Сергей Ленин - 21 история о жизни и о любви Страница 2

Повторюсь, одного благодарного читателя твоя книга точно нашла, можешь не сомневаться. Наверняка будут и другие. Пиши еще, только не «в стол».

Р.S. Не подумай, ради бога, что я хотел тебе польстить или боялся обидеть резким словом. Хотя я, в каком-то смысле, заинтересованный человек (все-таки годы нашего знакомства не сбросить со счетов). Но в заинтересованности в написании положительного отзыва и извлечении из этого каких-то дивидендов меня точно трудно заподозрить.

Если найдешь в тексте много ошибок (орфография, пунктуация и т.д.), не серчай на старого одноклассника (последняя парта по-разному влияет на людей). Главное, чтобы они не резали тебе глаз.

Извини, что так затянул с обещанным отзывом. Но всегда стараюсь выполнять обещания.

До новых встреч.

С большим уважением, Старый (во всех смыслах) одноклассник А. Василков».

PRO ЛЮБОВЬ

Мужской разговор у таёжного костра. Без любви никуда…

1. Олеся и Леопольд

Любовь иркутского художника

Потрескивали сучья в таёжном костре. Он, как одинокий маяк посреди океана, отбрасывал световые блики в кромешную темноту, указывая путь к человеческому логову в лесной глуши. Языки пламени плясали свой танец с бубнами. Только бубны уже все обгорели, а пепел от них унесло выше сосновых вершин и развеяло по всему околотку, ещё никем не тронутой тайги. Вернее, она была тронута, но это так, слегка. Летнаб (лётчик наблюдатель) пожарной авиации по охране лесов Толик Семёнов по блату забросил корешей в почти непроходимую тайгу. Видишь ли, они устали от мирской суеты. Стресс им снять надо необычным образом, понимашь. Вот и залетели в таёжную глушь к истокам реки Лена. Ох, если бы Серёгина жена Лена увидела эту сцену, она бы дала просраться всем этим отшельникам, валяющимся в дымину пьяными в палатке. Ух, блин, по их хрустальному и ранимому самолюбию проехал бы отрезвляющий бульдозер здравого смысла. Но цивилизация была далеко. Мужики, громко посапывая, смачно храпели, а Леопольд сидел один. Ему взгрустнулось. Мохнатые крылья трогательных воспоминаний накрыли сознание уже не молодого самобытного художника, возвращая его в далекие годы молодости и беспечности. Перед ним открылось полотно его жизни, пожалуй, самая милая, самая дорогая и трогательная картина.

Вот Леопольд сидит в своей художественной мастерской, что в подвале кинотеатра «Пионер» на улице Карла Маркса в Иркутске. Он был весь поглощен работой. Предстояла премьера фильма «Виннету – вождь апачей» и надо было своевременно сделать рекламный плакат. Работа близилась к концу, но вдруг нечаянно опрокинулась банка краски. Она залила пятном мужественное лицо главного героя Пьера Бриса.

– Ну, блин, – начал чертыхаться Леопольд, – Опять непруха сегодня.

В этот момент дверь каморки приотворилась. Её холостяцкий бедлам осветило милое личико девчонки. Леопольду некуда было идти после рабочего дня. Никто его не ждал. Жилья в Иркутске не имел. Вот и работал, как папа Карло, тут же и жил. За порядком в каморке он сильно не следил. Рабочий хаос сопровождал Леопольда всю жизнь.

– Девушка, Вы ко мне? – начал игривым тоном шутить Леопольд. – Будете позировать для бессмертного произведения? Я вижу Ваше обнаженное тело в свете увядающих закатных лучей солнца. Вы ярче всех тициановских героинь. Рембрандт отдыхает, – ой, как я Вас изображу!

Солнечный луч скользнул по летнему платьишку девушки. Она стояла робко и заворожено глядела на иркутского живописца, с творчеством которого ещё не успела познакомиться мировая общественность.

– Что Вы такое говорите? Если мой папа узнает, он просто убьет меня, да и Вас заодно, – тихо произнесла Олеся.

– Фу, какая дикость. При таком раскладе мир не увидел бы «Данаю» Рембрандта, «Купальщиц» Гюстова Курбе, «Перед баней» Пьера Огюст Ренуара, «Олимпию» Эдуарда Мане. – Проходите, пожалуйста. Меня зовут Леопольд, – весело улыбаясь, сказал художник.

– Меня зовут Олеся, – звонко засмеялась девчонка. – Как красиво и увлекательно Вы говорите, – включилась в разговор очаровательная Олеся.

Уже через минуту они пили чай и громко смеялись. Леопольд рассказывал Олесе, как он, из-за отсутствия жилья, ночевал в огромном шкафу художественной академии в Ленинграде, когда учился в реставрационном художественном училище. Как стоял на стреме и чуть не попал в банду профессиональных ленинградских воров. Он говорил о своих трудностях и тяготах тепло и весело с присущим ему природным чувством юмора. Олеся была просто заколдована этим уже взрослым парнем. Леопольду было 25 лет, а Олесе только что исполнилось 19 лет.

Вот уже в ход пошло вино «Ркацители». Его терпкий вкус с легким алкогольным воздействием растопил защитную реакцию девушки и вот она уже обнаженная сидит посреди каморки художника. Она доверилась Леопольду. Солнечный луч, угасающего заката пробегал по её упругой девичьей груди, касался её губ, отражался, как в озере, голубых её глаз. Казалось, что среди разбросанных тут и там планшетов, деревянных заготовок для рекламных щитов, обрывков холста из-под земли начал бить родник. Родник чистой как слеза студеной воды. Тайный источник, манящий своей свежестью и непорочностью.

Наш «Рембрандт» сидел обалдевший и завороженный. Он не мог оторвать взгляд от красавицы. Он не мог начать писать картину. Когда он вставал, чтобы размять свое тело от перенапряжения, попереминаться с ноги на ногу, Олеся испугано вскрикивала, закрывала обнаженную грудь ладонями. Картина так и не получилась, но он сблизился с Олесей, как может сблизиться молодой мужчина с молоденькой девушкой. Сблизился и уже не отпускал никогда. Спустя немного времени, они лежали в своей импровизированной постели.

– Милая, – нежно обратился Леопольд к своей избраннице, – а не завести ли нам ребёночка? Я очень хочу, чтобы ты подарила мне наследника или красавицу дочку.

– У меня уже два месяца задержка, дорогой. Я не знала, как сказать тебе об этом – заговорила Олеся, нежно целуя своего «Рембрандта», «Ван Гога», «Тициана», он был дороже ей всех этих названных гигантов кисти и холста.

Это был её Леопольд, так и не нарисовавший бессмертного портрета своей любимой.

Отец Олеси – Георгий Павлович вопреки ожиданиям убивать дочку и зятя не стал. Он с любовью посматривал как нежно и трепетно Леопольд обнимает за талию стройную фигурку Олеси. Он как мужик понимал своего зятя и радовался за дочку.

Потом молодую семью охватили приятные заботы – на свет появилось два сына, два наследника – Василий и Илья.

А портрет жены, наверное, предстоит ещё написать.

2. Старый козёл

В палатке что-то зашевелилось, видать сработали «гидравлические будильники». Один за другим из удушья алкогольного тумана и сизого перегара выползают двое: Серёга и Михалыч. Зевающий Леопольд передает свой пост кострового Сергею. И уползает в палатку, чтобы во сне вернуться в свои грёзы по ушедшей молодости, если повезёт, конечно, сразу отрубиться и провалиться в сказочный мир сновидений. Вот пусть Серёга теперь и ведет дальнейший рассказ о наших приключениях в предгорьях Саянских отрогов. Где красота природы просто завораживает, располагая к открытым, честным и откровенным разговорам.

– Ничего не поделаешь, раз высунулся, буду вести рассказ о наших приключениях и воспоминаниях, – улыбнулся Серёга.

Сидим у костра. Михалыч палкой начинает разгребать угли. Вдруг, пых… просмолённый сук выстреливает, ударяясь о тлеющие угольки, подпрыгивает. От удара или ударной волны во все стороны разлетаются огоньки. Я суетливо стряхиваю их со своей штормовки. Смотрю на Михалыча, а он пляшет, как будто ему скипидаром смазали одно место. Прыгает, верещит, потом падает на траву и начинает перекатываться с боку на бок. Я не понимал, что происходит, как помочь Михалычу?

Потом всё внезапно, как и началось – резко успокоилось.

Оказалось – это один тлеющий уголек залетел Михалычу за шиворот и жёг его кожу, пока не догорел совсем. Михалыч потряс своей телогрейкой, как трясут своей шкурой собаки, вылезая из реки, присел и начал свой рассказ.

– Понимаешь, Серёга, мы с тобой почти ровесники, нам уже за пятьдесят, есть и мудрость вроде бы и жизненный опыт. Но случается порой такое, что сердце плачет и его раздирает на части. Послушай, меня.

– Недавно ко мне в душу так же внезапно залетела огненная молния, а потом растворилась, погасла и исчезла. Оставив незаживающие ожоги, да ноющую боль в моем сердце. Было это в прошлом году. Меня, как главврача санатория, командировали в город Сыктывкар для участия в конференции врачей. Со мной поехала девчонка – практикантка, ей предстояло выступление на секции молодых специалистов. Облздравотдел командировал нас.

Сначала мы на поезде добрались до нашего северного города Братска, там пересели на самолет. Потом опять поезд, автобус, приехали за полночь. Устали как собаки. С размещением в гостинице были накладки.