Анна Янченко - Underdog Страница 2

Поль в последнее время куда-то запропастился – в среду его выступление отменилось, вечер прошел без традиционной песни в боа и не менее традиционной байки про Антонио Бандераса, который в молодости тоже был кроссдрессером, пока его не заметил Альмодовар. В «69» все ждут Альмодовара. Я весь вечер трепалась за стойкой с Гиллерминой (кстати, в девичестве – Гиллермо), называя ее Эмтифи (MtF – male-to-female), которая в отместку называла меня Жижи и знакомила с компанией знакомых шимэйлов[6] из Амстера. Жижи – это не имя, это аббревиатура «Genetic girl». На месте «69» когда-то был просто винный погреб, поэтому с вентиляцией здесь проблемы – сигаретный дым висит в воздухе конкретными слоями, структуру которых не под силу нарушить даже самой энергичной жестикуляцией. Народ налегал на «фриголу» и «пало», я же, как и Марьяна обычно, пила водку в коктейлях. Случайных посетителей в «69» не бывает, потому что у бара нет даже вывески, хотя лучшего места встречи анонимных алкоголиков c известными сексоголиками вряд ли где сыщешь. А еще в «69» есть настоящая сцена – предмет гордости Гиллермины, так как в остальных аналогичных барах в округе просто сдвигают столы перед шоу-программой. Шимэйлы исступленно хлопали всем выступавшим на сцене, особенно дородным Мисс Оливии и Кларе Инкогнито, когда те дуэтом мычали на квазирусском «Очи черные». Клара – легенда. Месяц назад между станциями Сол и Монклоа на третьей линии метро умудрилась сделать минет машинисту прямо в кабине поезда. Поезд сбился с графика и прибыл на станцию Монклоа с опозданием. В газетах писали, что машиниста оштрафовали на месячную зарплату. Ну, в общем, в среду я так и не выяснила, куда делся Поль и что мы в дальнейшем будем делать с курсами женской самозащиты.

Гребаная рука… В «69» при первом посещении вероятность быть облапанной тоже составляет все сто процентов. Но там это как-то не обидно и даже незаметно, ведь изучение твоей физиологии необходимо для знакомства, а совсем не для чувственной стимуляции и аутоэротизма. Нужно же знать, с кем имеешь дело, с MtF или с FtM. А в этом блядском автобусе все с точностью наоборот. Я только и могу, что сжимать-разжимать кулаки, а рука увеличивает амплитуду, и нет уже ни малейшего смысла фиксировать бедра. Нужно как-то отвлечься, оргазм в автобусе по пути на работу в мои планы точно не входит. Вот светофор, например, означает то же самое, что и «люцифер» – оба «несут свет». «Ты был на святой горе Божией, среди огнистых камней, ты совершенен, светофор, был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония».

Светофор наконец-то загорается зеленым, на дополнительной секции в виде стрелки я вижу наклейку «CSKA Here wego!» – древняя славянская традиция метить территорию уже не удивляет. В нашем городишке считалось крутизной покрывать все возможные вертикальные поверхности надписью «Бара – Лох», из-за чего во дворах иногда даже устраивались диспуты по теме «Кто ты, Бара?» Я даже в соседних городках потом это граффити встречала.

Количество углекислого газа в салоне автобуса явно зашкаливает, у очкарика справа даже запотели стекла – у него вот уже четвертый раз из кармана звучит «Allegro moderato» Моцарта, но до телефона очкарику не добраться. А кто-то точно не дает отдыха руке, потирая шов на моих «скинни» в промежности. Этот «кто-то» дышит мне в затылок. Спокойно так дышит, не напрягаясь, не сбиваясь. Будто стоит в музее Прадо и Рубенсом наслаждается под монотонный голос экскурсовода. Злость! Мне нужна моя злость! Она всегда заставляет мозг действовать быстрее и мыслить агрессивней в стрессовых ситуациях. Благодаря злости я смогла уехать, благодаря злости я устроилась на первую, вторую и десятую работы, только благодаря ей я и живу в Мадриде.

Помню день, когда я приехала в Мадрид, – 14 февраля, День влюбленных, распродажа открыток Me To You. У меня была договоренность о работе швеей у русских, практически нулевой уровень испанского, 83 евро и 60 евроцентов в кармане и единственный свободный день перед грядущими четырьмя месяцами работы без выходных. На площади Пуэрта дель Соль первым делом я купила пакет с печеными каштанами. Было тепло, шел дождь, и старый дворник в синей жилетке с надписью «MUNICIPALIDAD» рассыпал горстями соль, привлекая этими пассами мое внимание гораздо сильнее, чем все уличные музыканты, вместе взятые. Я старательно произнесла ему: «¿Para que Ud está tirando la sal al piso?» А он ответил по слогам: «Niña, dijeron que a la noche bajara la temperatura, tonces si no voy a tirar la sal ahora la gente podra caer a la mañana»[7]. Он волновался, что ночью температура может упасть ниже нуля, лужи замерзнут, и люди, утром спешащие на работу, будут в опасности. Он волновался! Puta, да у меня тогда перед глазами пролетели страницы моего же дневника! Плановые отключения света утром и вечером, как родители зимой отапливали квартиру, расставляя по комнате громадные закрытые крышками кастрюли с кипятком и раскаленные в духовке кирпичи, а холодная вода шла только два часа в сутки, поэтому все набирали полные ванны воды, а на дне ванн собиралась ржавчина. Я вспомнила никогда не работающий лифт, и как однажды украли даже двери от него, и я, первоклассница, чуть было не упала с восьмого этажа в шахту, меня успела отдернуть за руку подружка Вика. Вспомнила дворничиху тетю Люду, которую увезли на «скорой» с переломом бедра, потому что она свалилась в открытый люк канализации на темной улице. Мне было что вспомнить…

У всех в моем городке была с детства мечта – уехать. О чем еще можно мечтать, живя в вакууме между Донецкой и Днепропетровской областью, где твои же одноклассники утром после экзамена решают вынести компьютеры из кабинета информатики и при этом случайно забивают до смерти немощного школьного сторожа деда Сашу? Где твою учительницу физкультуры убивает из дробовика вернувшийся с зоны бывший муж, а твоего пьяного крестного наматывает на колеса поезда и его хоронят в закрытом гробу, потому что от головы ничего не осталось?

Я уже в восемнадцать лет могла лекции по женской самозащите вести. Мы даже с Гиллерминой это обсуждали, она сказала, что подобные лекции будут полезны многим завсегдатаям «69». Я научила ее самому простому приему защиты без применения подручных средств и еще парочке элементарных способов бить пальцами в глаза и ломать носы. Или вот – заходишь ты в подъезд, а там тебя уже ждут, хватают за плечи и настойчиво уговаривают пойти и развлечься. В самом парадном насиловать и грабить вряд ли будут, потому что ты можешь закричать, шум поднять, поэтому первоначальная цель этих уебков – вытащить жертву на улицу. Ты спокойно поддерживаешь светскую беседу, параллельно приобнимая уебка за талию. Цель понятна – его руки на твоих плечах, и если ты положишь свои руки ему на талию, он не сможет пробраться к своим карманам, где у него может быть нож или шило. Потом немного отходишь назад и, не договорив последней фразы, с размаху бьешь этого урода по яйцам со всей силы. Он автоматически наклоняется, и ты, опять же со всей силы, даже еще сильнее, чем до этого, бьешь его по спине локтями. Даже если в тебе роста метр с кепкой, а в нем – под два, этот способ обязательно сработает за счет неожиданности и твоего собственного веса. Тут у тебя есть секунд пять-десять, чтоб убежать или позвать на помощь. Мне эта стратегия дважды помогала, а однажды не сработала, урод меня опередил – нож уже был в его руке. Обычный кухонный нож с широким лезвием и оплавленной пластиковой рукояткой. У мамы на кухне был точно такой же, только рукоятка была белой, я всегда им под Новый год оливье крошила. Пришлось импровизировать. Осталась жива, что неплохо по сути, да и сломанные пальцы заживали недолго, но испытывать судьбу больше не хотелось.

Я переехала в город побольше. Сама.

А свалить из страны я решилась в деревенской карпатской бане, где меня парила сочная миссис из Майями по имени Полина. Она оказалась в Прикарпатье, потому что следовала по всему миру за гималайским махайогом Пайлотом Баба-Джи, боясь пропустить момент его окончательного просветления. А я приехала туда же, потому что занималась йогой уже почти год, и потому что было лето, и на Крым денег не было, а хотелось каких-то изменений и откровений. В Ивано-Франковске шел ливень, и на вокзале, ожидая, когда меня заберут последователи Баба-Джи, я отбивалась от водителей маршруток, которые цеплялись ко всем с вопросом «а чи не в Іспанію ви їдете?» Я, наивная чукотская девочка, думала, что так называется какое-то близлежащее село. Но оказалось, что водители просто собирают местных, решившихся уехать в Испанию на заработки.

В старом затерянном в горах санатории всех новоприбывших из паствы Баба-Джи отправляли в баню отогреваться. А я приехала позже всех, потому в парной была только Полина. Знакомство было быстрым, и через три минуты она уже колдовала надо мной дубовым веником. По ее ключицам стекали струйки пота, а от тела липко пахло жасмином. Она рассказывала мне о процветающем на пляжах Майями нудизме. Ее тяжелые полные груди с темными крупными сосками время от времени чиркали по моему животу. А я думала: «Да на кой черт мне все это нужно? Что я тут делаю? Куда это меня приведет? Три года, посвященных биологии, учебники, репетиторы, поездки на подкурсы, победы в олимпиадах, гордость школы, отказ от факультета молекулярной и биологической физики, потому что на бюджет не берут, а контракт родители оплатить не смогут, потом швейное ПТУ, йога, парашюты, рок-фестивали, шмаль, калипсол…» И в сонном мареве карпатской бани снова замаячил кухонный нож с оплавленной справа пластмассовой колодкой за 2 р. 45 коп. Я так и не повидалась с Баба-Джи, решив, что Баба с воза, Хелене легче. Ушла, не попрощавшись даже с Полиной. Чи не в Іспанію ви їдете? Да уж точно не в Майями.