Виктория Токарева - Этот лучший из миров (сборник) Страница 19

– Раздевайся, – предложила я. – Я тебя покормлю.

По моей квартире плавали запахи томленного в духовке мяса, разносились звуки семьи: обрывки телефонных переговоров, удары тяжелой струи воды в ванной комнате.

– Не могу, – отказалась Анестези. – Внизу ждет машина. Я на минуту.

Моя переводчица была далека от звуков и запахов чужой семьи. У нее были свои задачи и устремления.

– Как Морис? – спросила я.

– Мориска ушел к Соньке. Мадленка раздела его с головы до ног. Кто виноват, тот и платит.

Анестези что-то вспомнила и полезла в свою сумку на длинном ремне.

– Ужас… – проговорила она. – Я забыла свою записную книжку.

– А что теперь?

– Теперь у меня ни одного телефона.

– Я про Мориса…

– А… – спохватилась Анестези. – Он вернулся обратно. К Мадленке.

– Из-за денег?

– Из-за всего вместе. Он понял, что ему уже трудно все повторить: дом, дачу, капитал. Здоровье не то.

– Значит, из-за денег?

– Да нет. Все сначала уже не начнешь… Это только кажется…

– А ты откуда знаешь? – спросила я.

– Значит, знаю, раз говорю. – Анестези перестала рыться в своей сумке и посмотрела мне в глаза. – Надо долюбить старое. Долюбить то, что дано, а не начинать новое.

Я хотела спросить про мужа, но, в сущности, она мне все сказала.

– Можно от тебя позвонить? – спросила Анестези.

Я принесла ей телефон. Она стала набирать один номер за другим, спрашивать: не забыла ли она записную книжку – черную, толстую, в кожаном переплете.

Я представила себе Мориса и Мадлен за обеденным столом. Они едят и слегка переругиваются. И молча идут в свой закат, взявшись за руки и поддерживая друг друга.

Вместо меня

Его зовут Ник. Ему тридцать пять лет. Он молод, красив и талантлив. И все это – не пригодилось. Красота, ум, талант – все уходит, как дым в трубу. Никому не надо.

Десять лет назад Ник окончил театральную школу. О! Какое было время… Как они пели, пили, мечтали, любили… Как он просверкнул на выпускном спектакле… Все думали, взошла новая звезда. А потом все кончилось. В Англии много безработных актеров. И Ник среди них.

Катрин говорила: «Ты лучше всех. Ты единственный». И родила ему двоих детей, мальчика и девочку. А через пять лет вышла замуж за зубного врача с хорошей практикой.

Ник – красивый и талантливый, но ничего не зарабатывает и на всех обижается. Все вокруг виноваты. Бедный и нервный человек может надоесть кому угодно. Катрин ушла и увела детей, и увела свою любовь и заботу. И мебель. Ник остался в пустом доме. Спал на полу. Попытался устроиться официантом, но тоска по семье и невостребованный талант плакали в нем, и Ник задумывался посреди ресторанного зала, натыкался на посетителей, ронял подносы. Его выгнали.

Тридцать пять лет – не много. Но и не мало. К этому времени все должно состояться. А у него все рухнуло. Ник оказался в руинах своей жизни.

Можно, в конце концов, жить и в руинах. Но подоспело еще одно несчастье. Его мама попала в автомобильную катастрофу. Случилось так, что водитель грузовика – какой-то неизвестный водитель какого-то грузовика – умер за рулем от сердечного приступа. И грузовик – неуправляемый, как рок – мчался по дороге. И врезался в машину его мамы. В результате – множественные переломы, множественные операции – мелкие и крупные.

Врач госпиталя, молодой и серьезный, сказал, что лечение будет долгим. Понадобится много времени и много денег.

Когда все рушится и обломки падают на голову, на что рассчитывает человек? На чудо. И вот оно – чудо.

Вернувшись домой, Ник стал рассматривать газету с предложениями работы и наткнулся на объявление: «Мистер Соколов хочет отправиться в путешествие по России, и ему нужен секретарь».

Мистер Соколов – странное сочетание. Мистер – значит англичанин. Так же как мсье – значит француз. Соколов – типичная русская фамилия. Получается – русский англичанин.

Именно так и оказалось: Соколов – русский по происхождению. Но всю жизнь прожил в Англии. В начале века он был вывезен восьмилетним мальчиком из России. И в конце жизни, глубоким стариком, решил посетить свое родовое имение на Волге. Зачем? А непонятно. Тянет.

Еще несколько слов о мистере Соколове. Ему восемьдесят три года. Парализован. Его жизнь протекает в коляске. Миллиардер.

В молодости это был пьяница, развратник, обжора, драчун и гениальный бизнесмен. Моцарт бизнеса. Сейчас все в прошлом. Он не может ни есть, ни пить – тяжелый цирроз. Протертая диета и минеральная водичка. О драках и женщинах говорить не приходится. От дел отошел. Скучно. Да и зачем? Умножать богатство внукам? Того, что останется, им хватит на четыре жизни.

Что же вместо всего? Пустота. Тоска. Ненависть к живущим. К тем, кто останется жить вместо него.

Соколов хочет побывать в родовом имении на Волге, прикоснуться к корням. И взять секретаря, молодого человека. И заставить его делать то, что он сам уже не может: есть, пить, драться, развратничать. Жить вместо себя. А он, Соколов, будет при сем присутствовать. Как зритель в театре. Воспринимать опосредованно.

Гордый человек на это не пойдет. А с барахлом связываться неинтересно. Значит, надо взять гордого, достойного и сломить. Купить. Подчинить. Подавить. И заставить.

Ник ни о чем таком не подозревал, когда пришел по адресу. Они знакомятся. Видят друг друга. Старик – симпатичный, легкий, с большими, как у кузнечика, сумасшедшими глазами.

Ник тоже нравится Соколову. Старик – мудрый, как змий, видит все и сразу: хрупкую душу, нестойкую артистическую сущность, бедность, практически нищету, нежность души, доверие к жизни и надежду. Старик понимает – такого жалко ломать. Но оттого, что жаль, – хочется еще больше. Соколов постепенно уходит из этого мира, и ему ничего не жаль. Пусть за его спиной останутся выжженные города, искалеченные судьбы.

Соколов назвал сумму. Ник не поверил. Ему показалось, что он ослышался.

– Сколько? – переспросил Ник.

Соколов – повторил. Все правильно. Ник не ослышался. Он был хороший актер и поэтому хорошо сыграл невозмутимость.

– Согласен, – спокойно ответил Ник. За такие деньги он готов на все. Кроме убийства, конечно. Хотя, как знать… Смотря кого убить и за что… Если за дело, то почему и нет. За такие деньги. На эти деньги можно купить свой театр, вылечить маму, вернуть Катрин. И всего за месяц работы…

Через неделю вылетали в Москву. Соколова провожала куча родственников. И даже здесь, в аэропорту, было заметно обоюдное раздражение.

Это раздражение близких людей, давно знающих друг друга и неинтересных друг другу духовно.

Нравился старику только восьмилетний мальчик, правнук. Он подозвал его и поцеловал на прощание. Мальчик незаметно вытер щеку. Ему было неприятно прикосновение старости. Ник увидел, и ему стало жаль старика.

В России сели на теплоход, который делал круиз по Волге. На пароходе плывут русские артисты, политики, работает бар. По вечерам концерты, дискотека. Всеобщий праздник.

Лето. Погода стоит чудесная. Возле крупных городов пароход останавливается, и тогда туристы выезжают в город и осматривают архитектуру этапа развитого социализма. Однотипное убожество. Но иностранцы на отдыхе. Они благодушны и равнодушны. Что им чужая жизнь.

Ник и Соколов подолгу беседуют на палубе. Ник читает старику стихи. Он очень хорошо читает. И поет песни, он очень хорошо поет, испытывает вдохновение. Возле них останавливаются люди. Молодая блондинка подошла и сказала по-русски: «Потрясающе…» А потом перевела на английский.

В глазах пароходной публики Ник – не просто секретарь богатого старика, а именно тот, кто он есть на самом деле: нежный, красивый и ошеломительно талантливый. Ник как бы возвращается к себе, и за это он обожает своего старика.

Но однажды утром, когда все в столовой ели свой маленький завтрак: кофе, булочки, джем, – Соколов заказал икру и бутылку водки. Официант принес порцию икры.

– Нет, – сказал Соколов. – Банку.

Официант кивнул, он понимал по-английски, и принес стеклянную стограммовую баночку икры.

– Нет. – Соколов показал руками. – Большую. И ложку.

Официант с невозмутимым лицом (тоже актер) принес трехкилограммовую банку икры, в нее была воткнута большая ложка.

– Ешь, – сказал старик. – И пей. А я посмотрю.

– Я утром не могу пить, – извинился Ник.

– Когда я был молодой и бедный, у меня была мечта: есть икру ложками. Много. До отвала. Но не было денег. А теперь у меня есть деньги, но нет здоровья. Я хочу, чтобы ты осуществил мою мечту.

Ник посмотрел на Соколова. Они обменялись взглядами, и Ник понял, что деньги платятся за ЭТО. Не за чтение стихов.

– Я очень долго пробивался к богатству. На эту войну ушла вся молодость. Мне ее жаль. Я хочу, чтобы ты был возле меня и жил мою молодость вместо меня. Ник молчал.

– Ты можешь отказаться. Это твое право. Но тогда ты не получишь ни копейки и будешь возвращаться в Англию за свой счет.