Елена Колина - Воспитание чувств: бета версия Страница 19

– Я и так все время молчу. В школе молчу. Все разговаривают, а я молчу. Не решаюсь заговорить. Думаю, что меня прогонят, скажут: «Ты, жирная, иди отсюда». Мне иногда кажется, что я даже ходить не умею. Пойду к ним и вдруг упаду и буду лежать, как свинья, а они будут меня обходить, как свинью… Ну, я так молчу-молчу, а потом мне уже совсем страшно заговорить… А иногда мне страшно из дома выйти. Я никому не нравлюсь, никто со мной не дружит, никто никогда в меня не влюбится, все смотрят сквозь меня, как будто меня нет…

– С ума сошла?! – Энен слегка стукнула Алису по тому месту, где предположительно был ее лоб. – Так у тебя депрессия начнется… Давай помогу тебе похудеть, будем вместе сидеть на диете.

– Нет, спасибо. Это невозможно, – высунувшись из-под пледа, сказала Алиса, по ее щекам текли настоящие слезы, но и сквозь слезы она твердо гнула свою линию. – Но вы можете мне помочь! Дайте мне культурный код, ну пожалуйста! Ну вот с Долоховым же хорошо вышло?..

– Да, забавно… – сдалась Энен. – Ну… хорошо, сделаю из тебя полукультурную барышню… Но учти, это будет культура для бедных.

– Почему для бедных? Я богатая, – удивилась Алиса.

Энен посмотрела на Алису с исследовательским интересом, словно прикидывая, возможно ли из одного предмета сделать другой. Должно быть, профессор Хиггинс так смотрел на Элизу и папа Карло на кусок полена.

– …Ты хочешь казаться интеллигентным человеком. Ты хочешь производить впечатление принцессы, а не парвеню. Запомни: о своем богатстве говорят только парвеню… Запомни, как нужно относиться к деньгам: есть – хорошо, нет – хорошо. Принцесса ничему не радуется и не удивляется, все воспринимает как должное: и «мерседес», и троллейбус. Небрежно бросает шубу на пол, а не сообщает окружающим, сколько она стоит. Принцесса как будто не знает, что сколько стоит… Что вообще делает принцессу принцессой – дворец, карета, слуги?

– Ну да, дворец, карета, слуги.

– Нет. Принцесса не обязательно родилась во дворце. Принцесса, как и дворняжка, считает, что ей все должны, но ей все должны с радостью, ей не нужно ничего выгрызать. …Да, и вот на что обрати внимание: дворняжка высокомерна и критична, а принцесса доброжелательна к людям. В общем, принцесса – это состояние души и глубокое убеждение, что все положено по праву.

– Это как раз у меня есть, – Алиса для убедительности постучала себя в грудь. – …Ну, что мне все положено по моему праву. …А парвеню – это кто? Дворняга, которая приперлась в высшее общество, правильно? Ну вот, видите, я не дура. Нет, ну скажите, хорошая идея – стать за три месяца культурным человеком? Ха-ха?

– Ха-ха.

Это была хорошая идея для Алисы: она хваталась за любую возможность стать привлекательней (тут Энен случайно нажала на нужную кнопку). Не знаю, врала ли она про свое трагическое молчание. Дома она была очень бойкая, глядя на нее, трудно было поверить, что она все время боится, но мы не знаем, что плещется в других людях. Она была чужой среди девочек элитной школы, не знала их кода и хотела узнать какой-то другой, быстро и без особых усилий заговорить на чужом языке – вдруг пригодится?.. Это было у Алисы в крови – не упустить возможности, использовать все, что попалось на пути.

Это была неплохая идея и для Энен при ее чрезвычайной склонности к игре: разыграть «Пигмалиона», в роли профессора Хиггинса вырастить из глупого насекомого принцессу. Ну и, конечно, Энен – профессор Хиггинс собиралась свою Элизу перехитрить, обмануть, научить или хотя бы подучить, исподволь тыкая ее носом в прекрасное.

Правда, имелось одно отличие: профессор Хиггинс использовал Элизу Дулиттл как материал для своего эксперимента, он играл в свою игру, Энен же играла в чужую – в качестве материала использовали ее самое. Курс «Как стать интеллигентным человеком за три месяца» придумала Алиса, это она решила получить от профессора Хиггинса все самое лучшее – и быстро!

… – Я составлю список того, что стало обиходным в интеллигентной среде. Ты будешь упоминать Набокова, Джойса, обэриутов… Имей в виду, придется много учить наизусть: по строчке каждого поэта… Бродского удобно цитировать, он очень многозначен, к примеру: «В Рождество все немного волхвы» можно во многих случаях сказать… А есть цитаты по конкретному поводу, например, зайдет речь о любовании своим талантом, ты скажешь: «Я гений Игорь Северянин». А вот вчера один мой знакомый сказал: «Это цветы зла в авоське». «Цветы зла» – это Бодлер, авоська – это Хлебников, он носил свои рукописи в авоське.

Энен увлеклась, разыгралась – она могла бесконечно плести ассоциативный культурологический ряд, в котором мы с Алисой пока ничего не понимали.

– Мне уже записывать? Про авоську? – деловито спросила Алиса.

– Ну, запиши, а то вдруг больше не вспомнится: Хлебников заложил основы футуризма, экспериментировал с поэтическим языком, называл себя «председатель земного шара»… Якобсон считает его величайшим поэтом XX века.

– А другие считают? – придирчиво спросила Алиса. – Если нет, тогда мне не надо.

– Алиса! – Энен склонила голову набок, как птица. – Именно что для твоих целей – надо. Ты должна упоминать то, что знают не все, а только интеллектуалы. Например, Есенин для народа, а Хлебников, Введенский, Вагинов – для избранных. Так и в живописи: Шишкин и Айвазовский для народа, а Ларионов, Машков, Григорьев – не для всех. …Знаешь, это очень непростая задача, чтобы через три месяца ты знала все, что нужно, и еще немного для блеска.

– Поняла: Пушкин для народа, а этот, с авоськой, для избранных. А я буду избранная. Поэты для избранных: Хлебников, Введенский, Вагинов, Ларионов, Машков, Григорьев. Но только чур я буду знать самых главных для избранных, а то я вообще свихнусь учить.

– Ты не поняла. Пушкин для всех, а Ларионов, Машков, Григорьев – художники, – озабоченно сказала Энен.

– Неважно. Важно, что я буду избранная!.. Ну все, договорились?

Стороны договорились к обоюдному удовольствию: Энен читает Алисе курс «Как стать интеллигентным человеком за три месяца», Алиса учит наизусть все что нужно и еще немного для блеска.

– А через три месяца я выведу тебя в свет! И ты будешь рассуждать об искусстве как интеллектуал! И поразишь какого-нибудь умного и талантливого мужчину тонкостью суждений… – Энен даже раскраснелась от волнения. В профессора Хиггинса она еще никогда не играла.

Как это было

Кажется, я влюбился. Нет, совершенно точно влюбился. Думаю о ней непрерывно, днем и ночью. В школе и на работе. Особенно на работе, ведь я там ее увидел. Когда она вошла, как девушка моей мечты, с мокрыми ногами.

Она прекрасна. Особенно шелковые ноги, особенно волосы, светлые и волнующие, особенно глаза, серые и огромные.

Алиса от злости придумывает, что Жанна проститутка. Если бы это было так, Роман не был бы с ней, а они вместе уже три дня.

Когда я читал Скотине «Незнайку», она стояла передо мной в образе Снежинки. И Синеглазки. Она светлая, нежная, как Снежинка, красивая, как Синеглазка (но у Синеглазки на картинке черные волосы), у нее прекрасная душа. Интересно, что важней для моей любви, прекрасная душа или красота? Влюбился бы я в нее, если бы она была некрасива?

Хорошо, что она красивая. Гораздо труднее было бы любить толстую, как Алиса (хотя у Алисы-то не прекрасная душа, а самая обычная). Может, когда любишь толстую, она кажется худой?

Немного отвлекся от любви к Жанне, когда в кастрюле начала скакать сгущенка.

Мы со Скотиной нашли в Куче банку сгущенки шестьдесят пятого года (откуда она там? ни баба Сима, ни баба Циля, никто не оставил бы сгущенку), и я решил ее сварить на плитке на письменном столе. За тридцать-то лет сгущенка уже сама сварилась, и нужно было только немного подварить, полчаса, не больше. Ну и вот, за своими мыслями о Жанне я забыл про сгущенку, вода выкипела, и банка запрыгала в кастрюле.

Пили чай с Энен с вареной сгущенкой. Жанна тоже пришла из спальни на сгущенку. Старался на нее не смотреть, боялся, что выдам себя и свои видения. Какие у нее красивые ноги, и руки, и волосы! Вот только лицо… как отвернусь от нее, так сразу не помню ее лица!

Вообще-то я для нее подваривал сгущенку. Для Энен. Я заметил, что она любит еду. Особенно яичницу и копченую колбасу. Блокада, вот в чем дело: когда видит еду, не может не есть. Как баба Циля и баба Сима, баба Сима в меньшей степени, она иногда может не есть, у нее очень сильная воля.

Энен сказала: многие философы отрицали случайность (например, Спиноза), считали, что все детерминимировано (может, я неправильно помню слово). В общем, что все имеет свою причину, а случайностей не бывает. Энен сказала, что думала про это, когда шла к нам.

Она остановилась на углу Невского и Литейного у кинотеатра «Октябрь» и вспомнила: в сорок третьем году в шесть часов вечера люди выходили из «Октября», и вдруг на перекресток Невского и Литейного попал снаряд. А там в это время были четыре трамвая. Очень много людей погибло, те, кто выходили из кинотеатра, те, кто были в трамваях. Все эти люди не ждали смерти, они просто выходили из кинотеатра или ехали в трамвае. Я хожу там каждый день. Трудно представить, что там трупы, кровь… На углу Невского и Литейного кровь, трупы, и каждый кому-то мама или Ларка.