Николай Лузан - Окаянные девяностые Страница 2

Они вошли в холл, сняли плащи, протиснулись в гостиную и застыли у порога. В ней царил благостный покой. В углу неторопливо отсчитывали секунды и минуты напольные часы. В камине весело потрескивали поленья. Трепетные языки пламени причудливыми бликами отражались в зеркалах и на створках бара. Раздольнов дремал в кресле у камина. Сова, помявшись, направился к нему. Виктория, готовившая кофе, выглянула из-за стойки бара, вопросительно посмотрела на Сову, на переминавшихся с ноги на ногу Стрельцова и Рэмбо, и в ее больших темно-зеленых глазах вспыхнули тревожные огоньки. Тяжелая поступь Совы заставила встрепенуться Раздольнова. Он приоткрыл глаза, на его лице появилась недовольная гримаса, буркнул:

– Покоя от вас нет. Так, что там с псами?

– Подохли, Николай Павлович, – доложил Сова.

– С чего это?

– Похоже, чем-то отравились!

На это тревожное сообщение Раздольнов отреагировал со странным безразличием. Вяло пожевав губами, он устало произнес:

– Поминки по ним устраивать не будем. Ищи новых, говорят у Дени настоящие волкодавы.

– Хорошо, Николай Павлович, сегодня-завтра решим, – заверил Сова и поинтересовался: – А как быть с садовником?

– Потом, сейчас не до него.

– Так он уже второй день не появляется.

– Все, все, Сова! Иди, мне сейчас не до садовника! – отмахнулся Раздольнов.

Охрана покинула гостиную. Стрельцов и Сова поднялись к себе в комнаты, а Рэмбо возвратился в гараж. Виктория подала Раздольнову чашку кофе. Он сделал глоток, другой и обратил взгляд на камин. Завораживающая игра пламени снова погрузила его в дрему, и в сумерках памяти, как кадры из старого кино, возникали и исчезали позабытые образы. В хаотичном калейдоскопе событий и лиц она выхватила и остановилась на эпизоде трехлетней давности…

На дворе стоял промозглый, сумасшедший декабрь девяносто первого. В одночасье и бесповоротно рухнуло то, что казалось вечным и незыблемым – власть КПСС и государство СССР. Вчерашние вельможные властелины партийных кабинетов и недоступных секретарш на глазах превратились в старых, склочных, с кучей болезней, никчемных гномов. Новые хозяева жизни: бывшие комсомольские вожаки с ухватками рыночных наперсточников, прожженные в партийном горниле инструкторов обкомов и райкомов с манерами сочинских «катал», доктора и кандидаты наук «вечно живого» научного коммунизма, вбивавшие в головы беспартийной массе «двенадцать заповедей марксизма», после августа 1991 года, не моргнув глазом, предали анафеме далеко не святую троицу – Маркса, Энгельса, Ленина, и, вырядившись в одежды демократов, принялись возводить на развалинах социализма экономический фундамент своего будущего могущества.

На глазах ошельмованного и брошенного в нищету народа, под циничные заклинания о грядущем изобилии, новые «хозяева жизни» принялись создавать фирмы-однодневки и банки-пузыри. Во главе их встал нерушимый союз бывших партийно-комсомольских работников, теневых советских миллионеров и воров «в законе». Через эти «прачечные» с невероятной скоростью прокручивались и легализовывались огромные, фантастические капиталы, порожденные одним росчерком пера новых властителей Кремля. Так на развалинах «развитого социализма» возникло незримое, но фактически существующее мафиозное государство. Государство, в котором неограниченный произвол чиновников и нормы «зоны» олицетворяли собой закон, а расстрельные команды киллеров выступали его исполнителями.

В те окаянные дни в центре Екатеринбурга состоялась знаковая встреча, которая, казалась бы, должна была определить на многие годы вперед жизнь и сферы влияния новых хозяев города. За вековыми стенами Свято-Троицкого собора время будто остановило свой бег. Где-то там, за ними, осталась извечная борьба человеческой алчности, честолюбия и амбиций. У алтаря тихо потрескивали свечи, и сладковатый запах ладана кружил головы. Из таинственного полумрака, как и много лет назад, на прихожан с укором взирали мудрые лики святых. Среди немногочисленных прихожан выделялась разношерстная группа. Раньше их физиономии можно было увидеть разве что на черно-белых снимках из милицейских досье.

В сшитых по последней моде костюмах и сверкающих снежной белизной рубашках, в тени колонн в неловких позах застыли отец и сын Харламовы. На угрюмых лицах навсегда отпечаталось ничем не смываемое клеймо заполярной зоны, даже благостная атмосфера церкви не смягчила их волчьих взглядов. Харламовы угрюмо косились на франтовато одетых Григория Бессараба и его жену.

Бывший футболист, не нюхавший тюремной параши, с недавних пор возомнил себя «бароном» Екатеринбурга. Сколотив из спортсменов свирепую банду, Бессараб подминал под себя один за другим «комки», «барахолки» и уже видел себя хозяином города.

Особняком от Харламовых и Бессараба держался глава холдинга «Интер-Урал» Олег Багин. В прошлом администратор ресторана «Седьмое небо», он взлетел выше облаков и посчитал, что поймал за бороду самого Господа. За годы перестройки, при поддержке своих связей в Москве и Израиле, сумел сколотить баснословный капитал. Позже, с крушением СССР, деньги и природный ум открыли Багину двери в администрацию президента России. Его однокашник по работе в областном комитете комсомола, после августа 1991 года перебравшийся из Екатеринбурга в Москву и занявший один из кремлевских кабинетов, получил доступ к телу первого Президента России. Это вскружило голову Багину, и он возомнил себя новым графом Монте-Кристо.

Не уступал ему в лоске и сын театральной гардеробщицы Михаил Жучин – держатель воровского общака и третейский судья в бандитских разборках. В церкви он вел себя как на сцене. По такому знаковому событию – окончанию криминальной войны и разделению сфер влияния, Жучин вырядился во фрак. Остальная братва, экземпляром помельче и проще одетая, тусовалась у выхода.

Чинно, заведенным чередом шла служба. Поп монотонно читал молитву во славу будущего предпринимательства, веры, добра, справедливости и недовольно косился на оператора, бесцеремонно снующего у алтаря. На священника с презрительной улыбкой посматривал младший Харламов – Павел, и монотонно бубнил:

– Хрен с ними – добром, верой и прочей словесной мишурой, трещи себе на здоровье, от нас не убудет. Морду свою постную воротишь, чо, не нравимся? Ничего, стерпишь! Молился за царя, молился за коммунистов, а теперь будешь молиться за нас. Мы теперь хозяева жизни и города! Водка, марафет и тряска комков – пройденный этап. Подрастают молодые волчата, вот пусть на них и оттачивают зубы, а мы свои ходки отходили. Теперь мы – власть, остальные пусть прогибаются под нас!

Подошла к концу служба. Поп кривил лицо, но, когда зашуршали деньги, не погнушался взять их у Жучина. На выходе из церкви Багин не удержался от того, чтобы не пустить пыль в глаза публике: подал милостыню убогим и по-барски угостил «криминальную пехоту». В воздух с оглушительным треском летели пробки, пенилось шампанское, и звенели бокалы. По машинам рассаживались с шумом и гиком, все были довольны, даже на лице старшего Харламова – Игоря появилось подобие улыбки. Редкие прохожие с завистью, а кто и с плохо скрываемой ненавистью, смотрели вслед разухабистой кавалькаде из вольво и мерседесов, несшейся к ресторану «Космос». В банкетном зале новые хозяева Екатеринбурга и Среднего Урала с широким размахом отметили окончание криминальной войны и раздел сфер влияния. Но этот союз главарей уральских преступных кланов просуществовал недолго. Сумасшедшие деньги и жажда власти вскоре вновь столкнули Раздольнова, Багина, Харламовых, Жучина и Бессараба в непримиримой, смертельной схватке…

В камине с треском рухнуло полено, и поднялся сноп искр. Раздольнов очнулся. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь неплотную ткань штор, теплыми бликами играли на лице и заглядывали в глаза. Он потянулся, встал из кресла и прошелся по гостиной. Звук шагов разбудил Викторию. Запахнув халат, она смущенно улыбнулась. Раздольнов обнял ее и потеплевшим голосом спросил:

– Отдохнула?

– Вздремнула. Снился вечер на Изумрудном, – ответила Виктория и прижалась щекой к его руке.

– А мне Екатеринбург. Эх, как все хорошо начиналось и как все х… – не мог сдержать досады Раздольнов и выругался.

– К сожалению, Коля, прошлого не вернуть, – посетовала Виктория.

– Будем жить будущим. Я им еще покажу, кто такой Раздольнов.

– Да, конечно, Коля! Ты такой умный, ты такой сильный. У тебя все получится.

– Получится и еще как! Все, хватит сидеть в этой норе! Пора действовать. Соедини меня с Астояном.

– Сейчас, сейчас, Коля, – Виктория поднялась с дивана и поспешила в кабинет.

– А, Вика, еще свяжись с Корризи и, пожалуйста, срочно, – бросил ей вслед Раздольнов.

Виктория скрылась в кабинете. Прошла минута, другая, и из-за двери донесся ее удивленный возглас: