Иван Зорин - В социальных сетях Страница 18

«Взять литературу, – написал он в группу, – в ней славят уже состоявшихся, уже известных, как и газеты, пишут лишь о президентах. А кто такие эти президенты? Откуда взялись? Чем отличаются от простых смертных?»

«Тем, что они президенты», – не заставил ждать с ответом Сидор Куляш.

«Мир несправедлив, – вклинился Олег Держикрач. – Но что это такое? Он не отвечает нашим запросам? Нашим представлениям о добре? И почему он должен быть иным?»

Это понравилось Модэсту Одинарову и Ульяне Гроховец, отметившимся целой гирляндой смайликов.

Вещая с интернетовской кафедры, Сидор Куляш часто рассуждал о силе слов, сравнивал ее с мощью невербального внушения, которому отдавал предпочтение:

«Не странно ли, что из одних и тех же слов можно составить два противоречащих друг другу утверждения? Не странно ли, что наряду с аргументами язык допускает и контраргументы? Не значит ли это, что существует лишь точка зрения? Наш взгляд, который заменяет нам правду?»

«Это значит всего лишь, что у слов своя ограниченная вселенная, – снова подпел ему Иннокентий Скородум. – Выход за нее сопряжен с риском выглядеть безумцем».

«И когда-нибудь нужно понять, что слова даны не для того, чтобы выражать мысли, а для того, чтобы их скрывать», – подумал при этом Авдей Каллистратов.

«Меня от вас тошнит! – оценила их дуэт Дама с @. – Только ленту засоряют!»

«Бездельники, – поддержала Зинаида Пчель. – Работать не хотят, вот и умничают».

Сидор Куляш был на короткой ноге с руководством, ценившим его журналистскую хватку. Он считался генератором идей, способным из всего извлекать выгоду, и благодаря этому числился на канале незаменимым.

– Жизнь сама подскажет, что взять, – забросив ногу на ногу, учил он. – Надо лишь пристально в нее вглядываться.

– По этой части у тебя талант, – соглашались с ним. – У тебя собачий нюх на нашу собачью жизнь.

Начальство явно выделяло Куляша из коллектива, и когда ему пришла мысль сделать репортаж о Раскольникове, его выслушали за закрытой дверью.

– Из этого выйдет неплохой сюжет, – рассказал он историю киллера. – Тут и мораль, и триллер – народу понравится.

– В самом деле? Ну что же, займитесь этим.

И Сидор Куляш занялся. Он предложил Раскольникову переписку. «Заочное интервью», – пояснил он. Из группы Раскольникова уже исключили, так что сообщение для него Сидор Куляш оставил на всякий случай, авось зайдет. Кроме того, он поинтересовался, кто еще, как Дама с @, вел с киллером личную переписку. Таковых не оказалось. Однако Сидор Куляш не отчаивался, собирая информацию где только можно. Он разослал всем членам группы вопросы, среди которых были и такие:

1) Считаете ли вы, что подобные Раскольникову составляют необходимую часть рода человеческого? Заложена ли тяга убивать в их генетике как первородный грех? Или она развивается под влиянием общества?

2) Исключение из виртуальной группы – символический жест, сродни гражданской казни. Не раскаиваетесь ли вы в содеянном? Будь вы присяжным в суде, смогли бы вы вынести Раскольникову смертный приговор?

Сидор Куляш называл подобные опросы «зондажом общественного мнения».

Олег Держикрач ответил развернуто, подтверждая каждый пункт ссылками на учебники по психопатологии и экскурсами в историю. Ульяна Гроховец и Иннокентий Скородум ограничились односложными «да» и «нет», а Зинаида Пчель отделалась категоричным: «Идите к черту!»

«По-моему, вы сильно рискуете, – написала Дама с @. – Сначала вы предложили его исключить, теперь хотите на нем нажиться. Похоже, Раскольников – человек ранимый, вдруг обидится? Смотрите, никакой администратор не запретит ему вас разыскать».

«Кому помешают десять минут славы?» – отшутился Сидор Куляш.

«Какая слава у убийцы! – возмутилась Аделаида. – Кто захочет его знать! И зачем ему известность?»

«Ой, только не надо этого, я вас умоляю! Каждый мечтает попасть на телевидение».

«Не любите вы людей, Сидор Куляш. Презираете…»

«Почему? Люблю. Просто мама в детстве учила меня говорить правду».

«И быть храбрым», – гнула свое Дама с @.

«На том стоим!»

Но в глубине души Сидор Куляш испугался: «Сумасшедший же…» Он хотел даже отказаться от своей затеи, но, представив недоумение начальства, понял, что отступать некуда. «Прямо хоть пистолет покупай, – покрылся он потом. – И в подъезд заходи, да оглядывайся».

Раньше Сидор Куляш не задумывался о смерти. «О жизни надо думать, – отмахивался он. – А смерть сама о себе подумает». Но теперь эти слова показались ему пустыми и ничтожными, не способными ни утешить, ни защитить. «Надо бы в церковь, – промелькнуло у него. – Там же по этой части». Но потом вспомнил, что в церкви никогда не был, что всегда смеялся над ее рецептом спасения, и ему стало невыносимо грустно.

– Давай заведем детей, – обнял он жену, когда они наконец встретились в постели. – Мальчика и девочку.

– При условии, что рожать будешь ты, – отстранилась она. – Ну, дорогой, какие дети? Мы же договаривались сначала наладить жизнь.

– Да, договаривались…

Сидор Куляш вспомнил их разговор, состоявшийся вскоре после свадьбы, и подумал, что с тех пор прошли годы, проведенные ею среди банковского персонала, что, пробившись в его среднее звено, она метит теперь в топ-менеджеры.

«А директором все равно не станешь, – пробубнил он, слушая сонное посапывание. – Станешь старухой». Он вдруг вспомнил отца, променявшего его на бумажки – акции, векселя, облигации, которым отдавал все время, вместо того чтобы проводить его с сыном, и подумал, что теперь банк отнимает у него любовь, точно положив ее на депозит. Сидор Куляш, не мигая, смотрел на спящую жену, и ему были ненавистны ее сплетни про сослуживцев, корпоративные посиделки и бесконечное обновление гардероба, которые входят в офисную жизнь. Раньше он ждал ее допоздна, не сомкнув глаз, но она возвращалась уставшая, чужая, быстро раздевалась и, едва клюнув в лоб, отворачивалась к стене. А он еще полночи глядел в темневший потолок и, глотая обиду, думал, что у нее своя жизнь, и единственный выход для него – наладить свою.

«Почему каждый следующий муж хуже предыдущего, а каждая следующая жена – лучше? – поднявшись с постели, вынес он раз под утро тему для обсуждения. – Как после этого говорить о равенстве полов?»

Он подождал с час, но комментариев не последовало. И вдруг его охватил страх. «Раскольников! – вспомнил он. – Чертов репортаж! Может, и правда зря связался? Но за что меня убивать? Это же работа. Такая же, как у него».

Когда-то Сидор Куляш спал как убитый, а просыпался с трудом, будто возвращался с того света. Эта привычка дорого ему обходилась, а в юности едва не стоила диплома. Утреннюю лекцию в университете он обычно просыпал, но на последнем курсе ее часы выпали строгому профессору с острой, клинышком, бородкой. Он был грозой студентов, на экзаменах его боялись как огня. Сидор дважды делал попытку получить в зачетку его подпись, и оба раза неудачно. «Невежество, – возвращал ее профессор, вздернутой бородкой указывая на дверь. – И как вы только к нам поступили». Предмет был профилирующим, и перед Сидором замаячило отчисление. Он долго подбирал слова, прежде чем пожаловаться отцу.

– Почему сразу не обратился? – нахмурился тот.

– Надеялся, справлюсь…

А потом был звонок ректору, неловкая поза профессора, пришедшего принимать экзамен на дому – дело представили так, будто Сидор заболел, – непрерывное щебетание матери в прихожей: «Ну что вы, профессор, какие тапочки, это большая честь для нас…», шарканье придвинутого к кровати стула: «Когда на лекциях вы сидите, я стою, когда вы лежите, я позволю себе сесть», и виноватая улыбка, сползавшая на безжизненно повисшую бородку: «Что же вы сразу не сказали, что больны, ну поправляйтесь-поправляйтесь…», а в промежутке вопросы, напомнившие классику: «Не Париж ли столица Франции?» – и быстро вынесенный вердикт: «Отлично, надеюсь, моя экзекуция не слишком вас утомила». А потом, уже под одеялом, куда не проникал свет, была животная радость, смешанная со стыдом, и гулкие удары сердца, заглушавшие голоса в прихожей: «Может быть, чаю?» – «Нет-нет, спасибо, дела», – и уже после, когда хлопнула дверь, стук пальца по одеялу: «Вылезай, дорогой, все кончилось… Ты доволен?»

Этот домашний экзамен стоил Сидору всех пропущенных лекций.

Но крепкий сон остался в прошлом. Теперь Сидор Куляш сидел перед монитором и размышлял о том, каким боком выйдет ему репортаж о Раскольникове. Воображение рисовало ему страшные картины, когда человек с аватарой окровавленного топора потребует у него ответа, у Сидора дергалось веко, но вскоре он взял себя в руки. «Нервы разошлись, – снова юркнул он в постель, накрывшись с головой одеялом. – А все чертова группа, надо с ней закругляться».

Горе от ума

Однако сообщения от Сидора Куляша продолжали появляться.