Анна Матвеева - Перевал Дятлова, или Тайна девяти Страница 2

Спасаюсь искусственным теплом обогревателя, бессчетными кружками чая и жду весны.

И можно жить, и можно ждать, вот только в последнее время всё чаще показывают мне, как фильм, один и тот же сон. Высокие плотные сугробы, черные ели, тощие кривые березки. И летит ко мне, в предпоследний год тысячелетия, свист смертельного, убивающего ветра и как тихий подголосок ему – тяжелое дыхание замерзающего человека. Снежные крошки на красном лице. Несгибающиеся ладони. Закрытые глаза.

Вечером я проверяю, хорошо ли заперто. В такое время живем, что засовы и решетки – лучшие друзья. Я тихонько дергаю за дверную ручку, а потом – на всякий – смотрю в «глазок».

Там стоят люди – тихо, не шевелясь. Маленькое стеклышко «глазка» искажает их лица, но я вижу, что они улыбаются. Две девушки и несколько мужчин. Все в лыжных брюках и штормовках.

– Вы к кому? – спрашиваю.

Они молчат.

Я замечаю лыжи, приставленные к стене.

Кот вьется возле моих ног, будто бабочка. На площадке – пусто.

Открываю дверь.

1.

Утром в дверь начали колотить с такой силой, как будто забивали ее гвоздями. Со мной внутри. Глянув на часы – полвосьмого, гады! – выпрыгнула из теплого одеяльного убежища.

– Аня, открывай скорее!

Это я услышала еще на подлете к двери, с дополнением: плач, крики и прочие элементы коллективной паники, которая начисто изничтожает первоначальную злость разбуженного.

На площадке, где вчера были лыжники, стояла моя соседка Ира, и с ней еще какие-то люди.

– Аня, пусти позвонить, – умер Эмиль Сергеевич.

Ира всхлипнула и заговорила быстрее. Из ее рассказа я поняла немногое – Ира всегда торопится в разговоре.

Пока она звонила по моему телефону в «скорую», милицию и похоронное бюро, я вышла на лестничную клетку и, пробравшись между соболезнующими спинами соседей, зашла в Ирину квартиру.

Ее свекор Эмиль Сергеевич лежал на полу, я споткнулась взглядом о неестественно прямые ноги в продранных на пальцах тапочках.

– Сердце, – сказал кто-то тихий за моей спиной.

То, что Эмиль Сергеевич болеет уже не первый год, я знала. Он был хорошим дедушкой, не очень и старым, насколько я понимаю, на пенсию вышел года четыре назад. Очень любил читать и постоянно одалживал у меня книги. Я, против обыкновения, давала их охотно: не люблю, когда до моих вещей дотрагиваются незнакомые руки. Эмиль Сергеевич был очень аккуратным и возвращал книжки неизменно завернутыми в «Литературку». Умерший старик выглядел подтянутым и даже красивым – не таким, каким был при жизни.

Ира хлопнула дверью.

– Ань, ты чего, у тебя ведь квартира открытая! – И, снова увидев Эмиля Сергеевича: – Ой, что же теперь будет-то?

Ирины переживания можно понять. Свекор был единственной опорой для нее и ее маленького сына. Жили на его пенсию и приработок, сути которого я не знала.

– Ну ничего, – утерла слезы Ира, – зато умер легко.

«За что за то?» – подумалось мне.

Вслух я произнесла:

– Ира, мне очень-очень жаль. Я могу тебе как-то помочь?

Ира сказала, что спасибо, нет. Да и чем тут теперь поможешь?

На выходе я всё же решила спросить у нее:

– Понимаю, что это совсем некстати, но… ты не видела вчера ночью группу лыжников у нас на площадке?

На похороны Эмиля Сергеевича я не попала – пришлось лететь в Москву. Речь шла о моей книжке, так что пропускать встречу не следовало. Летела в самолете над заснеженной землей и представляла, как его опускают в могилу на Широкореченском кладбище. Рядом – надгробие сына, Ириного мужа, которого убили на улице пьяные подростки. На снегу возле подъезда – еловые веточки.

А когда я вернулась через четыре дня, прокляв всё и вся, потому что встреча была абсолютно дурацкой, роман в издательство брать не захотели – могли бы и по телефону, собаки, известить, – Иры в соседней квартире уже не было.

– Уехала к матери, в Серов, с мальчишкой вместе, – пояснила Надежда Георгиевна из девяносто пятой. – Сказала, что квартиру эту будет сдавать. Не знаю, Ань, кто сюда жить придет. И как только она не боится, там ведь и мебель оставила, и ковер…

Ковер и мебель у Иры просто никакие, но Надежда Георгиевна живет еще хуже, и ей сравнивать не с чем.

И холодно у Иры в квартире так же, как у меня. Но ведь у нее-то еще и ребенок!

Я отвернулась от Надежды Георгиевны, чтобы открыть наконец свою дверь, но старушка сказала:

– Аня, зайди-ка ко мне.

Прямо с сумкой – но вежливая! – зашла в обшарпанную девяносто пятую. Жуткий стариковский запах – вместе лекарства, старая кожа, бедная несытная пища, шерстяные носки, в которых ходили не один день.

Губы у Надежды Георгиевны, тем не менее, накрашены.

Протянула плотную папку, набитую бумагами, и два больших мятых конверта картонного цвета, прорванных по краю.

2.

Я зашла в окончательно выстуженную квартиру. Котишка на страшной скорости прилетел меня встречать, так что когти заскользили по паркету. Сделал «полицейский разворот» и сам испугался, прижал уши.

– Кормить тебя не забывали, Шуми? – Я бросила папки и конверты Эмиля Сергеевича в кресло и пошла в кухню, поставить чайник. Странно, чайники уже никто никуда не ставит, просто кнопку нажимают, а слово – осталось.

За спиной раздался хлопок и долгий шелест. Шумахер вспрыгнул на спинку кресла.

Содержимое папки и конвертов лежало на ковре словно еще один ковер. Бумаги, отпечатанные на старой машинке типа «Москва», документы, написанные под копирку разными почерками, ксерокопии географических карт и рисунков, газетные вырезки, отксеренные так, что посреди белоснежного листа томилась крошечная заметка, фотографии скверного качества и толстая подшивка страниц в двести (это она так звучно хлопнула об пол).

Я подняла ее. Бледно-серая печать – еще одна ксерокопия. И явно неполная – многих страниц не хватает. После восьмой – сразу двадцать пятая.

ДЕЛО № __

прекращенное уголовное

О ГИБЕЛИ ТУРИСТОВ В РАЙОНЕ ГОРЫ ОТОРТЕН

начато… 1959 г. закончено… 1959 г.

Я наугад (и, видимо, удачно) раскрыла папку.

Обстоятельства дела:

23 января 1959 года самодеятельная группа туристов в составе 10 человек отправилась в лыжный поход по маршруту Ивдель – Гора Отортен. От участка 2-й Северный в лыжный поход пошло 9 человек. 1 февраля 1959 года группа начала восхождение к горе Отортен и вечером разбила палатку у высоты 1079.

В ночь на 2 февраля при невыясненных обстоятельствах произошла гибель всех 9 человек [1] .

Следующей в «Деле» была фотография лыжников, которые стояли перед моей дверью в прошлую пятницу. Две круглолицые девушки – брюнетка и блондинка, веселый парень в шляпе, еще один – с чуточку раскосыми глазами (мне такие нравятся – и глаза, и парни)… Но ведь прошло сорок лет! И если даже предположить, что я сошла с ума и мне всякое мерещится, непонятно, чего им, лыжникам, от меня надо? Я не турист и даже не любитель природы, мне никогда не приходилось жить в палатке или ходить на лыжах, и самое главное, мне всего тридцать, я не знала никого из этих туристов. Не могла знать!

Снова (теперь уже с начала) открыла копию уголовного дела и стала читать всё по порядку.

Прокуратура

Российской Советской

Федеративной Социалистической

Республики

Прокурору Свердловской области

Государственному советнику

юстиции 3-го класса —

тов. Клинову Н.

Возвращаю прекращенное уголовное дело о гибели туристов Дятлова и других.

Приложение: 1. Дело в 1 томе.

2. Альбом.

Зам. прокурора РСФСРГосударственный советник юстиции3-го класса(Ураков)

Тут же шла надпись от руки, косо, как гордые писатели обычно подписывают свои книжки:

т. Роговой Ю.И.

по указанию Н.И.Клинова просьба хранить в секретном архиве,

пакет хранить в с/с производстве

11/VII 59 г.

Я все-таки решила выпить чаю. В конце концов, папки и эти странные бумаги от меня не убегут. Кроме того, надо было подумать о том, что же это за странные явления такие со мной происходят. Раньше помогала думать сигарета (на самом деле мешала, конечно же, – от курения тупеешь, это правда), теперь остался только чай.

И тут случилось следующее. В голове у меня начали крутиться шесть цифр. Как песня: восемь-пять-один-четыре-девять-два. Крутились и крутились…