Борис Березовский - Исполнение желаний Страница 2

Правда, врача со скорой Кирилл Аркадьевич так и не нашел, но события девятилетней давности крепко отложились в его памяти.

Случилось все в конце сентября 1999-го. По радио передавали тревожные сообщения о взрывах домов, мешках с гексогеном, чеченских террористах и тому подобных кошмарах. А он с утра сидел дома за столом, пытаясь слепить срочный, но, откровенно говоря, никому не нужный материал в главную городскую газету.

Дело не ладилось, он торопился, психовал, беспрерывно курил и все пытался дозвониться кому-то, чтобы получить недостающую информацию. Первый неприятный симптом, на который он не обратил никакого внимания, проявился после завтрака: остро кольнуло где-то в горле (потом он узнал, что это и есть «за грудиной») и непривычно заболели кисти рук. Он с удивлением рассказал о своих ощущениях жене, но она не увидела в этом признака беды. Второй раз то же самое, но уже много ощутимее, проявилось после плотного обеда. Но думать, что и как, времени не оставалось. Надо было завершать работу. Кирилл Аркадьевич опять сел за стол, открыл новую пачку сигарет и придвинул к себе пишущую машинку. Ну а уже вечером, после обильного ужина, ударило так, что сразу началась рвота. Потом пришла дурнота и безумное желание снять с себя всю одежду. Вот тут-то и стало понятно, что без скорой помощи не обойтись.

Кирилл Аркадьевич грешил на отравление и даже, сквозь помутившееся сознание, всласть поупрекал жену за то, что она накормила его какой-то дрянью. Однако приехавший на скорой врач – крупный, лысый и предельно уставший мужчина средних лет, – выслушав рассказ Кирилла Аркадьевича, даже не стал его осматривать, а безапелляционно заявил: инфаркт.

Надо было видеть изумление на лицах Кирилла Аркадьевича и его супруги.

– Инфаркт?! Да этого не может быть! Никогда у меня сердце не болело! – воскликнул Кирилл Аркадьевич, превозмогая слабость и тошноту.

– А вы припомните получше, – устало возразил врач. – Может, в детстве у вас был ревмокардит или вам когда-либо приходилось корчиться от боли? И не страдаете ли вы излишней потливостью после физических нагрузок? Нет? Ах, да?!.. Вот, сами видите! – завершил он свою тираду, увидев вытянувшиеся лица супругов.

Действительно, все, что перечислил врач, Кириллу Аркадьевичу было безусловно присуще. В детстве, как рассказывала мама, он болел ревмокардитом. А недавно, поскользнувшись на лестнице и подвернув лодыжку, он впервые в жизни испытал такую чудовищную боль где-то под ложечкой, что долго не мог прийти в себя. Да и прошедшим летом, пытаясь колоть дрова на даче, потел, как мышь, и очень удивлялся: с чего бы это?

– Собирайтесь, – решительно сказал врач, – я очень устал сегодня, работаю без напарника, и вообще, сил нет тут с вами пререкаться. Надо, не откладывая, ехать в больницу.

– Ну нет, – заявил Кирилл Аркадьевич, – никуда я не поеду. И в инфаркт я решительно не верю.

– Подожди, Кира, – вмешалась Татьяна Николаевна и, обратившись к доктору, твердо заявила: – Кардиограф-то у вас ведь должен быть. Надо же снять кардиограмму: может, вы и преувеличиваете опасность. Ну и потом, ведь сегодня пятница, вечер. Разве можно ложиться в больницу перед субботой и воскресеньем? Там ведь в эти дни никого нет.

– Кардиограф есть – в машине, – усмехнулся врач. – Если хотите, идите и несите его сами. У меня нет ни сил, ни желания. Я-то знаю, что у больного инфаркт. И это совершенно точно. А кардиограмма далеко не всегда говорит правду. Часто она показывает не сегодняшнее, а вчерашнее или даже позавчерашнее состояние. Так что решайте, – изрек врач и устало прикрыл глаза рукой.

Но Татьяну Николаевну – маститого директора престижной детской музыкальной школы – сбить с курса не удавалось никому. Она решительно спустилась к водителю скорой, взяла в руки тяжеленный кардиограф, поднялась с ним на четвертый этаж и торжественно вручила врачу. Когда же кардиограмма, как и опасался врач, ничего не показала, возникла неловкая пауза.

– Ну что же, – сказал врач, – в больницу вы не хотите… Понятно. Ну а деньги-то у вас есть?

– Есть, есть, – в один голос обрадованно закивали головами супруги. – Мы как раз на ремонт откладывали. Деньги есть.

– Ну, тогда раздевайтесь и ложитесь. Лучше не в спальне, ложитесь здесь – воздуха побольше и мне удобней будет, – скомандовал врач Кириллу Аркадьевичу. – Я пошел за капельницей и лекарствами.

И он быстро вышел из квартиры. А когда вернулся со штативом и какими-то пузырьками, Кирилл Аркадьевич уже лежал на постеленном диване в большой комнате, в полной готовности принять все предпосланное ему судьбой в образе врача скорой помощи.

С этого момента и вплоть до вечера понедельника Кирилл Аркадьевич почти ничего не помнил. По-видимому, доктор, вместе с необходимыми кардиологическими лекарствами, вливал в него и какие-то успокоительные и снотворные препараты. Во всяком случае, как рассказывала потом Татьяна Николаевна, всю субботу и воскресенье Кирилл Аркадьевич спал или находился в каком-то сомнамбулическом состоянии. Врач приезжал три раза в день, осматривал, ставил капельницы, а Татьяна Николаевна едва успевала менять мгновенно пропотевавшее белье.

Ну, а в понедельник вечером, когда кардиограмма, наконец-то, показала обширный проникающий инфаркт заднебоковой стенки, Кирилла Аркадьевича медленно и торжественно спустили к скорой, и доктор, ставший уже почти родным, отвез его в эту больницу.

Все эти воспоминания на какое-то время отвлекли Кирилла Аркадьевича от анализа собственных ощущений и наблюдения за врачами. А вскоре он и впрямь почувствовал себя лучше. На следующее утро Кирилла Аркадьевича перевели в трехместную палату, и Ирина Михайловна, вновь ставшая его лечащим врачом, неожиданно строго велела лежать и меньше двигаться.

Но лежать и меньше двигаться не очень получалось. От посетителей и звонков на мобильный не было отбоя. Не говоря о жене, практически не отходившей от Кирилла Аркадьевича, и детей, соизволивших-таки навестить отца, валом повалили сотрудники и друзья. И пусть заявлялись они лишь на минутку, шевелиться все же приходилось.

Может быть, от этого, а может, по иной причине, но явного улучшения не наступало. Приступы возвращались с противной регулярностью. Самое же удивительное заключалось в том, что он совсем перестал курить – от одного лишь вида сигареты, не говоря уже о самом процессе, Кириллу Аркадьевичу становилось нехорошо.

Ни Ирина Михайловна, ни ее коллеги не знали, что делать – то ли продолжать терапию в палате, то ли опять переводить в реанимацию. Но туда – сиречь, в гестапо – Кирилл Аркадьевич не хотел возвращаться ни за что. Промаявшись так пару дней, он понял, что надо, кровь из носу, находить кардинальное решение проблемы. Мирное сосуществование со стенокардией – стабильной или нестабильной – в его планы никак не входило.

И тут, как и следовало ожидать, в сознании Кирилла Аркадьевича всплыло пугающее слово «хирургия». Еще девять лет назад, перед самой выпиской из больницы, завотделением, как бы между прочим, сказала ему:

– У вас, на сегодняшний день, все в порядке. Но, так или иначе, это не навсегда. Думаю, что через пару лет вам надо будет обратиться к кардиохирургам. Они уже теперь творят чудеса, а то, что будет завтра – невозможно себе и представить.

Тогда эти слова и удивили, и напугали Кирилла Аркадьевича. Чувствовал он себя вполне прилично, и думать о хирургах ему очень не хотелось. Не говоря уже о том, что думать об этом было просто страшно. Он отправлялся, в полном соответствии с заведенным еще с советских времен порядком, в кардиологический санаторий на реабилитацию, и мысль о хирургии – то есть о коронарном шунтировании, про которое с утра до вечера вещало телевидение в связи с бесчисленными инфарктами Б. Н. Ельцина, – была ему просто отвратительна.

Жена, твердо решившая поехать в санаторий вместе с ним – благо там нашлась возможность разместить их в одной палате, – в ответ на его пересказ слов завотделением, ответила мудро и в, общем-то, справедливо:

– Наплюй и забудь! В конце концов, если прижмет – не только к хирургам, к экстрасенсам пойдешь! Перестань себя накручивать, а то точно доиграешься. Радоваться надо, что все обошлось, а не фантазировать!

Ирина Михайловна также успокоила Кирилла Аркадьевича, сказав, что думать об этом, по крайней мере, преждевременно. И шутливо добавила:

– В болезнях сердца и сосудов предсказать что-либо невозможно. Слишком много факторов, влияющих на развитие болезни. Так что все от Бога, дорогой Кирилл Аркадьевич, все от него, родимого.

На том и порешили, а затем и вовсе забыли об этой проблеме. Правда, несколько лет назад, во время очередного дежурного обследования, Ирина Михайловна обмолвилась, что в трех клиниках города кардиохирурги освоили новый метод лечения, принципиально отличающийся от шунтирования и не требующий ни вскрытия грудной клетки, ни общего наркоза. Как понял Кирилл Аркадьевич, суть метода состояла в не столь давно освоенной нашими хирургами фантастической возможности вводить через бедренную артерию микроскопические кольца – стенты, позволяющие воспрепятствовать слипанию сосудов сердца и даже «размазывать» бляшки по стенкам артерий. По сути дела, в кардиохирургии свершилась подлинная революция, и врачи получили возможность спасать людей на ранних стадиях развития сердечно-сосудистых заболеваний.