Мария Голованивская - Кто боится смотреть на море Страница 19

Вечером у Майи разрывался телефон, но она не снимала трубку. Она не будет никогда больше с ним говорить. Он предал ее, обманул, использовал как шлюшку, он, как все, хочет только брать и ничего не давать взамен.

Страшные сцены мелькали у нее в голове. Она представляла себе мачеху Алену, копающуюся у нее в волосах и утверждающую, что она спрятала в пучке, который Майя одно время носила, ее бриллиантовые кольца. Мачеха грозилась раздеть ее и осмотреть всю, засунуть ей в промежность подзорную трубу – от нее не спрячешься, пусть вернет украденное. Было ли такое на самом деле, Майя не знала, но сейчас это казалось ей совершенно зримым, ощутимым. Потом она представляла себе отца, обнаженного, распластанного на цинковом столе в прозекторской, и видела, как Алена смеялась над его наготой. Она представляла себе Соню, изможденную, с трясущимися руками, просящую подаяние на мостовой, у мусорных баков, а прохожие кидали ей кости, и Соня подбирала, с жадностью глодала их, – грязные синие пальцы, обломанные ногти, а пальчики такие тоненькие, такие некогда белые… Потом кошмар, обычный ее кошмар: банда отморозков на каком-то зимнем пустыре насилует то ли ее, то ли Соню, срывает с головы белый капор, рвет цигейковую шубку. Майя рыдала, курила, пила таблетки, запивала их коньяком – слава богу, догадалась в день приезда купить бутылочку с черным быком на этикетке. Опустила все ставни, выключила свет. Забылась…

Наутро кто-то настойчиво звонил в дверь, но Майя не открывала: не хочет она никого видеть, это кровопийцы, воры, враги… Не открывала, пока не услышала за дверью тоненький испуганный голос Зухры:

– Майя Андреевна! Вы здесь? Откройте, откройте! Ужасная беда, откройте!

«Выманить хотят, – решила Майя, – обманом выманить, но нет, нет, не выйду, не открою».

– Может быть, и вам плохо? – голосила Зухра. – Я сейчас вызову «скорую помощь», держитесь, Майя Андреевна. Он еще жив, не волнуйтесь, дышит еще и говорит.

– Что случилось? – хрипло спросила Майя, подойдя к двери вплотную. – Я еще сплю, что тебе надо?

– Юрий Григорьевич умирает, – прорыдала Зухра.

– Меня это не касается, – отрезала Майя, – и прекрати меня преследовать. Обворовать меня хочешь? Что ты мне названиваешь? Да я сейчас полицию вызову, чтоб тебе неповадно было! Ни документов у тебя нет, ничего! Да я тебя депортирую, суку такую!

– Юрий Григорьевич умирает, – тихо повторила Зухра. – Как хотите.

За дверью все стихло, скрипнул лифт. Зухра уехала.

Майя вернулась в комнату, заварила себе чаю, распахнула окна. Безмятежно, светло, люди под окнами идут на набережную со своими детьми, выходят из кафе… Она приняла снотворное и проспала до следующего утра с открытыми окнами – так сильно ей хотелось надышаться свежим воздухом.

Она проснулась от хлопающих окон – на улице поднялся ветер, да такой сильный, что еле уцелели стекла.

Ей трудно было двигаться, казалось, все тело было истоптано сапогами. Болели мышцы, в носу запеклась кровь, глаза в гное… Она встала, закрыла окна, побрела умываться. В ванной немного пришла в себя, встала под душ – запах шампуня на лаванде, блеск кафеля… Промыла глаза, нос, откашлялась. Взяла губку, намылилась с ног до головы, вспомнив о ЮГ и близости с ним, показавшейся теперь мерзкой. Вымылась с тщательностью. «Боже мой, – бормотала она себе под нос, – как я могла так довериться? Так забыться? Надо привести себя в порядок да лететь домой. Чего я вообще тут забыла? Можно подумать, своего моря у нас нет. Продам это все и куплю себе квартирку хоть в Сочи, хоть в Крыму. Там все свои, все известно, привычно. Буду ездить туда на лето или осенью на бархатный сезон. Что я здесь потеряла?» После душа захотелось есть, но еды в доме не осталось. Собралась в магазин: «А чего мне их стесняться-то? Тоже мне, начальники сыскались! Я им что, отчитываться должна? Захотела – приблизила мужика, захотела – прогнала».

Оделась в старую московскую одежду, в единственный оставшийся комплект – юбку, блузку поверх с ромбами. «Все это новье раздарю, ни к чему мне оно, – она посмотрела на куртку, белый жакет с золотой полосой на рукавах. – Какая пакость! Бес меня попутал. В шестьдесят пять лет такую интрижку затевать… Бес в ребро».

Вышла из квартиры, спустилась. Заметила, что портье отвернулся от нее, не поздоровался. Решила, если встретит Зухру, не станет даже говорить с ней, со сводницей чертовой. Может, она и в доле была, да кто ж скажет.

Дошла до торговой площади, но на рынок не пошла, спустилась в супермаркет, похватала то, это… Голод не тетка, бери, что дают. Побрела домой. Подошла глянуть на океан – ничего особенного: лужа и лужа. Купаться в нем так себе, холодный да бешеный, наше Черное поласковей будет.

Дома успокоилась наконец, поела, попила чайку, полистала книжки… Домой пора, чего сидеть-то, билет куплю, да и поеду.

Набрала Пашку.

– Пашка, але, это ты? Зайди ко мне, мне помощь твоя нужна, дело есть.

Разъединился.

Заодно он с ними, что ли?

Набрала еще разок.

– Вы не звоните мне больше, Майя Андреевна, – спокойно сказал Паша, – а то я за себя не отвечаю.

И повесил трубку.

«Да и черт с ними со всеми, – подумала Майя. – Мне ж не сегодня обязательно надо. Ну, сама куплю билет, делов-то».

Подругам в Москву ей звонить не хотелось: надо все объяснять, приеду, тогда и расскажу. Да и радовать их ни к чему. Никто знать не должен, что она взяла и уехала вдруг внезапно, чтобы не заподозрили неладное. Наврет потом что-нибудь – нормально, съедят.

Обедать пошла в порт, где когда-то ели с ЮГ. Пообедала, но тревожно, плохо, кусок в горло не лез. Пошла на набережную, поискать, где продают билеты, спрашивала по-немецки «Во ис билеттен фюр флайт?» – никто ее не понимал, мотали головами. Вернулась ни с чем, но перед сном уже сообразила, что надо пойти в отель, в «Лондрес», там ей помогут, может, там и по-русски кто-то говорит.

По-русски никто не говорил. На следующий день она простояла на ресепшен отеля битый час, рисуя на бумажке Москоу, Москоу. Сан-Себастьян – Москоу. Билет заказали, выписали, получилось очень дорого, но ничего, скорей бы домой, ничего теперь не жалко, вернуться бы. Рейс был на завтра на полночь, и хорошо, не будем рассусоливать, ей хватит времени собраться: ничего особого, кроме идиотского шмотья, у нее нет, как сюда приехала, так и уедет. Отправит потом маклера, пускай все продаст.

Вернулась, решила все доесть из холодильника, чтобы больше в магазин не выходить. Маслины какие-то идиотские, помидоры, яйца. Ей хватит.

Телефон смолк, никто ее не тревожил. И слава богу. Если самолет в полночь, стало быть, нужно выехать из дома на такси в девять. Они сюда с Зухрой ехали на автобусе сорок минут, значит, будет в самый раз. Но как вызвать такси? Портье-то кобенится. Ничего, выйдет на дорогу и поймает, обычное дело. Постоит немного и уедет.

Сборы ее успокоили. Как же хочется домой! В свою кровать, на свою кухню. Она представляла себе, как войдет в дом, как заживет, котеночка заведет, будут жить с ним душа в душу… Прособиралась до трех ночи. Вынесла мусор. Легла на диван не раздеваясь. Выпила снотворного, чтобы выспаться, чтобы были назавтра силы, ночью ведь лететь. А еще пересадка, ей сказали – в Барселоне, но там уже будут наши, кто-то ведь тоже летит в Москву, свои не оставят, подскажут.

В день отъезда Майе нездоровилось. Хотела выйти, купить сувениры в Москву, но никак не могла себя заставить. Да и что покупать, тяжести только таскать. Однако заставила себя, пошла, советская привычка взяла верх. Пошла мимо рынка в центр, на бульвар за сладостями, они всегда кстати, купит конфет с ликером, если попадутся. Может, каких-то маленьких флакончиков с духами, черт их знает, какие тут сувениры. Очень не хотелось встретить кого-то знакомого, ту же Рейнер, но глупости это – дома сидеть из страха столкнуться с этой напыщенной жидовкой. Потом передумала: купит эспадрильи, вон они тут везде за копейки – хороший подарок и полезный. Накупила. Может, кремов тогда взять? Но где? Пошла наобум по прямой улице к костелу, там вроде есть простые магазины. Набрела на китайскую лавку. Разгулялась в ней, накупила брелоков с рыбками и резиновыми маленькими кальмарчиками. Пойдет! Увидела большой магазин Zara. Зара, Зухра… Нет уж. Развернулась, пошла к дому. Увидела магазин с солнечными очками, красивыми, подошла к витрине – может, купить на подарки? Поглядела на цены – ой, нет, не про наши души. Хотя… Нет. В богатенькую она уже играла, не надо. Тыркнулась вправо-влево – ничего подходящего, какое-то шмотье, то маленькое, то манерное. Померещилась ей знакомая фигурка, вздрогнула, но нет, обозналась, женщина перешла на другую сторону и ускользнула в переулок. «Да не знаю я тут никого, и меня никто не знает, нечего шарахаться», – твердо решила Майя.

Находилась… Еле дошла домой, померила давление – высокое. Легла. Слушала голоса с улицы через открытые окна, визги какие-то… Господи, скорее бы самолет, скорее бы домой. Несколько раз звонил телефон, но она не подходила – никто мне не нужен, никто, вот вернусь домой и наговорюсь… Задремала. Без снов, без пульсации в висках. Проснулась, прошлась по квартире. Еще раз проверила ящики. Шкафы – все чисто, нигде ничего не осталось, пустые полки. Может, на память взять чашку или ложку? Открыла шкафы на кухне. Ничего не глянулось, никакой милой вещицы нет – вот все-таки не умела Сонька жить, вить гнездо, наводить уют. Потому что гадят они все в душу, не умеют радоваться простому, все их прет куда-то… А куда?