Андрей Смирнов - Лопухи и лебеда Страница 2

– Знакомьтесь, – сказал Илья. – Это моя жена. Ее зовут Саша.

В комнате слабо пахло пылью.

– Кровать новая, хорошая, вставать не захочете… – У Дуси, хозяйки, плавный голосок и такие же, как у мужа, светлые глаза. – Прошлый год купили на Троицу. Отдыхайте, сколько понравится.

– И не на Троицу, а на майские. Сто тридцать рублей отдали под самый праздник…

Хозяин в вязаных носках и девочка стояли в дверях. Девочка дичилась, смотрела исподлобья, а глаза плутоватые, без боязни.

– Одеялку берите, еще и другую дам. Эдуард, приволоки теть-Катину, зеленую, что в сундуке. А то – перину хотите?

– Хватит, куда!

– Дак студено ночью, не в Крыму, чай. Перина нешуточная, косточки-то погреть, ну? Заморозите жену…

Она засмеялась и лукаво и застенчиво. У нее недоставало бокового зуба, улыбка выходила щербатая, как у подростка.

– Стряпать – на дворе, печка. Растопить умеете? А то мне покличьте. Умываться вон за дверью, покажи, Эдуард. Магазин хороший, а коли повкусней чего, селедочки или колбаски, в Буяново прогуляетесь. Вина белого – в Буянове опять. Молочка, конечно, кушайте, сколько захотите…

Илья присел к девочке:

– Меня Илья зовут. А тебя как?

– Чего стихла, ну? Скажи, как зовут, спрашивают тебя…

– Она, наверное, забыла.

– Знает она, вот девка. – Хозяин принес одеяло. – Таня ее звать…

Дуся опять засмеялась:

– Она у нас смутная. То – спасу нет, а то как зверенок, стоит, не гукнет… Пожалуйста, спите на здоровье, утомились небось? Вы с Петрозаводска будете?

– Мы из Ленинграда. – Илья сел на кровать и достал бумажник. – Значит, рубль с человека, два рубля день, шесть дней – это будет двенадцать. Правильно, Дуся? И молоко. Почем у вас молоко?

– Тридцать копеек.

– Литр в день нам хватит? Саша, ты слышишь?

– Я не знаю.

– А кто знает? Ладно… Дуся, вот пятнадцать рублей, там разберемся.

– Мне не спешно, вы глядите, как вам сподручней. Ну, давайте… Дак коли надо чего, скажите, не стыдитесь…

Хозяева вышли и притворили за собой двери.

Саша в плаще стояла у окна.

– Иди сюда, – сказал Илья.

За окном виднелось озеро, прикрытое стеной дождя, и вода в озере кипела.

– Я не гордый, и сам подойду.

Они обнялись.

– Хозяева не понравились?

– Очень милые хозяева.

– А что?

Она пожала плечом.

– Ты бледная. Приляг, ты не спала толком. Откроем окно и спи. Смотри, какой дождь.

– Не хочу.

Он вынул сигареты, закурил.

– Не надо, Саш. Плюнь. Ведь это же не просто так. Это только так выглядит.

– Все равно.

– Черт, пепельницу надо попросить…

– Может, они в доме не курят.

– Курят, я видел – Эдик курил… Ну, хорошо. И что же мы будем делать?

– Илюша, мне не семнадцать лет, мне тридцать скоро. И все уже не так легко дается. Постарайся меня понять.

В глазах Саши заблестели слезы.

– Я понимаю.

Он прошелся по комнате, стряхнул пепел в горшок с фуксией. Отворил окно, постоял, вдыхая холодный, пахнущий озерной сыростью воздух.

– Только, пожалуйста, я тебя очень прошу, не называй меня женой.

– Ты моя жена.

– Ты даже не замечаешь, когда говоришь “моя жена” про Ларису. У тебя две жены сразу?

Илья коротко взглянул на нее, выбросил сигарету, присел на подоконник.

Саша подошла и положила ладонь ему на шею.

– Не сердись на меня. Я злая. Но я тебя люблю.

– Э, а вы что же, Дуся? Не годится!

– Я наливку лучше люблю, белое-то злое вино. Вы на меня не глядите. Груздочек вон цепляйте, я еще доложу.

Девочка ковырялась в тарелке с глазуньей и не сводила глаз с Ильи.

– И сколько же в месяц выходит, если не секрет? – спрашивал он.

– Почему секрет? Тот раз сто четыре вышло. Еще прежний раз – сто двадцать. А бывает, и полторы набежит.

– Ой, он вам наскажет! Полторы? Где ж полторы, ну?

– Чего, чего? Колька Михалев тот раз сколько угреб? Полторы сотни и вышло.

– Дак Михале-ев! Когда ж ты с Михалевым вровень-то получал? Людей не смеши!

– А тебе солить их, деньги? И так хватит. Здоровье, небось, не казенное.

Все засмеялись, а Дуся громче всех.

– Жить, конечно, можно, при машине. – Дуся вздохнула. – Машина-то заработает. В поле пупок драть – там шибко не разгуляешься.

– Куды храбрая какая! Много он тебе заработает, сам-то… Ты с мое на нем отсиди, с темна до темна!

– А вы в поле работаете, Дуся?

– Да дома она, с Татьяной. Языком здорова строчить…

– Ой-ой, выпил – уже себя не сознаешь. Люди незнамо что подумают, ну! Я на ферме работала, покамест в декрет не ушла. Дояркой… а после он на курсах был, опять я работала.

– Дояркой? Нелегкая работка.

– Дак разве она легкая-то бывает, коли работать?.. Что же вы не кушаете ничего? Молчите и не кушаете. Сырку попробуйте.

– Спасибо, я ем.

– Она фигуру бережет.

– Перестань, Илья… Это сыр такой? Я думала – творог.

– Это говорится у нас так – сыр и сыр. Вообще-то оно с творогу, конечно…

– А музыкантам хорошо платят? – спросил Эдик.

– Музыкантам? Ей-богу, не знаю… А что?

– Вы, значит, не музыкант?

– Нет, я врач. Доктор… А Саша – инженер. Разве я похож на музыканта?

– Сказали вроде музыкант…

– Это у нас позапрошлый год музыканты жили. Тоже с Ленинграда. Может, знаете? Как его фамилия-то, Эдуард? Жену еще Лидой звать, черненькая такая? Интересная женщина.

– Чего там интересного? Мослы одни.

– А знаете, у нас Танечка ушком хворает. Может, поглядите?

– Это вам к ушнику надо. Бледненькая она у вас… А посмотреть мне нетрудно, давайте посмотрим.

– Илья, как тебе не стыдно, ты же выпил! Ребенка собираешься смотреть!..

– Дуся, обещаю – завтра утром устраиваем осмотр.

– Дак не пожар, чего там… А у вас детки есть?

– Нет, Дуся. К сожалению, нету. Но будут, надеюсь. А, Сань?

– Илюша, ты напился.

– Клевета, ни в одном глазу… Мы, Дуся, если правду сказать, еще и недели не женаты.

– О-ой!

– А знаем друг друга сто лет. Мне десять было, а ей семь, когда нас познакомили. И женихом меня дразнили. И, как видите, накаркали.

– Что же долго собирались-то?

– Это вы у нее спросите, у Саши. Собрались было, лет десять назад, а она хвостом вильнула. А теперь вот все сначала…

– Судьба, выходит… – сказала Дуся и пригладила дочери челку, упавшую на лоб. – Интересно…

– Уж куда! Выпить у нас не осталось?

– В Буяново можно сгонять, – сказал Эдик.

– А долго туда?

– Навострился! Сиди, дождик вон…

– Илюша, честное слово, тебе хватит!

– Где дождик, где? Прошел давно. В полчаса обернемся. У меня “Ява”.

– Саня, ну чего ты нахохлилась? У нас ведь, можно сказать, медовый месяц! Неделя, верней. Отметить надо. Правда, Дуся?

– Да ну тебя, Илья! Куда вы по мокрой дороге! Еще разобьетесь!

– Все будет в порядке, не волнуйся. А, Эдик? Бог пьяных бережет и влюбленных. А мы – и то и другое! Тут проселок, машин мало. Девочки, ждите нас с гостинцами!

– А ты куда? – крикнула Дуся, но девочка сползла со стула и побежала вслед за отцом.

Женщины остались одни.

Дуся вздохнула и стала собирать тарелки со стола.

Саша смотрела в окно.

– Давайте я посуду помою, – сказала она.

Мотоцикл не хотел заводиться.

Илья, засунув руки в карманы, вертел головой по сторонам. Дышал полной грудью.

– Воздух у вас тут – прямо жрать его хочется!

– Да… – отозвался Эдик. – А запчастей днем с огнем не сыщешь.

– Вот разбогатею, – сказал Илья, – куплю дом в деревне и буду в земле копаться.

За забором хихикнула девочка.

– Чего смеешься, Танюха? Сомневаешься?

– Не заводится, змей, – сказал Эдик. – Подпихнешь? Тут под гору, авось возьмет.

Он протянул Илье шлем, сам надел другой.

– Ты мне напиши на бумажке, чего тебе нужно, какие запчасти, – сказал Илья. – Я в Ленинграде поищу.

– Свечами бы разжиться. Мне один обещал, москвич, да забыл, видать… – Эдик забрался в седло. – Ну, понеслась!

Илья налег на мотоцикл.

– Который ни приедет городской – одна песня: желаю в деревню, и все тут. – Эдик усмехнулся. – А я говорю: ну и ехай себе в деревню, кто тебе мешает? А то ж не едете. Видать, не так уж и худо в городе-то…

Ожил, затарахтел мотор.

– Взяла!

Илья перевел дух и полез на заднее сиденье.

– Только это… – прищурился Эдик. – Денег у меня…

– Денег нет? Неважно, у меня есть.

– Ну, держись крепче, доктор!

Эдик тронул плавно и сразу набрал ход. Грязь полетела из-под колес.

Илья пронзительно засвистел.

Во дворе Дуся толкнулась в загородку, за которой месили черную слякоть два подсвинка, залила варево в корыто. Курам подсыпала жменю проса.

На крыльцо вышла Саша, вытерла о передник руки и стояла, глядя на улицу.

– Да чего ты маешься! – улыбнулась Дуся. – Приедут целые, ничего им не будет… Они небось в чайной засели, черти.

– В какой чайной?

– А в Буянове. Воскресенье же.

Дорога была пуста. Изредка вздрагивала вода в озере и доносился негромкий всплеск – играла рыба.