Юлия Климова - Свадьбу делать будем? (сборник) Страница 2

Съехались гости. Пристроили, как могли, по всей улице машины; пристроили, как могли, гостей по всему дому. Вышло вроде не стыдно, всем хватило надувных матрасов, подушек и пледов.

Утром прежде всех встал Граф, схватил удочки – но наступил неосторожно среди гостей на чью-то ногу, поднялся шум – удочки отобрали.

– Я успею, успею, – твердил жених, но его уже расчесывали, вертели, обряжали, опрыскивали одеколоном. Процессия с невестой должна была приехать в течение дня, а сама свадьба состояться ночью, когда включат гирлянды за лентами и электросвечи на столах.

Цыганки развели во дворе костры, поставили мангалы и прочее; кто-то уже занял кухню и во главе с будущей свекровью усердно месил тесто для пирогов и пирожков. Мужчины с важным видом смотрели, как будущий свекр, взяв в помощь родного младшего брата, маринует в вине отборные куски бараньего мяса, и, чтоб сдержаться и под руку советов не давать, сладострастно вспоминали шашлыки на недавних майских праздниках: кто какое мясо взял, да в чем вымачивал, да приправки, да как на вкус было и как на зуб ложилось. Чтобы не захлебнуться слюной, подъедали нарочно поставленные закуски и запивали водкой.

– Ночью-то все же странно, ночью что за свадьба, вообще все не по-людски идет, – не выдерживал кто-нибудь, томясь по накрытым столам и всеобщим танцам, но будущий свекр осаживал:

– Не нравится, так и не держат тебя.

Это было, конечно, грубо, но он знал: интрига, секрет, который чуяли за ночной свадьбой цыгане, заставит пропустить мимо ушей грубость и ждать сюрприза. Чтобы или обрадоваться и качать хозяина, или обидеться и проклясть всячески.

Подвезли столы и тенты, мужчины принялись расставлять их, подключать аппаратуру. Прибыли музыканты, стали аппаратуру сразу тестировать: зазвенела магомаевская «Свадьба-свадьба», хиты Антонова. Аппаратурой музыканты остались довольны, сели за уже накрытый для них столик, стали есть, одуревая от запаха шашлыка на тарелках, наливая по пятьдесят – «для горла», хватая и вкусно жуя огурцы и сладкие перцы, нарезанные дольками, заедая хлебом черным и белым, утирая лица поставленными салфеточками в цветочек.

– Культурно тут у вас, – заметил с удовольствием гитарист, грузный мужчина чуть за сорок с наполовину уже облетевшими кудряшками. Молоденький барабанщик с выразительным носом моргал сонно, не привык еще выпивать на жаре. Будущая свекровь предложила положить его на часик на диван, и товарищи повели парня вслед за хозяйкой. Пока он спал, достали яркие, как в телевизоре, цыганские народные костюмы, попросили утюг и разглаживали их привычно.

– Часто у цыган поете? – полюбопытствовал хозяин.

– И у цыган… и вместо цыган…

– Как вместо цыган?

– Так, приходим в ресторан и выступаем, цыганский ансамбль «Ай да ну да най». Людям нравится.

Будущий свекр удивился.

– И никто не замечает подмены?

– Цыгане замечают.

– И что, сердятся?

– Нет. Смеются.

Хозяин засмеялся тоже.

Брат его съездил за фотографом, нескладным длинным мужчиной с лицом и голосом Василия из кинофильма «Любовь и голуби». Фотограф на цыганской свадьбе был впервые, озирался с любопытством.

– Снимай скорее, – волнуясь, говорил хозяин и вытирал усы от натекающего на них пота.

– Что снимать, невесты нет еще? – недоумевал фотограф.

– Столы, столы снимай, пока свет. Предвечерний свет – самый красивый…

Фотограф принялся расчехлять свою фотографическую аппаратуру. А столы были хороши.

По центру стояли вазы с одуряюще пахнущими цветами – розами, лилиями. С цветами в мисочках со льдом стояли разномастные бутылки – с вином, водкой, газировкой, минералкой. Лежал на блюде румяный поросенок, длинный, словно жертва мутации или столкновения с асфальтоукладочным катком – это он посередине был ловко составлен из трех поросят. Из ушей поросенка торчали розы, во рту глянцевым боком блестело яблоко, глаза были из маслин, хитро блестели. Лежала фаршированая щука во всю свою длину. Граф тихо сказал фотографу, что щуку поймал он, и показал на прислоненные к стене дома снасти – впопыхах их забыли убрать. Фотограф впечатлился и отдельно сделал портрет жениха с щукой. Потом пошел вокруг столов, стараясь ничего не упустить: ни горки груш, яблок и мандаринов, ни нарезанных кружками и составленных обратно ананасов, ни кокосов с девственно целой скорлупой – хозяева не знали, как их есть и подавать, – ни выложенных красивыми пирамидками ровных, разрезанных пополам огурчиков, ни шести видов салатов, разложенных по гигантским хрустальным салатницам, ни сырных-колбасных нарезок. Попали в кадр огромные миски маслин и оливок, жестяные старые блюда с шашлычными горками, розетки с подливами и магазинными соусами, гигантские голубцы, пироги с пирожками открытые и закрытые, принесенный под объектив и тут же унесенный прозрачный холодец и всякая всяческая снедь, о которой фотограф знать никогда не знал и увидел впервые. Следом шел с видеокамерой хозяйский племянник, двоюродный брат жениха, и фиксировал стол для ютуба.

Когда фотограф было начал захлебываться слюной, столы закончились, и хозяйка усадила его поесть шашлыка и прочего и налила водочки стограммовый стаканчик – «чтобы линзы не потели». Фотограф начал себя чувствовать вольготно.

Музыканты разбудили своего юного товарища, напоили его холодной минералкой, и он стал, бодр и весел, со всеми вместе переодеваться в цыганский наряд.

Цыгане тоже уже все переоделись, мужчины ходили в костюмах с отливом, в белых двойках, женщины почти все в индийском или других блескучих платьях, над черными волосами, убранными в пучки и замысловатые модные косы, покачивались тропические тряпичные цветы. В предзакатном солнце нестерпимо сияли массивные, сложные серьги женщин и потные лбы мужчин. Все выглядело очень культурно и кинематографично.

Приехали будущие свойственники. Кортеж был длинный, весь из белых машин, пышно украшенных и цветами, и лентами; фотографа оторвали от стола и бросили на групповые портреты. Портрет за портретом, то мужчины, то женщины, то толпа одетых в белое девочек с корзинками в руках – в корзинках были лепестки, чтобы кидать их, когда молодых будут благословлять.

– А невеста-то какая из них? – спросил маму Граф, разглядывая толпу девушек в разноцветных сари. Будущая свекровь пригляделась.

– А вон та, в золотом… фигурой похожа, и видишь, с букетом стоит и стесняется.

– Почему же не в белом?

– Ты что, в белых сари в кино только старухи ходят…

У той, что в золотом, и правда был пышный букет из белых цветов в руках. А еще целая корона из цветов на голове. А вот в лицо ее Граф было не узнал, лицо было так густо покрыто сверкающим цветным макияжем, что не узнала бы невесту и родная мать. Стесняться невеста, впрочем, хоть и стеснялась, но Графа оглаживала веселыми и жадными глазами с ног до головы. Жених приосанился и как бы между прочим выбил чечетку. Девушка в золотом сари подняла букет и уткнулась в него лицом, сияя глазами поверх нежных лепестков. Граф почувствовал, что свадьба начинает ему нравится.

Хозяйка поправила прическу и пошла фотографироваться с невестой. Ее бордовое платье замечательно сочеталось с золотым сари, и она решила, что это к добру.

Музыканты ненавязчиво заиграли Шуфутинского. Солнце принялось закатываться совсем, заметно стемнело.

– Прожектора-то, прожектора забыли поставить, – взволновался хозяин. Прожектора должны были высвечивать его, стоящего с иконой в руках, пока к нему идут на поклон молодые. Вот тут кусок сценария был взят из американского кино. Граф с Анжелой должны были, взявшись за руки, под свадебный марш пройтись по дорожке, настеленной вдоль столов, как к алтарю, к будущему свекру и по пути их осыпали бы лепесточками девочки. А потом бы вспыхнули гирлянды за лентами, освещая весь двор. Икона с белым кружевным рушником уже лежала наготове, девочки время от времени принимались в шутку драться, так что количество лепесточков в корзинках немного уменьшилось.

Хозяин с братом побежали доставать прожектора из подвала и разматывать провода. Граф, пользуясь тем, что не включили еще никакого света, подобрался к девушке в золотом.

– Щуку-то видела? – спросил он нежно. – На столе щука лежит. С мою руку. Это я с утра поймал. Вон удочки…

Девушка захихикала из-за букета.

– Это же на карасей удочки, щука бы сломала.

«Умная, – с удовольствием отметил Граф и нежно погладил голый, неразличимый в тени девушкин локоть. Девушка локоть убрала, но не сразу. – Нравлюсь», – с еще большим удовольствием отметил жених.

– Я щуку потом поймаю, для тебя, – пообещал он.

Девушка снова захихикала и немного отошла. Граф подвинулся на шажок следом за нею.

– У меня зачётка с собой, хочешь посмотреть? Я в институте учусь… Рубенса знаю. Картины его. Там таких красавиц рисовал…

Граф чуть не добавил – «голых», но вовремя прикусил язык.