Алексей Доброхотов - Вскормить Скрума Страница 19

– Хорошо-то как, – блаженно промурлыкал он.

– Ты что, паразит, расселся! – завопила рядом грудастая баба, – Ты что заголился? Ты что натворил! Зачем, охламон, сарай обрушил? Совсем очумел спьяну? Чего сидишь! Чего глядишь? Ты гляди, что делается! Ай-ай-ай!

Это жена его вышла из дома, Клава.

– Да… ты-ы… я… – хотел пояснить Колька, взмахнув руками, мол только что оттуда едва живой выбрался, но законную половину такое объяснение не устроило. Ее уже понесло. Ущерб наносимый мужем небогатому домашнему хозяйству и более чем скромный изредка приносимый прибыток давно будоражили ее озабоченное сознание, являясь постоянным, неизбывным источником раздражения и злости. Только что сидел, гад, дома. И пяти минут не прошло как вышел, дурак, вон и вот на тебе! Как за столь короткое время сумел охламон обрушить старый? Добрый старый сарай, простоявший без малого полста лет!

– Паразит. Паразит, ты, паразит. Паразит паршивый! – всплеснула руками раздосадованная женщина, – Что же ты, паразит, делаешь?! Что же, ты, гад, творишь?! Кто же его теперь чинить будет?! Где же мы теперь дрова с ведрами хранить станем?!

Примерно так переносилась ее речь с просторечного на разговорный.

Треха захотел что-то возразить, но тут же получил звонкую оплеуху. Когда он в редкие периоды своего существования бывал трезв, то непременно ему доставалось от Клавы. Когда же приходил домой сильно пьян, но еще на своих ногах, то имел гораздо больше в себе уверенности и, случалось, поколачивал жену. Любил помахать мужичок кулачонками, поучить глупую бабу уму-разуму. Иначе, какой он мужик? Какой с него толк? Потому, верно, и Клава не скупилась на оплеухи. Выплескивала затаенную обиду. Радовали друг дружку вниманием, сбрасывали накопившуюся боль, не сдерживаясь. От того, видимо, до сих пор и терпели совместное житие. Получалось это у них как-то на равных. Главным образом, правда, досаду срывать за не сложившуюся счастливо судьбу. Но у кого она на деревне сложилась? Бывало, конечно, иной раз, под праздник, попадались светлые денечки. Но редко. Чем дальше, тем реже, но все же…

После таких несправедливых действий со стороны жены, никакого желания общаться с ней дальше у Кольки не оставалось. Тем более делиться нахлынувшим недоумением по поводу досадного происшествия. Он попытался встать, но решительная супруга не позволила мужу уйти от возмездия и пригвоздила его обратно к земле сильным толчком в грудь.

– Куда, паразит, вскочил? Я тебе вскочу. Говори, гад, что натворил? Говори, паразит, что сделал? Кто крышу чинить будет? – вопила она на весь двор.

Неведомо как долго продолжалась бы экзекуция, и сколько еще получил бы мужичок от бабы колотушек, если бы не подошел сосед Василий, косивший лужайку за забором и ставший свидетелем обрушения.

– Это… Вы это того… Как оно, это, все у вас а?.. Не очень? – красноречиво изъяснился он, указывая пальцем в сторону развалин, – Извини. Я того…

– Ты, погляди, погляди что, паразит, наделал, – обрушила на нового слушателя хозяйка свою досаду, – Вот чего он там делал? Чего туда сунулся? Какого черта ему дрова понадобились? Баню топить что ли, охламон, вздумал? Все, паразит, испортит.

– Банка с дерьмом рухнула, – потирая покрасневшее ухо, пояснил из-под бочки Треха.

– Да ну? – удивился сосед, – А я думал, того… этого…

– А фигли. Сам погляди, – кивнул пришибленный хозяин в сторону сарая, – Еле отмылся.

– Это которая? – явно заинтересовался косец, втыкая косу в землю.

– Синяя. Еще та… Когда привозили… Ну, эти… как их там… агрономы.

– Это когда ж?

– Да с тех пор… Забыл? Когда Витька, друган мой, политурой траванулся, – напомнил раздосадованный на такую забывчивость соседа мужичек.

– Это еще тогда? – присвистнул Василий, вспомнив дела давно минувших дней, – Которого схоронили, а он живой оказался.

– Ага. Тогда.

– Вот были дела. Вот мужику повезло. Повезло, так повезло. Это же надо, чтобы так повезло. Не каждому так повезет. Все думали, он того этого от простуды помер. В гроб положили. В землю закопали. Поминки справили. А его образок того этого в доме остался. Мать его того этого, как в воду глядела. Не хорошо, говорит, того этого образок оставлять, в гроб положить надо. Отройте. Пошли на второй день отрыли, а он там того этого живой лежит. В гробу. В могиле. Во пили так пили. Никогда так не пили. Сперва, на поминках, потом на воскресинках. Затем снова… – зачмокал губами Василий.

– Тогда вот он и траванулся. Политуры хватил, и все. Коньки в сторону. Окончательно, – уточнил Треха, – Если бы я его до того из болота не вынул, так он бы утоп. Представляешь? В болоте. Заживо. Сгинул. А так только простудился. И все.

– Верно, верно, – согласно закивал головой сосед.

– Сволочи. Помереть нормально не могут, – сплюнула огорченная женщина.

– С тех пор и висела, – напомнил Колька о главном.

– Кто?

– Дед Пихто! Банка висела, говорю, – указал из-под бочки хозяин в сторону сарая, – Висела, висела и на тебе, рухнула. Мне прямо по кумполу. Я в сарай захожу, а она, бац. Сука, весь сарай поломала,

– Какая еще банка? – недоуменно хлопнула глазами Клава.

– Мы с Витькой ее в сарай сунули. Она там, сука, и рухнула. Хороший был мужик Витька. Земля ему пухом. Всю крышу, гадина, развалила. Чуть в дерьме не утоп, – завопил Треха, словно опасаясь, что его и на этот раз правильно не поймут или не услышат.

– Вот как? – удивился сосед, – Я свою еще в тот год того этого по огороду рассыпал. Картоха уродилась во, – показал он здоровенный веснушчатый кулак, – Никогда больше такой не родилось. Чего мне не отдал? Я бы тебе за нее того этого картохи мешок отвалил бы. Чего хранил?

– Во дурак, во дурак, – запричитала жена, – От чего не отдал? От чего картохи не взял? От чего хранил? Дохоронился, хороняка паршивый. Ни картохи теперь, ни сарая!

– Черт его знает. Забыл, может. Чего я, я ничего. Висела себе и висела. Двадцать лет висела и ничего. Чего ей будет? – захлопал глазенками мужичек.

– Вот как! А то я и гляжу. Я только того этого…. А крыша прямо, хрясь, и того этого… – поддержал разговор Василий.

– Фигли она рухнула? Кто ее трогал? По репе как шандарахнет. Гляди, шишак какой. Видишь? Стопилиной, – Колька поднялся и сунул под нос собеседников свою растрепанную мокрую макушку.

– Ого, – оценил сосед бугор на затылке, – Ты это того этого извини, если чего… того этого… Я…

– Так, тебе, дураку, и надо, – зло заключила супруга, – Давно говорила: почини крышу, почини крышу. Три года твержу, паразиту, одно и то же. Во урод, во дождался. Говорила, течет. Как дождь, так дрова мокрые. А ты чего? Все потом, да потом. Вот тебе и потом. Дождался? Теперь новую ставить будешь. Говорила, дураку, говорила. Пьянь паршивая. Молотка в руки не взять. Времени у него нет. Гвоздя в руке удержать не может. Лестницу делать надо. Только бы пить, паразиту. Только бы пить. Допился? Дождались. И почто я только за тебя за муж, за урода, пошла? Почто молодость свою сгубила? Говорила мать, не ходи, говорила. Нет, выскочила. Получи. Ни сарая, ни дров, ни картохи. Ведра сунуть теперь некуда, – махнула рукой Клава и пошла к дому, причитая про себя и приговаривая, какая неблагодарная скотина досталась ей в мужья не в пример другим. У всех мужики, как мужики, а этот ни на что не годный, только пьет все и пьет, и ни ничего толком сделать не может, даже не пытается. А если и делает что, так только все портит, и никакая зараза его не берет.

Клавдия удалялась в сторону дома, клокотала вулканом и ругалась на чем свет стоит, а Колька глядел ей вслед и не мог понять, что это за темные тени вертятся вокруг ее пышной фигуры, словно голодные кошки. Он уже и не слушал сердитых слов, и ни не обращал никакого внимания на несправедливые громкие выпады, а только смотрел на эти странные, неизвестно откуда появившиеся тени и думал, мерещится ему это или на самом деле от нее дым темный валит. Настолько показалось ему явление необычными и интригующими, что он даже открыл рот и вперился недоуменно в дородную спину спутницы своей жизни.

– Да, сердитая у тебя баба, – вполголоса поделился сосед наблюдениями.

– Ага, – кивнул Треха, – Сейчас взорвется от напряжения.

– Как паровая машина, – хихикнул сосед.

– Точно. Уже дым валит, – указал хозяин на нее пальцем.

– Где?

– Вон с баков, а теперь – с заду.

– С заду у нее давно валит, – обнажил косец редкие зубы.

Колька перевел взгляд на Василия и поразился тому, как вокруг его головы завертелся похожий темный клубок.

– О, и из тебя, кажись, валит, – уставился, пораженный увиденным.

– Ага валит. Прямо из ушей, – поддержал шутку сосед.

– Не из ушей. Из хребтины. Чего это у тебя из хребтины? А теперь из пуза, – недоуменно хлопнул глазами Треха.

– Что валит? Откуда валит? От меня? Ты это того… не перегибай. Чертики уже мерещатся? Что таращишься? – недоуменно мотнул головой мужик и замер, не понимая отчего это сосед смотрит на него так, словно он это не он, а невесть диво какое с неба в огород свалившееся.