Коллектив авторов - Записки офисного планктона (сборник) Страница 18

– Что, находятся и такие? Любители загробного общения?

– Вы даже не представляете, сколько тафефобов среди наших клиентов!

– Кого?

– Тафефобия – боязнь быть похороненным заживо. Многие просят положить им в гроб телефон. На всякий случай.

– Роуминг на небесах?

– Борис, давайте не будем о грустном.

Девушка улыбнулась Бориванычу и в уютной комнатенке зацвели акации.

– Главная наша фишка – это, конечно, кофе.

– А если я буду в Зимбабве? В пустыне Сахара?

– Почитайте договор. Мы обязуемся доставлять кофе в ЛЮБУЮ точку мира. В том числе и в Россию. Если кнопка хоть раз не сработает – вернем деньги за телефон в полном объеме.

С драгоценным пакетом под мышкой Бориваныч вышел на пражскую улочку и, будто околдованный, побрел к отелю. Денег на сувениры не осталось, а на кредитке безнадежно повис баланс в триста тысяч. Хорошо еще, что билет домой был выкуплен заранее.

Увы, бизнес Бориваныча давно агонизировал, его маленькая турфирма «Южный рай» медленно угасала на фоне других гигантов-монополистов. Он продолжал делать вид, что все по-прежнему, пушил перья и ездил на машине, чей движок жрал половину его месячной зарплаты. А сам получал лишь небольшие проценты с продаж, которых едва хватало на то, чтобы отбить аренду офиса. Как получилось, что он отдал в пражском магазинчике последнее, мужчина искренне не понимал. Все произошло как во сне: девушка из прошлого с красивым ногтями размешивает ему в чашке кофе… Он мечтал об этом с тех пор, как Катька Громова разбила ему сердце и вышла за другого.

Жене Татьяне такой аргумент не годился. Она была женщина суровая, не гнушалась даже рукоприкладством. Изо всех сил пытаясь забыть Катьку, Борис сразу после армии женился на воздушной студентке из педагогического. Милое создание каждый раз беззащитно поправляло очки, перед тем как что-то сказать. А через несколько лет Бориваныч с ужасом обнаружил, что женат на детском кошмаре. Теперь каждое утро за столом перед ним сидела злая училка из его школы с красными губами, буклями на голове и уродливой брошкой-ящерицей на груди. Из тех, что ненавидят детей, этих мерзких карликов, и их идиотов родителей.

Но вот наконец долгожданный момент настал. Леночка, дочка, которая работала у него секретаршей в турфирме, отпросилась на свидание. Мать ее никуда не пускала, поэтому он иногда «крышевал» девятнадцатилетнего ребенка. В пределах разумного, разумеется. Сидя в офисе, Бориваныч крутил в руках новенький телефон. Аппарат был сделан безупречно. Идеально. Будто его ковала артель инопланетян. Он лежал на ладони так, словно гигантская капля ртути, растекшись, приняла форму руки.

Палец потянулся к иконке с кофейной чашкой.

– Была не была, – подумал Бориваныч и нажал на заветную кнопку.

В ответ жалобно пискнула эсэмэска: «Заказ принят. Ожидайте».

Бориваныч пригладил волосы, причесал косматые брови и поправил галстук. Накануне он сходил в парикмахерскую, обновил в солярии оставшийся от поездки в Египет загар и был во всеоружии. Когда жены не было рядом, он снова становился самим собой. Короткая стрижка, честные серые глаза, немного суховатая фигура. А при Татьяне усыхал на глазах, горбился и пытался забиться в угол.

Мужчина нервно походил по небольшой комнатке с двумя компьютерами и сел в кресло для клиентов. Затем поправил букет на окне. Он купил красные розы.

В дверь постучали.

– Да-да, – прочистив горло, как можно басистее сказал Бориваныч.

В офис ввалился грязноватого вида мужичонка со спортивной сумкой «Адидас» на плече. Он немного помялся при входе, словно оценивая обстановку, потом увидел Бориваныча и расхлябанной походкой прошел к столу.

– Чашку давайте.

Бориваныч автоматически достал из ящика стола чашку с грудастыми девахами в купальниках – сувенир благодарных клиентов из Турции.

Мужичок вытер руки об штаны, открутил крышку термоса, который вытащил из сумки, затем высыпал что-то из пакетика в чашку и помешал все это авторучкой, лежавшей поблизости.

Потом вытер авторучку об себя, достал из кармана лист бумаги и попросил подписать.

– Что это? – в изумлении воскликнул Бориваныч.

– Кофе по требованию. Все как в договоре.

– А где она?

– Кто она?

– Серебряная девушка.

– А… Эти. Они там, – мужичок с тоской махнул рукой куда-то далеко за окно. А тут я за них. Что-нибудь еще?

– В смысле?

– Ну, сливки там… Сахар.

– Нет, спасибо.

– Не за что. Обращайтесь. Мужичок замешкался за спиной.

«Наверное, ждет чаевых», – устало подумал Бориваныч и машинально отхлебнул из чашки. Изображение мира вокруг поплыло, а потом и вовсе погасло с тоненьким писком, словно кто-то выключил старый телевизор.

Очнулся Бориваныч оттого, что телефон отчаянно вибрировал у него в нагрудном кармане. Кругом была темнота, и Бориваныч с трудом пошевелил затекшими руками. Плечи уперлись в преграду, и он осознал, что лежит в ящике. Кое-как он вытащил из кармана телефон и посветил вокруг. Пятьдесят пропущенных вызовов от жены не сулили ничего хорошего, но еще хуже было то, что мужчина оказался в гробу.

«Вы уже прах, а телефончик работает», – вспомнились слова чешской красавицы. Кислород заканчивался, а батарея угрожающе разряжалась. Из последних сил Бориваныч нажал кнопку с чашкой.

Она стояла в свете желтого фонаря, опираясь на соседнюю оградку, и улыбалась. В кладбищенском освещении серебряная девушка превратилась в золотую. Волосы, как у боттичеллиевской Венеры, струились по плечам. За спиной мерцали кресты.

– Наша компания приносит извинения в связи с произошедшим. Ужасная история. Сотрудник в России оказался вором, он отслеживал кофейные вызовы, приезжал к богатым клиентам, грабил и убивал их. Вы родились в рубашке. Согласно пункту пять точка два нашего договора вы можете требовать материальную компенсацию. Это почти миллион рублей. Будем писать рекламацию?

– Как вас зовут?

– Меня? Геля.

– Выпейте со мной кофейку, Геля. За жизнь после жизни.

Виктор Бычков

Креативная

Аня считала себя современной продвинутой девчонкой, креативной. Ей безумно нравилось слово «креатив». Она находила в нем что-то загадочное, возвышенное, такое… такое… которое как ничто иное полно отвечает ее внутреннему состоянию, чего нет и не могло быть в простом русском слове «творчество». Кре-а-тив! – да в самом звучании уже кроется загадка, тайна, обособленность от остальных. Вот почему этот статус креативной должен и обязан быть присущ только ей – Анне Владимировне Бобковой. Он выстрадан ею, сроднился с нею, вошел в ее плоть и кровь. Она им живет, дышит.

Правда, фамилию свою девушка не любит еще со школьной скамьи. Какая-то она приземленная, не отвечающая замыслам и устремлениям носительницы этой простой, до неприличия неблагозвучной фамилии. Однако надеется, что для девчонки такое несоответствие ее внутренней сути и реальной, несправедливой, в некоторой степени позорной действительности – явление временное. Нужно немного подождать, и все встанет на свои места. Встретится, обязательно встретится тот, чья фамилия потом будет ласкать не только уши, но и душу Аннушки. И знакомые ахнут!

Но уж если, не дай тебе Господи… И тогда есть выход, чего уж. Рвать волосы на себе не стоит ни в коем случае. Можно без проблем сменить фамилию. И все! Она узнавала, это сейчас очень просто. Делов-то. Она – оптимист. Она – лучшая! Она – не как все. Именно она в ее окружении является носителем неординарных идей. Ну и что из того, что она работает обычным продавцом в продовольственном магазине? Вон некоторые ее подружки, бывшие одноклассницы, уже вышли замуж, нарожали детей. Ну и что? Что дальше? Так и будут влачить жалкое существование матерей и жен, разрываться между домом и работой, ничуть не выделяясь на общем сером фоне. «Серые мышки» – Аня навесила на них этот ярлык давно, еще со школы, и менять не собирается.

Телевизор старается не смотреть. А если и решается иногда, то выборочно, и смотрит не всю программу, а чуть-чуть. Не хочет лишний раз расстраиваться. «Гламур», «бомонд» – эти слова ласкают уши, но уж слишком сильно ранят душу тонкую, творческую натуру Анны.

– Подождите, дайте срок! – зло шипела девушка, выключая телевизор, на прощание презрительно окинув взглядом последних героев экрана. – Будет, будет праздник и на моей улице! Вы еще… вы… за честь… это. А я еще подумаю!

Аня одна живет в однокомнатной квартире: досталась от бабушки. Сюда, в краевой центр, она приехала после школы из районного городка, скорее похожего на большое село, два года назад. Все обыденно до неприличия. Однако не на ту напали!

В институт как-то не поступила. Так получилось. И баллы за ЕГЭ недотягивают, да и вообще… На платную учебу уже родители не тянут. А уж ей самой на обучение, на диплом работать? Что он дает, тот диплом? Та-а-ак, перед знакомыми при случае похвастаться. И все? Диплом – не пропуск в креативное сословие, это твердо знает Аннушка. Выстрадала такое заключение. Переубедить в обратном никто не сумеет. Правда, никто и не пытался. Разве что мама в редкие приезды жужжит над ухом о заочном образовании, внуках, то да се… Да что она может понимать, эта мама? Всю жизнь дальше района не выезжала, из-под коров на ферме не вылезала. Поэтому ее слова дочь пропускает мимо ушей, но не спорит с матерью: себе дороже. Ведь та в каждый свой приезд подкидывает десяток-другой тысяч российскими деньгами. Разве плохо? Аня сразу поставила условия родителям: продукты ваши ни к чему. Лучше деньги. На них Аня купит то, что ей хочется, что ей нравится. Поняли правильно: откупаются деньгами!