Протоиерей Владимир Чугунов - Буря (сборник) Страница 19

Подумай, милый сынок, правильно ли это – проходить мимо всяких современных греховных и беззаконных поступков? Не указывать на их пагубность для общества? Ведь в этом-то и заключается наша проповедническая деятельность, чтобы вскрывать и врачевать язвы нашего общества: пьянство, многоженство, разбой (наподобие нашего случая). Или случай с нашей квартирой. Захотели на двоих иметь две квартиры, а нас, восемь человек, поселить в однокомнатную! Нашими блинами помянуть своих родителей, то есть за счёт других быть добрыми. А по-христиански так: отдай одну квартиру не имущему удобства семейству, а себя потесни. И тогда было бы всё хорошо и Богу угодно. Так поступают истинные пастыри, а наемники так делать не могут».

«Дорогой сыночек, я болею гриппом, но, слава Богу, не лежу, а когда нужно, служу. На мои именины… прихожане и духовные дети меня завалили подарками, в том числе и деньгами. Поэтому видно, что у меня есть не только враги, но и много друзей. Да воздаст им Господь за земное – нетленным, за любовь – любовью!!!

Пока у нас, по милости Божьей, всё утихло. Мы с Иваном Григорьевичем решили ничего больше не писать гражданским властям, больше того, что мы знаем, уже не узнать; однако лучше их не тревожить. Пусть рассудит нас Судья Праведный».

«У нас пока всё благополучно. В церковном совете было отчётное собрание. Все оценки на «хорошо». За прошедший год наша церковь внесла в Фонд мира 28 тысяч рублей, 2 тысячи рублей – на восстановление памятников старинной архитектуры. Вот такие у нас дела. Но мира должного пока нет, хоть и молимся мы ко Господу Богу, но, верно, не усердно.

Остаемся пока живы и здоровы и тебе, дорогой сыночек, того желаем от Господа Бога. Прими наше родительское благословение, которое созидает дома детей».

«Вызывал нас местный следователь. Сумма нашего иска теперь 783 рубля. Следствие передано во Владимирский горотдел милиции. По указанию Московской прокуратуры местному горотделу даны дополнительные указания, как вести дело. А до этого они халатничали. Но посмотрим, что будет дальше. Будущее известно одному Богу».

«Сегодня мне исполнилось 65 лет от роду. Прошли эти бурные, многомятежные годы для меня быстро, как вчерашний день. Пронёс меня Господь, как на руках. Пережил я в эти годы две кровопролитные войны и не видел пролитой человеческой крови; пережил голод, всевозможные лишения, но остался твёрд и непоколебим в святой вере. Это всё по милосердию Владыки, Который никогда не оставлял меня Своею благодатью. Слава Богу, Спасителю Нашему во веки веков! Аминь».

«Четвёртого и пятого мая мы с Анной Матвеевной ездили на суд во Владимир. Судят пять человек – троих мужчин и двух женщин, – а двоих ещё не изловили. Эти преступники совершили около десяти попыток ограбления с разбоем и одно убийство. В селе Юрово, под Владимиром, они убили протоиерея Владимира 73 лет. Они издевались над ним, вырвали волосы с головы и из бороды, били стулом так, что стул разлетелся на части. Пробили голову до мозга, сломали четыре ребра, отбили лёгкое и почку. А прислугу, которая находилась в соседней комнате, избили и изнасиловали вдвоём. Это всё они проделали 19 мая, за два дня до нашего избиения. От своего иска я отказался, но просил суд принять такое решение, чтобы преступники были лишены возможности вредить честным людям».

«Благодарим за письмо твоё, что вразумил написать о вашей жизни.

Ты пишешь о житейских вопросах. Я советую тебе прочитать из Библии книгу Товита. Там написано, как Господь соблюдает для мужей избранных своих девиц, предназначенных им в жены. Благочестивую Сару просватывали за семерых женихов, и все они умирали в брачной комнате в первую же ночь. Сара оставалась непорочной девицей после семерых мужей, ибо предназначена она была Товии, сыну праведного Товита.

В устройстве этой женитьбы участвовал Сам Господь через архангела Рафаила.

Вот тебе, сынок, наш совет родительский. Помни слова Самого Господа:

– Ищите прежде Царствия Божия, а остальное приложится вам.

У меня, сынок, было много любимых девиц до вашей матери, но ни одной из них не было суждено стать моей женой. Сам Господь Своим Промыслом уклонял меня от них или их от меня. Ибо жена мужу предназначается от Господа. Будь спокоен за свою судьбу, она в руках Бога».

«Вступил в 67-й год. Жизнь моя помаленьку изживается, а от дел моих нет мне спасения. Как явлюсь судилищу Христову, какими глазами посмотрю на Судию? Боже, милостив буди мне, грешному!»

Примерно так, по отечески ласково, отец Григорий разговаривал и с нами.

Теперь, я думаю, понятно, почему так тепло, как своих родных, встретил и проводил нас отец Григорий. Впервые в жизни мы все исповедались и причастились. На исповеди батюшка кое-что обнадеживающее даже шепнул мне на ухо, о чём я до времени умолчу. Сказал он что-то такое необычное и Manie. Так что всю обратную дорогу, уже на автобусе, она сидела, задумавшись, у окна. И Боже, как мне хотелось узнать, о чём, что именно так поразило, так захватило её! Но с не меньшей тревогой думал и о том, что ждёт нас впереди. Ведь именно там ожидала нас ещё такая неопределенная и даже немного чем-то мрачным таким пугающая будущая жизнь. Да-да, пугающая. И вместе с тем казалось, нечто такое необъяснимое словами после исповеди и причастия уже навсегда вошло в моё, правда, ещё не свободное от разных весенних грёз и мечтаний сердце.

Часть вторая. Безумие

1

Выходя из автобуса, Маша сказала:

– Буду растить волосы. Как вы думаете, мне пойдёт коса?

И с этого дня больше ни разу не появилась не только на пляже, но и по ночам через сосновый бор перестала ходить одна. И это было кстати: Глебовы поклонницы, как выяснилось позже, долго собираясь сделать ей какую-нибудь гадость, в тот же вечер и устроили. Но, как выражается бабушка, оборонил Господь. Но страху мы натерпелись.

И было это вот как.

Домой мы вернулись около шести вечера, и я зазвал сестёр к нам, уверяя, что бабушка будет рада от них самих услышать о нашем паломничестве. И не ошибся. Бабушкиным охам и ахам не было конца. Такая она была довольная, такая счастливая, когда мы ей передали от батюшки аккуратно завёрнутую в бумагу большую «девятичастную» просфору. Она тут же прибрала её поближе к Фёдоровской, повела нас на кухню и уж не знала, как и чем нас ещё благодарить и потчевать. Услышав, что мы ещё и причащались, она даже всплакнула: «Привёл, знать, Господь, дожить до молитвенничка!» – и стала шумно сморкаться в огромный мятый платок.

Сёстры принялись наперебой утешать:

– Ну что вы, Анастасия Антоновна? Баба Настя! Радоваться надо!

Она согласно кивала, а сама всё равно плакала. Нам, прошедшим иную школу жизни, были непонятны её слезы. Нам и на ум не могло прийти, чем они были выстраданы, сколько бессонных ночей эта полуграмотная, бесправная крестьянка провела в своей непрестанной слёзной молитве о том, о чём проливала теперь благодарные слёзы.

И я спрашиваю в первую очередь самого себя: почему все русские бабушки кажутся пришельцами из другого мира? Это заключение я вынес не только из личного опыта, но и от чтения русской литературы. Если западные старушки в большинстве своём похожи на ведьм (например, у Бальзака), то наши, и тому масса примеров (Пушкин, Гончаров, Тургенев), – это какое-то Божье чудо, удивляющее нас с самого раннего детства. Помню, как бабушка меня, «кашлюнчика этакого», много раз укутывала и увязывала своей колючей шалью, оставляя одни глаза, прежде чем выпустить на улицу. И я не в силах даже согнуться, как часовой, стоял у калитки и каждому прохожему на его любопытный вопрос: «И кто это там у нас?» – сипло отвечал: «Я-а».

Хорошо помню наш пустой, непривычно тихий тёмными зимними вечерами детсад, в котором бабушка работала уборщицей. Помню похожие на пастилу клавиши фортепьяно, стоявшего у стены в той комнате, где обыкновенно наряжали елку, и мы в клоунских красных, в белый горошек, колпаках и костюмах ходили вокруг неё, взявшись за руки, и пели: «Визёт лашатка дро-овинки, а в дровнях мужичо-ок. Срубил он нашу ё-олачку пат са-амый ка-аришо-ок».

Но более всего помню самую дорогую детсадошную игрушку – управляемую через шнур в металлической оплётке довольно большого размера «Победу». Игрушку никогда и никому не давали. Заведующая держала её в своём кабинете. Но бабушка, как уборщица, имевшая доступ во все кабинеты, мне её давала. Сколько ни с чем не сравнимых минут радости подарила мне эта удивительная машина! Дверцы открывались и закрывались, фары и задние фонари во время движения светились, «Победа» бибикала, а за рулём сидел маленький человечек в военной форме. А какие славные у неё были колёсики с хромированными колпачками! Совсем как настоящие!

И эту «Победу» я сломал…

Не специально. Что-то само собой лопнуло в шнуре, когда я, усиленно нажимая ручечку, от которой приводилась в движение машина, отъезжая на некоторое расстояние для разгона, пытался перескочить через дверной порог. Но бедная машинка в последнюю, самую отчаянную попытку вдруг беспомощно ткнулась хромированным бампером в порог, откатилась назад и навсегда затихла… Бабушке, разумеется, попало, ну а мне не было ничего… Что с меня, малыша, спрашивать?