Ника Соболева - Право на одиночество Страница 19

Я усмехнулась. Если бы не присутствие Светы, то я, скорее всего, тут же завалилась бы спать. И уж точно ничего бы не ела.

Она впихнула в меня целых три бутерброда с сыром и шоколадку. К концу ужина мы распили на двоих почти целую бутылку вина. Голова у меня начала кружиться, хотелось смеяться без всякой причины.

Размахивая фужером с вином, Светочка завалилась на диванные подушки, обвела взглядом комнату и произнесла:

– Вообще, у тебя ничего так, миленько. Ты на этом диване развратом занималась?

– Света!

– Да ну тебя! – она надула губки. – Нет, чтобы рассказать, как все было, интересно же! Мне твой Антон вообще понравился. Познакомишь, когда он приедет в следующий раз?

– Обязательно, – я улыбнулась. – Вообще, Свет, это прекрасная мысль. Может, ты ему понравишься, и он перестанет заморачиваться мной.

– Зотова, ты прикалываешься?

– Нет, почему?

– Да потому что ни один парень в трезвом уме и здравой памяти… – я хихикнула, – то есть в здравом уме и трезвой памяти…

– Нетрезвая ты наша!

– Не перебивай. Ни один парень не предпочтет меня тебе! Я же проигрываю тебе во всех отношениях.

– Это еще почему?

– Наташ, какая же ты все-таки дурында, – Света приподнялась с диванных подушек и покачала головой. – Потому, что у меня внешность самая обычная – я просто худенькая блондинка, таких пруд пруди. Готовить не умею, да и характер не сахар. Ты же…

Я захихикала.

– Ты прям такой замечательной меня считаешь… Влюбилась, да?

– Дурында. Я просто пытаюсь глаза тебе открыть. Ты совершенно не замечаешь очевидных вещей. Ты даже не представляешь, Наташ, насколько ты для мужиков привлекательна. Да если бы ты хоть раз кому-то из наших хотя бы один намек сделала, как-то дала понять, что интересуешься… любой из них твоим бы стал! Любой. Даже Громов.

Я с недоверием и удивлением уставилась на Светочку. Она смотрела на меня очень серьезно.

– Свет, ты чего мелешь? Это же глупости…

– Это не глупости. Ты просто себя со стороны не видишь. Если бы ты видела, как волосами встряхиваешь, когда сердишься! И как двигаешься – плавно, с достоинством. Да у любого нормального мужика при виде тебя слюнки текут. А самое главное, что ты всего этого сама не осознаешь. И твоя непринужденность, твоя искренность и даже твоя холодность, Наташ – сексуальны в триллионной степени.

Я засопела.

– Свет, ты меня уже достала разговорами о сексе…

– О сексе мы еще и не начинали говорить, – она улыбнулась, допила вино и, поставив пустой фужер на стол, продолжила:

– Давай-ка я тебе расскажу про свою старшую сестру, Олю.

– У тебя есть сестра? Не знала…

– Про нее никто не знает, потому что она поссорилась пару лет назад и с родителями, и со мной. У Оли пять лет назад погиб жених, за три дня до свадьбы разбился на мотоцикле. Сестра Олега любила ужасно, я думала, она свихнется. Два года Олька на мужиков других даже не смотрела, я ее все старалась вытащить из этой депрессии, а потом… Потом она неожиданно решила, что раз она такая ледышка, то значит, она лесбиянка.

– Чего? – вырвалось у меня.

– Того. Она решила, что с мужчинами у нее все. У Оли после Олега был только один парень, и она говорила, что с ним вообще ничего не почувствовала… Вот Олька и решила, что лесбиянка. Отец с матерью на нее тогда так ругались, я тоже пыталась как-то повлиять на ее решение… Но она ни в какую. Ушла из дома. Сейчас звонит очень редко… Живет с какой-то теткой, которая старше Ольки на десять лет, а домой и носа не кажет.

Голос Светы задрожал. Я взяла ее руку и тихонько сжала пальцы. Она слабо улыбнулась.

– Спасибо. К чему я это все… Я не хотела бы, Наташ, чтобы то же самое с тобой случилось. Понимаешь, то, что ты ничего не чувствуешь с одним конкретным мужчиной – например, с Антоном, – не значит, что ты ничего не почувствуешь с другим. И когда я говорила, что тебе нужен секс… Тебе не только он нужен, конечно. Тебе просто нужен человек, который бы заботился о тебе. А ты… ты замыкаешься в себе, в своих чувствах, ты вокруг себя стену выстроила, баррикаду, сквозь которую никто никогда не прорвется… И я боюсь, что ты однажды тоже, как Оля, решишь, что с мужчинами тебе больше ничего не светит.

Я молчала. Просто не знала, что сказать.

А потом обняла Свету и постаралась вложить в свои слова всю теплоту, на которую была способна.

– Светочка, спасибо, что беспокоишься за меня. И с одной стороны, ты права. А с другой… Понимаешь, у меня перед глазами всю жизнь были мои родители, которые очень любили друг друга. Моя мама считала, что секс без любви – это очень плохо, это грязно и нечестно. И я всегда была с ней солидарна. Понимаешь, я… просто не могу. Даже не из-за того, что я такая холодная и бесчувственная, просто… я не могу без любви. Я тебе обещаю, как только встречу человека, который мне будет хотя бы немного нравиться, то сдамся ему с потрохами.

Света засмеялась и погладила меня по спине.

– Ну, надеюсь, что ты его скоро встретишь. А твой Антон… он тебе не нравится?

Я вздохнула.

– Нравится…

– Но?

– Но я не люблю его. Раньше любила, теперь нет.

Светочка помолчала, потом отстранилась и, посмотрев мне в глаза, спросила:

– А Громов?

Я почувствовала, как сильно забилось сердце в груди.

– Что – Громов?

– Что ты думаешь о Максиме Петровиче? – судя по хитрому блеску глаз Светочки, вопрос был задан не просто так.

– А что я могу о нем думать? Он хороший человек и прекрасный начальник.

– Включи чайник, – добавила Света.

– Можно и так сказать, – я хихикнула. – А почему ты спросила?

Светочка вдруг как-то стушевалась, опять взяла вино, налила себе в фужер и только после этого ответила:

– Да так. Нравится он мне, красивый такой. Хоть и староват немножко.

– Ему же всего тридцать восемь!

– Не всего, а уже. Я предпочитаю мальчиков помоложе, – подмигнула мне Светочка.

– Хорошо, что не девочек…

– Та-а-ак…

– Ну а что? Кто тут полвечера распинается о том, какая я распрекрасная, и вообще?

– Ну хорошо, ты – страшный урод, довольна?

– Не-а. Страшный урод – звучит примерно как «прекрасная красавица»!

…Я не помню, сколько мы так болтали, но уснули поздно. Причем на том же диване, в обнимку с Алисой. Благодаря Свете из моей головы полностью исчезли грустные мысли.

Единственным, что меня тревожило, были ее слова о Громове. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы Светочка пыталась его соблазнить. Но, зная ее характер, я понимала, что она непременно попытается это сделать, если он, конечно, действительно ей нравится.

Будильник поставить мы, естественно, забыли. Но у меня один и тот же ритуал каждое утро – хлопок входной двери, лай Бобика, потом Алиса просит покормить ее…

Еле разлепив глаза, я взяла фотоаппарат и щелкнула рассвет за окном.

– Слышь, Зотова, – раздался Светочкин стон с дивана, – ложись давай. Чего ты встала в такую рань, а?

– Нам уже почти пора вставать…

– Нетушки! – Света привстала с кровати с закрытыми глазами и сграбастала меня в широкие объятия. Потом повалилась обратно на диван вместе со мной. – Спать, спать, спать и еще раз спать… – и тут же засопела.

Я ухмыльнулась (это уже почти не причиняло мне боли), потом аккуратно высвободилась и направилась в ванную. Там я разделась и внимательно рассмотрела следы вчерашнего «побоища».

В принципе, по лицу уже почти ничего не было заметно. Царапина в левом уголке губ, там же – небольшая припухлость, а так все. Но зато на груди и бедрах…

– Н-да… Жертва сексуальных извращений… – пробормотала я, залезая под душ.

Прохладная вода принесла облегчение, сняла боль и жар в местах, где были синяки, успокоила мои мысли. Теперь я могла подумать, проанализировать…

Громов ошибся – Марина Ивановна предприняла еще одну попытку убрать меня из издательства. И вновь – эта попытка не удалась. Но кто знает, чего она придумает в следующий раз и останусь ли я жива после следующей ее задумки.

Я вспомнила вчерашний треск разрываемой рубашки, разъяренного Максима Петровича, допрос полицейских… Мне все это не нужно. В моей жизни уже и так полно проблем.

Таким образом, я пришла к выводу, что если после этого «случая» Крутова останется в издательстве – уйду я. Вспомнив ультиматум Громова, подумала, что смогу его уговорить – в конце концов, я с ним работаю только две недели, найдет другую помощницу.

Вспомнив, как он вчера заворачивал меня в свой пиджак, я смутилась. Да, мне было стыдно – стыдно, что я предстала в таком виде перед своим начальником, пусть я была тысячу раз не виновата… Но тем не менее – все это было настолько мне неприятно, что я даже немного обрадовалась этому своему решению уволиться.

Я почему-то была уверена, что Королев в жизни не прогонит Марину Ивановну. Вспомнив Михаила Юрьевича, я подумала, что тот наверняка бы сказал:

– Не позволяй какой-то некомпетентной шлюхе влиять на твои решения. Борись с ней, победи ее, ты же сильнее! Не давай ей манипулировать тобой!