Юрий Поляков - Возвращение блудного мужа (сборник) Страница 19

– За что? За что мне это? Са-аша! Какой ты жестокий!.. Саша… Ну ладно… Пусть будет она. Пусть! Я не заругаюсь… Только не уходи!

– Я принял решение! – повторил он, чувствуя, что от этого неуклюжего слова – «не заругаюсь» – сам сейчас расплачется.

На мгновение вдруг показалось: это и есть выход. Татьяна, гордая, ревнивая Татьяна разрешает ему иметь любовницу, в голове даже мелькнула нелепая картина тройственного семейного ужина, но уже был раскручен веселый маховик разрушения и сердце распирал восторг мужской самостоятельности, забытой за двадцать три года супружества.

– Саша! – взмолилась она.

– Нет, я ухожу…

Жена побрела в спальню и упала на кровать. Когда зазвонил телефон, она даже не шелохнулась. Калязин снял трубку – и дрожащий старческий голос попросил позвать Татьяну Викторовну.

– Тебя! – сообщил Саша.

Но она лишь еле заметно качнула головой.

– Татьяны Викторовны нет дома.

– Странно. Она сама просила меня позвонить… Это Степан Андреевич. Передайте ей, что я согласен постелить вместо паркета линолеум…

На следующий день он ушел рано, даже не заглянув в спальню. А в обед позвонил приятель-журналист и сообщил, что едет в Чечню.

– Чего ты там не видал? – удивился Калязин.

– Командировка. Обещали автомат выдать. Мужская работа. Ты-то хоть помнишь тяжесть «акаэма» на плече?

– Не помню…

– Ну конечно, тебя только Инкины ноги на плечах интересуют. Вот так мы империю и профукали.

– А можно без пошлостей?

– Можно, но скучно… Черномырдина не забывай кормить! Если похудеет, откажу от дома. Понял? Ключи оставлю, где обычно…

– Понял, спасибо! – И, бросив трубку, Калязин метнулся в приемную к Инне. – Сегодня едем в Измайлово! – шепотом доложил он.

– Но мы там были позавчера! – удивилась она, привыкшая к еженедельности свиданий.

– Открылись новые обстоятельства! Девушка строго посмотрела на Сашу, вздохнула и стала звонить, отменяя примерку, назначенную на вечер. По пути Саша остановился у супермаркета и, делая вид, что не понимает ее недоуменных взглядов, накупил целую сумку разных вкусностей и вина. Черномырдину достался такой огромный кусок колбасы, что кот долго не мог сообразить, с какой стороны начать есть, а потом, налопавшись, круглыми желтыми глазами удивленно следил за ненасытными людьми, нежно терзавшими друг друга на скрипучем диване.

Когда Инна с обычной неохотой встала, чтобы идти в душ, Калязин тихо попросил:

– Не надо!

– Милый, но мы же не можем здесь остаться?

– Можем…

– Ты… Сделал это?

– Да, я сделал это! – рассмеялся он и изобразил зачем-то идиотский американский жест: – Й-е-е-ссс!

– А она?

– Она согласна, чтобы у меня была любовница!

– Зато я теперь не согласна, чтобы у тебя была жена… – Сказав это, Инна посмотрела на него с той строгой неприступностью, какую напускала на себя только в издательстве.

– Ты останешься? – жалобно спросил он.

– Завтра.

Одному на новом месте Саше спалось плохо, а вдобавок привиделась какая-то чертовщина: будто бы среди ночи вернулась Инна, тихонько легла рядом, и он стал нежно гладить ее в темноте, а потом вдруг с ужасом обнаружил, что от привычного шелковистого эпицентра нежная шерстка стремительно разрастается, покрывая все девичье тело. Утром он обнаружил рядом спящего Черномырдина.

К вечеру следующего дня Калязин заехал домой за вещами. Татьяна все так же неподвижно лежала на кровати и не брала трубку звонившего не переставая телефона. Казалось, она вообще за эти двое суток не вставала. На столе осталась грязная посуда, чего никогда прежде не было, а в пустой ванне так и валялись все еще мокрые носки.

– Я пошел! – сообщил Калязин, заглянув в спальню с большой спортивной сумкой, с которой Димка, занимавшийся легкой атлетикой, ездил на сборы. Но Татьяна даже не пошевелилась.

Инна ждала его в машине, и они помчались в Измайлово. Но и в эту ночь уснуть им вместе не удалось. Иннина мать с отчимом уехали на юг и оставили на нее шестилетнюю сестру. В течение двух недель каждый вечер Инна уезжала от него, а добравшись до дома, звонила – и они говорили, говорили до глубокой ночи. О чем? А о чем говорят люди, для которых главное – слышать в трубке голос и дыхание любимого человека?

Как-то он лежал в постели и, заложив руки за голову, с привычным упоением наблюдал Иннин стриптиз наоборот. А она, зная эту его слабость, с расчетливой грацией медлила, затягивала одевание, придумывая разные волнительные оплошности:

– Ой, я, кажется, трусики забыла надеть… Ах нет, не забыла… Слушай, а может, мне вообще лифчик не надевать?

– Тебе можно! – блаженно кивнул он, по-хозяйски восхищаясь ее маленькой круглой грудью с надменно вздернутыми сосками.

И вдруг запищал телефон. Дело обычное: в основном звонили из редакций и возмущались, что журналист вовремя не сдал заказной материал, а узнав, что тот в Чечне, обещали, если вернется живой, убить его за нарушение всех сроков и договоренностей. Потом, конечно, спохватывались и осторожно выпытывали, где он именно – в Грозном или Ханкале, и все ли у него в порядке.

Калязин привычно снял трубку.

Это была Татьяна, в конце концов вычислившая местонахождение блудного мужа. Голос у нее был грустный, но твердый.

– Ну, как тебе живется одному? – спросила она.

– Нормально.

– Не голодаешь?

– Нет…

– Решение не переменил?

– Нет.

– Я думала, ты позвонишь сегодня…

– Почему?

– День строителя.

– А-а…

– Ты, конечно, наговорил мне страшных вещей, но кое в чем был прав… Я заходила к тебе сегодня на работу. Хотела поговорить. Но ты рано ушел. Левка сказал, у вас выставка?

– Да, выставка…

– Димке звонил?

– Нет.

– Позвони. Я ему пока ничего не говорила…

– Позвоню…

– Она рядом?

– Кто?

– Она!! Не делай из меня дуру!

– Нет.

– Врешь! Я знаю, где ты, и сейчас приеду! – Сказав это, жена бросила трубку.

Инна уже давно поняла, с кем беседует Калязин, и наблюдала за ним с пристальным неудовольствием. А когда он закончил разговор, быстро, по-военному оделась и спросила холодно:

– А чего ты, собственно, испугался?

– Почему ты так решила?

– Не разочаровывай меня, Саша! Прошу тебя!

В тот вечер она уехала, даже не выпив ставшего традиционным чая. Едва закрылась дверь, Калязин вскочил и начал стремительно уничтожать и прятать свидетельства Инниного пребывания в квартире. Потом оделся, даже повязал галстук и ждал, барабаня пальцами по столу. Внезапно он похолодел, метнулся к разложенному дивану и спрятал одну из двух подушек в шифоньер, а на оставшейся отыскал длинный черный волос любовницы и выпустил его в форточку.

Но Татьяна не приехала. Она позвонила. Калязин сорвал трубку, надеясь, что это добравшаяся до дому Инна, и снова услышал голос жены:

– Это я.

– А разве ты?..

– Здорово я тебя напугала?! Значит, так, – продиктовала она. – Машину отдашь Диме. Через неделю. Пусть лучше он жену возит, чем ты… эту свою… Когда будешь подавать на развод, предупреди: я найму адвоката. Квартиру разменивать не собираюсь. Понял? Спи спокойно, дорогой товарищ!

А Инна в тот вечер так и не позвонила.

Целую неделю все попытки дождаться, когда она останется в приемной одна, и поговорить наталкивались на ледяное дружелюбие. Она слушала объяснительный шепот и только растягивала тщательно накрашенные губы в ничего не значащую секретарскую улыбку. А ведь его тело еще помнило влажные прикосновения этих на все способных губ! От ненависти к себе хотелось закрыться в кабинете и разорвать в клочья верстку романа «Слепой снайпер». После работы тщетно ждал он ее в своей «девятке» – через квартал, в заветном дворике. Она проходила мимо него к метро в компании бдительных корректорш. Вечером он звонил ей домой, но шестилетняя сестренка, видимо выполняя порученное ей важное дело, старательно отвечала: «А Инки нету дома…» И хихикала.

В понедельник Инна занесла ему в кабинет иллюстрации к «Озорным рассказам». Калязин схватил ее за руку, и она вдруг погладила его по голове:

– Эх ты! Как мальчишка… Измучился?

– Измучился…

– Ты меня больше не будешь разочаровывать?

– Нет!

– Смотри, Саша! Мужчина, приняв решение, не должен бояться сделанного!

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Сначала тебе надо развестись. У тебя есть адвокат?

– Зачем?

– Не будь ребенком!

– Нет, адвоката у меня нет.

– Я знаю одного, грамотного и недорогого.

– Я понял. – У меня для тебя хорошая новость.

– Какая?

– Мама вернулась.

2

По внутреннему телефону позвонила Инна и строго объявила:

– Александр Михайлович, Лев Иванович просит вас зайти!

Она внимательно, даже слишком внимательно, следила за тем, чтобы при упоминании имени директора выглядеть совершенно невозмутимой, но именно поэтому всякий раз, когда заходила речь о Гляделкине, в ней появлялась еле уловимая, но внятная Саше напряженность.