Виктория Ледерман - Первокурсница Страница 19

Пока мы с ним топтались по ковру, второй галантный кавалер усадил Янку на диван и, облапив ее за плечи, что-то горячо шептал ей на ухо. Та отчаянно мотала головой. Я видела ее страдальческие глаза. Парень снисходительно ухмылялся, по-хозяйски гладил ее по спине и вдруг, резко намотав ее волосы на кулак, притянул к себе и что-то тихо произнес в лицо. Янка обмякла. Ну вот и началось, отчетливо поняла я, когда подруга, подталкиваемая мерзавцем, покорно поплелась в соседнюю комнату. Я прекрасно знала эту ее особенность: стоило ей сильно испугаться, как она терялась и становилась совершенно беспомощной. Как деревенская курица, которая всполошенно бегает по двору от своего палача, но, как только оказывается в его руках, покоряется своей участи и спокойно кладет голову на чурбак в ожидании удара топором. У меня же в подобных ситуациях, напротив, в голове появлялся странный горячий звон. В ту же секунду для меня все прояснялось, и я точно знала, что нужно делать. Благодаря своему умению собраться на экзамене я смогла поступить в институт. А Янка впала в свой обычный ступор и провалилась, хотя все необходимые знания в ее голове были. Просто ей не удалось их оттуда вовремя добыть.

И сейчас, похоже, у нее отказали мозги. А у меня, как назло, не было ни одной даже самой захудалой идеи. Что же делать? Отчаянье пронзило меня ледяным стержнем, но вдруг парень, сам того не ведая, подсказал мне выход. Он остановился и нетерпеливо сообщил мне, что ему надо «отлить». Я кивнула, прикусив от радости губу и не веря своему счастью.

Дождавшись, когда он скроется в прихожей, я на цыпочках пробралась вслед за ним и прислушалась. Сердце отчаянно колотилось, и от волнения было трудно дышать. Страшно даже подумать, что он со мной сделает, если все провалится! Я приблизилась к туалету. Как со мной это обычно бывает, в моей голове что-то щелкнуло, и я очень кстати вспомнила, что возле гардероба, где мы раздевались, стоял приоткрытый ящик с инструментом. Я на цыпочках метнулась по коридору к этому ящику, выудила молоток и секундой позже продела топорище в ручку туалетной двери и закрепила на косяке. Ну все! Теперь попробуй выйти без посторонней помощи, урод проклятый!

Так. Теперь Янка и ее страстный партнер. Я достала из сапога баллончик «Пуко», то есть «Рико» – в данную минуту это не имело значения, – и, держа палец на разбрызгивателе, вихрем ворвалась в спальню. В первый же момент я поняла, что не опоздала. Он еще только снимал с нее свитер. Недолго думая я шлепнула сапогом (который почему-то оказался в моей левой руке) по блестевшему передо мной лысому затылку, а потом хлестнула пахучей струей по изумленным непонимающим глазам. Парень дико заорал, схватившись за лицо, а я с каким-то садистским наслаждением влила еще солидную порцию освежителя прямо в его разинутый рот. Вот так! Чтобы уж наверняка.

Схватив вялую подругу за шею, я погнала ее в коридор, подбадривая сзади дружескими пинками. Вслед нам несся пьяный вой и душераздирающий кашель. У вешалки к Янке вернулось сознание. Мы в мгновение ока впрыгнули в сапоги, схватили верхнюю одежду и попытались открыть входную дверь, как вдруг из туалета раздался стук и выкрики с требованием объяснить, что это за шутки. Мы молча мучили замок, с опаской оглядываясь на сотрясающуюся от мощных ударов туалетную дверь.

– Наверно, на ключ закрыли, – проклацала зубами бледная до синевы Янка. – Все! Дохлый номер! Давай его выпустим! А то хуже будет!

Узник из туалета, матерясь через каждый слог, подтвердил, что будет хуже.

– Окно! – выдохнула я и потащила ее на кухню.

Замороженные створки окна с трудом, но все же поддались, и мы вывалились через подоконник в снежный сугроб. Из дома нам вслед неслась брань на два голоса (один голос приглушенный, другой визгливый, постоянно прерывающийся кашлем) и красочные описания, что с нами сделают, когда поймают. Пугаться всех этих изощрений было уже некогда. Мы лезли по глубокому снегу в противоположную от калитки сторону. Я отчетливо помнила, что собака лаяла где-то в районе калитки. Значит, нам туда не надо. Лучше как-нибудь через забор.

Мы выбрались на дорогу с приличными потерями. Янка вырвала клок из шубы, когда перелезала через забор, а с меня в какой-то момент слетела шапка. Пришлось с ней распрощаться навеки. Тем более мы слышали, что крики и угрозы значительно приблизились. Значит, арестант уже выбрался из заключения, а жертва «Пуко» наконец проморгалась. Какое-то время мы неслись вдоль дороги сами не зная куда. Сейчас главное было оказаться как можно дальше от наших несостоявшихся любовников. Иначе нам хана.

Мы бежали и совсем не чувствовали усталости. Лишь когда сзади послышался звук приближающейся машины и мы метнулись за какой-то полуразваленный сарайчик, черневший между деревьев, и повалились на снег, я поняла, что мое сердце давно уже выскакивает из груди от такого спринтерского забега. Когда машина проехала, я по-пластунски выползла из-за угла и посмотрела ей вслед. Это был черный форд «Фокус».

Часа два, не меньше, мы боялись вылезти из своего более или менее надежного укрытия. Ведь на дороге мы были бы как на ладони. А обратно форд все никак не ехал. Но вот вдалеке послышались разговоры и женский смех. Мы ломанулись на эти спасительные звуки и до смерти перепугали трех беззаботных девчонок, возвращающихся домой с гулянки. От них мы узнали, что находимся в поселке, где, по слухам, живут одни бандиты и богатые цыгане, и нам стало еще хуже от такой информации. Мы сбивчиво объяснили девчонкам ситуацию и попросили их поймать для нас машину, которая подбросила бы нас до более цивилизованного места. Только умоляли не останавливать черный форд «Фокус». Девчонки засмеялись, сказали, что совершенно не разбираются в иностранных марках, и предложили вообще не останавливать черные тачки. На том и порешили. Мы вновь убрались в свое укрытие, а девушки остались на дороге искать для нас средство передвижения. Первую машину они поймали довольно скоро, но мы наотрез отказались в нее садиться – из динамиков на всю улицу неслось:

– Вэ-вэ-вэ, Ленинград, эс-пэ-бэ точка ру…

Напрасно девчонки нас убеждали, что тачка вовсе не черная, а красная, и не форд, а самая что ни на есть наша отечественная «восьмерка». Все бесполезно. Группу «Ленинград» мы теперь не могли выносить, как скрежет пенопласта по стеклу.

В конце концов мы сели в старую дребезжащую «копейку» без задних сидений. Странноватый мужичок бросил нам на пол покрывало, на которое мы и шлепнулись, с облегчением переводя дух.

– От кого убегаете, девчата? – поинтересовался он, лихо летя по накатанной скользкой дороге.

– Нас хотели изнасиловать, – ответила я жалобно, пытаясь пробудить в мужике сочувствие. Вдруг пожалеет нас и не возьмет пятьсот рублей, о которых мы договорились заранее.

– А вы и убежали? – загоготал тот.

– Ну да, – неуверенно сказала я, не понимая, что его рассмешило.

– Дурочки! – снисходительно заявил водитель. – Согласились бы сами, и никто бы вас насиловать не стал!

Я помолчала, ошеломленная таким решением нашей проблемы. Потом сказала:

– Да как-то все не по-людски. Никаких ухаживаний, комплиментов… Водки налили, огурец дали… И все.

– Во! – мужик поднял указательный палец. – К вам со всей душой, даже водки налили, а вы фордыбачите!

Домой мы добрались в пятом часу утра. Пошли сразу к Янке, мне совсем не хотелось сталкиваться сейчас с мамой. Подруга прямо в шубе прошла в свою комнату и села на кровать. А я тихонько, чтобы не слышали ее родители, побежала в ванную отогреть заледеневшие руки и лицо. Из меня перла какая-то неудержимая энергия, кровь просто бурлила от адреналина. Я ощущала такой прилив сил, что могла бы запросто свернуть Эльбрус, ну или хотя бы вызубрить все крылатые фразы по латыни. Мне хотелось скакать, орать во все горло. Чтобы умерить свой пыл, я сделала несколько приседаний, потом вернулась к Янке. Она сидела, закрыв лицо руками, раскачивалась из стороны в сторону, и из ее горла летели сдавленные звуки:

– Ах-ха-ха-ха!

Я присела перед ней на корточки и заглянула в лицо:

– Ты чего, Лисименко? Ты ржешь или ревешь, что-то я не пойму?

Она подняла голову и захохотала сквозь слезы:

– По… по…

– Тише, чего разошлась? – шикнула я на нее. Истерика, все ясно. Какие мы нежные! Просто пансион благородных девиц! Подумаешь, хотели изнасиловать! Ведь не получилось же, чего теперь в истерике биться?

– По… жрали… и… уш… ли… Пожрали и ушли, – едва выговорила она сквозь всхлипы и вдруг, замолчав на мгновение, молниеносно катапультировалась из комнаты.

«Затошнило», – решила я и пошла за ней.

Янка стояла в коридоре, бессильно опустив руки, а возле двери туалета, прикрыв глаза от блаженства, сидел Христофор. Из-под его хвоста растекалась огромная желтая лужа.

– Не успела, – коротко констатировала я. Просто невероятно, как она смогла его услышать!