи лет.

«Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер» (Быт. 5:5).

Умерли Адам и Ева оплаканные не только правнуками, но и перепраправнуками. Среди тех, кто оплакивал их был Ламех – отец Ноя. А два древнейших рода – рода Каина и рода Сифа, две тысячи лет, до самого Потопа, жили дружно в одном городе и роднились меж собой, о чём свидетельствует общность имён, записанных в Библии: (Быт. 4:18–24) и (Быт. 5:5-25). Детей, родившихся в роде Сифа, называли именами уважаемых мужчин из рода Каина. А в самом первом, справедливом и мудром своде законов, который создал Каин для города Енох, были такие слова:

«если кто ударит кого из руки камнем, от которого можно умереть, так что тот умрёт, то он убийца: убийцу должно предать смерти» (Чис. 35:17).

Каин, гуляя по городу, если видел лежащие на улице камни, строго взыскивал с виновных. Никто, кроме Господа, не знал: почему у Каина такая неприязнь к камням, валяющимся под ногами? Но вы, уважаемый читатель, об этом догадываетесь…

Глава 6. Звёзды

«Посмотри вверх на звёзды, как они высоко!»

Прошли тысячи лет.

Угасает костёр. Робкий язычок пламени из последних силёнок приподнимается над ярко заалевшим угольком, но уголёк, тихо щелкнув, распадается и одинокий язычок, потеряв последнюю опору, исчезает в жарком сиянии других угольков, переливающихся радостным разнообразием ярко-алых оттенков. Зябкая, сырая темнота осенней ночи вплотную придвигается к угасающему костру, но, вместо того, чтобы оживить костёр новой порцией сухих веток, я отхожу от костра подальше, чтобы и тот тускло багровый свет, который ещё пульсирует над догорающими углями, не мешал видеть в темноте.

Я – Иафет: третий сын Ноя, внук Ламеха, правнук Муфасала. Расстелив на земле тёплый плащ из козьих шкур, я ложусь и, закинув руки за голову, смотрю на звёзды. Говорят, – подолгу смотреть на звёзды способны пастухи и поэты. Я пастух и поэт. Не скучно коротать мне прозрачные осенние ночи наедине со звёздами, маняще-яркими в прохладе осенних ночей. Для меня звёзды не беспорядочная россыпь равнодушных, холодных блёсток, как для моих братьев Сифа и Хама. В глазах моих звёзды складываются в причудливые узоры, как бы, вытканные из мириад драгоценных камней: голубых, желтых, розовых, – таинственно мерцающих на фоне бездонной черноты купола ночного неба. Сколько помню себя, всегда удивлялся я таинственному очарованию звёздного неба. И с каждым годом, звёзды кажутся мне всё прекраснее и загадочнее.

Плотная темнота ночи, вдруг, ещё более уплотняется за угасающим костром, превращаясь в шевелящийся сгусток ночного мрака. И оттуда появляется огромный, свирепый пёс Гав, неспешно возвращающийся от овечьего загона. Лохмат и чёрен Гав, как порождение тьмы кромешной. У костра он встряхивается, чтобы избавиться от назойливых колючек растений, страшными зубами разыскивает одну из них и выдергивает вместе с клочком густой шерсти. Ткнувшись холодным носом мне в щёку, сообщает: «всё в порядке», – и ложится рядом. Покойно уложив лобастую голову на могучие лапы, тяжело вздохнув, прикрывает трогательно грустные глаза, которые бывают у больших и умных собак.

Не интересуют звёзды Гава. Хватает ему забот о том, что происходит на земле. Любит Гав затаённо лежать, постигая чуткими собачьими органами чувств окружающий мир, вслушиваясь во вкрадчиво тихие ночные звуки, не доступные уху человеческому, анализируя чутким носом яркий калейдоскоп запахов, которые вбирает в себя ветерок ночной, стелющийся над землёй. Всегда, особенно, по ночам, чувствует Гав ответственность за бестолковых овец и за меня, по его мнению, умного, но очень беспомощного, не имеющего ни слуха, ни обоняния, ни быстрых ног, ни острых клыков. Прав он: здесь, вдали от жилья, в тревожной тьме, полной неожиданностей, я всецело завишу от Гава.

Конец ознакомительного фрагмента.