Ната Хаммер - Школа. Точка. Ру Страница 18

Мы попёрли подарок на кухню. Но бабушка даже не взглянула на коробку. В одной руке она держала свой пенсионерский телефон с большими кнопками, а в другой – записную книжку. Она до сих пор не понимает, что в телефоне тоже есть записная книжка. Увидев нас, она закричала: «Почему ваша мать не отвечает на звонок?!» Мы ей объяснили, что по условиям лечения мама не может пользоваться телефоном. «Она обалдела! Кукушка! Что, её здесь бы не вылечили? У нас самая лучшая медицина в мире!» – «Ага, – вставила Ленка. – И самое лучшее образование». Но бабушку с курса сбить было невозможно. «Бросила семью! Чем она думает! Приедет к разбитому корыту! Куда мог усвистать ваш отец седьмого марта?» – «В командировку!» – хором сказали мы. «Дурочки! Седьмого марта в командировки не ездят! Седьмого марта ездят только к любовницам! Я так и знала, что с вашей матерью он заведет себе любовницу!» Жесть! Я поймала себя на мысли, что, хотя она мне и бабушка, но я её ненавижу! А Ленка посмотрела на неё, как зоолог на муху, и говорит: «Ну, ты должна торжествовать. Сбылись твои пророчества. Ты же так не любишь нашу маму». – «Причём тут любовь? – зашлась бабушка, даже глаза закатила. – Я вашу мать с её детства знаю и уже привыкла к ней. А что за насекомое выбрал ваш отец теперь? С его-то дурным вкусом на женщин! Какая-нибудь зелёная длинноногая гусеница с силиконовой грудью! Тьфу! Звоните отцу, пусть сейчас же возвращается!» – «Сама звони, – огрызнулась Ленка. – Он из-за тебя сбежал». – «Он не отвечает на мои звонки!» – «Я бы тоже не стала», – припечатала Ленка, взяла меня за руку, затянула в комнату, захлопнула дверь перед бабушкиным носом и закрылась изнутри на ключ. Бабушка начала долбить в дверь, кричать про нашу невоспитанность, которую мы, конечно же, унаследовали от мамы. Мы с Ленкой вставили наушники и врубили звук. Но я была просто в осадке от всего, что я услышала от бабушки, и никак не могла собрать себя в кучу. Закачала любимую музыку на новый айфон и легла спать. Ночью мне снилась зелёная мохнатая гусеница, которая обвилась вокруг папиной шеи, а он гладил её, как пушистый шарф.

Сегодня я проснулась поздно, настроение отстойное, вставать не хотелось. Ленка уже усвистала со своим малолеткой. Он, походу, заходил за ней. На Ленкином столе валяется веник мимозы. На моём столе стоит роза, которую мне вчера подарили в классе – как бы от мальчиков, но Юля Кулакова сказала, что розы от родительского комитета покупала и раскладывала на парты её мама. (Наверное, поэтому роза уже завяла. Соня говорит, что у кулаковской матери жуткая энергетика).

В Ленкином классе мальчики испекли девчонкам три торта и пели песни под гитару. Это так миляшно! А наши, я думаю, даже яичницу пожарить не могут. И хорошо, что не могут, а то преподнесли бы каждой из нас к празднику по два жареных яйца в виде восьмёрки. По приколу.

С кухни несет горелым. Это бабушка нажарила оладушков. Я прислушиваюсь к звукам – как только она прошаркает в гостевую комнату, чтобы прилечь отдохнуть, я выскочу из квартиры и побегу в «Шоколодницу» – позавтракать. Раньше я ела бабушкину стряпню из вежливости, но теперь вся моя вежливость испарилась. Пусть сама давится своими непропечёнными но зато подгорелыми оладушками. Но бабушка всё гремит и гремит там на кухне, и я продолжаю писать в дневник.

После Дня влюбленных все учителя как по команде прониклись ко мне любовью. Не сами по себе, а благодаря моему папе. Что-то он такое грандиозное для школы сделал… я, правда, так и не поняла – что именно. Все мне улыбаются, ставят завышенные оценки, а Полина, когда я «уплываю», не кричит, как обычно, а подходит и гладит меня по плечу. Это так трогательно. Я ей даже портрет на Восьмое марта подарила, правда, без рамки, мамы нет, некому было купить рамку. Полина прослезилась и поцеловала меня в щеку. Сказала, что я – УМНИЦА и БОЛЬШОЙ ТАЛАНТ! Я прифигела. Так что в школе стало всё хорошо – но дома стало плохо.

До возвращения мамы осталось шестнадцать дней. Это больше половины срока её лечения:(

Полина Григорьевна. Монолог с котом

Ну что, Люций, сегодня женский праздник, давай, ухаживай за мной! Ты же у нас мужчина, хоть и бывший. Нет, лицо мне лизать не надо, я этого терпеть не могу. Иди вон, тапочки согрей! А я пока ещё в постели полежу, книжонку Гошину дочитаю. Потому что читать её можно только в лежачем состоянии. Иначе тошнит и ноги подкашиваются. Катя вчера занесла мне подарочек к женскому дню: букет роз и творение это. Лучше бы не заносила, честно сказать. Я ведь предчувствовала, что мерзость. Где он, спрашивается, набрал этих образов? В каком таком Засрайске? Насколько мне известно, он дальше двух столиц в жизни не выезжал. Даже на электричке. Ну, кроме нашей дачи. А в его Засрайске полгорода – извращенцы и идиоты, остальные медленно умирают от рака. Иногда извращенцы помогают раковым умереть быстро. Единственный нормальный – главврач районной больницы, и то к концу соблазняется десятилетней дебилкой, которая развлекается на пруду, запуская головастиков себе в то самое место! Где он, спрашивается, такое наблюдал? Это что – правда жизни? Нет, это бред сумасшедшего!

И моя родная дочь живет уже три года с этим моральным уродом! Недаром его жена выгнала, даже при двух детях! С его-то ментальными наклонностями он мог, чего доброго, девчонок своих поизнасиловать. И ведь ладно написал он всё это, Фолкнер доморощенный, но ведь издатель, вместо того, чтобы передать рукопись вместе с автором психиатру, напечатал это, и немалым тиражом! Значит – уверен, что купят! Мне просто страшно за общество, в котором мы живем. Эта же книжонка не для охранников и домохозяек, это предназначено нашей высоколобой интеллигенции. Неужели кто-то может наслаждаться подобным чтивом?

Лишь бы никто из коллег не узнал и книжку не прочел. Я ведь Гошину фамилию никому не называла? Вроде бы нет. Просто так они не прочтут, у нас в школе никто не читает современную литературу. На это нет у учителей ни времени, ни денег. Знаешь, сколько такая книжонка в «Доме книги» стоит? Я вчера зашла прицениться, понять, какова материальная цена Гошиного подарка к Восьмому марта. Четыреста рублей! Четыреста рублей за кусок дерьма карманного формата!

Люций, мир определенно сходит с ума. Но черт с ним, с миром. Как моя дочь, воспитанная в приличной семье нормальной матерью и советским дедом, может любить такого модернистского извращенца? Я ей вчера ночью звоню, говорю: «Выгоняй его немедленно или я с утра вызову ему скорую психиатрическую помощь!» А она мне: «Мама, как ты можешь? Как ты можешь ассоциировать автора с его лирическим героем? Ты – филолог или торговка с рынка?» Я ей говорю: «Я прежде всего мать, и не хочу дожидаться, чтобы с моей единственной дочерью произошла трагедия!» А она мне: «Это же чистая авторская фантазия! Гоша долго исследовал, что хорошо продается на книжном рынке, прежде чем писать! Ты читала „Парфюмера“? Как не читала? Это же хит эпохи! Гоша идет по его следу. Просто расчленил героя на несколько, переместил в другую эпоху и в другую страну. И по совету редактора многие образы были укрупнены и усилены. Положительные герои вымараны. Чтобы соответствовать брутальному имиджу. Автор же – мужчина! Разве ты не знаешь, что на современном книжном рынке территория строго поделена? Все сопливо-слезливые романы со счастливым концом теперь пишут только женщины! А поскольку читают тоже, в основном, женщины, все полки привилегированного доступа в книжных магазинах заполнены графоманией для домохозяек. Для тех, кто хотел бы почитать и тут же забыть содержание. А чтобы кто-то сделал усилие и докарабкался до книжки где-нибудь под потолком, нужно такое придумать, чтобы кровь в жилах стыла. Гоша столько лет искал свободную нишу! И наконец нашел не очень затоптанный участок. У него просто не было выбора, как ты этого не можешь понять! Он сам чуть с ума не сошел от ужаса, когда рукопись вычитывал. А в жизни он добрый и мягкий. Знаешь, как он детей своих любит! До слез! Поэтому и не дает жене развода. Чтобы иметь возможность общаться с детьми без ограничений!»

Но я, Люций, в эту его отцовскую любовь не верю. Любящий отец не собирает квитанции о денежных переводах и не пишет на них «алименты». Ты согласен? Вижу, что согласен, хотя своих детей и не имел. Мне за Катю страшно. Очень. Они теперь на даче живут. Там такая глушь – не докричишься. И соседка у нас слабослышащая. А с другого бока вообще никто не живет – дом под продажей стоит. Я ведь в одном эпизоде узнала свой подвал: там описывается, как расчлененный труп был расфасован в мешки с хозяйственным мылом. Помнишь эти мешки? Папа когда-то из военной части привез, мыло было под списание. Мы им так и не пользовались – слишком воняло. Помнишь, я Гошу летом в подвал посылала – за квасом? А он там, похоже, всё обследовал. И мыло нашел. Ужас! Вдруг Гоша всё-таки маньяк, который прикидывается писателем? Меня, Люций, от этой мысли всю трясет и сердце колоться начинает. Слишком натуралистично всё в книжке описано, словно из первых рук, такие детали не придумаешь. А Катя как зомбированная. Я пытаюсь её убедить, а она будто бы не слышит и в глаза мне не смотрит.