Иван Рассказов - Сборник произведений Страница 2

– Если нам повезет, – сказал Герман, – за той вот сопкой будет Олений переход, и мы сможем увидеть этих красавцев.

Прошло совсем немного времени, и вдали, прямо посреди Угрюм-реки, мы увидели спешно плывущее стадо из семи оленей. Вожак плыл впереди, его можно было отличить по бросающимся сразу в глаза огромным рогам. Животные, которых мы застали врасплох, шумно фыркали ноздрями, стараясь как можно скорее добраться до берега и уйти в свою стихию, мать-природу. Встреча с людьми никогда не предвещала оленям ничего хорошего. Мы замедлили ход, наблюдая, как эти лесные красавцы один за другим выпрыгивали из воды на берег и скрывались в лесу. Когда последний из них скрылся в тайге, мы прибавили ход и пошли дальше.

Неожиданно недалеко от нас увидели еще одного оленя, который плыл как-то странно – медленно и кругами. Подойдя на лодке ближе, мы поняли такое поведение животного. Рядом с мамой плыл маленький олененок, и олениха, боясь за него, закрывала его от нас. Подталкивая его мордой, помогала быстрей плыть. Герман, чтобы не пугать эту парочку, взял на лодке в сторону, и скоро олени скрылись из моих глаз.

Глава вторая

Начало было многообещающим, и впереди нас ждали, оказывается, еще более интересные приключения. Мне, москвичу, вырвавшемуся из городского нагромождения бетона и кирпича, отравленного автомобилями и другими прелестями цивилизации кислорода, казалось, что мои легкие, как бальзам, заполнял живительный и вкусно пахнущий тайгой речной воздух. И дальнейшее наше чаепитие, когда мы пристали к берегу для отдыха, только добавило к моей эйфории дополнительные минуты блаженства, которые можно испытать, пробуя на вкус свежезаваренный чай из тут же собранных лесных трав и ягод. Последние, чуть увядшие от зимней заморозки, красными бусинками висели на кустиках брусники. Попив чайку и узнав у Германа о нашем часовом отдыхе, я решил сфотографировать побережье Витима, пройдясь вдоль берега.

– Ты куда, Александр? – спросил меня Герман.

Узнав о моем намерении прогуляться, он заставил взять меня «Сайгу 12-С», заполнив пятизарядный магазин. Сначала двумя патронами дробью-тройкой, потом тремя с пулями-полевкой, надев мне на пояс патронташ с двадцатью патронами, объяснив мне: когда увижу рябчика или утку, двух первых дробовых патронов хватит. Но если медведь встретится, который часто ловит рыбу на впадающих в Витим небольших речках, и не будет уходить, то в воздух для отпугивания лучше стрелять дробью, а если начнет нападать – то пулями на поражение. Опасаясь за меня, Герман крикнул одной из собак по кличке Байкал:

– Иди с ним! – показал он на меня.

И Байкал с радостью рванулся вдаль, продолжая весь наш небольшой путь радостно забегать вперед и вновь потом возвращаясь. Будто проверяя, не ждет ли нас впереди какая-нибудь неприятность в виде мишки или волков, и на его радостной морде было видно: опасаться нам нечего. Мне с таким вооружением и собакой ни капельки не было страшно, наслаждаясь природой, я щелкал фотоаппаратом окружающие меня красоты. Так незаметно прошло минут тридцать, двигаясь в направлении вниз по течению, откуда мы подымались на катере, я прошел примерно километр по берегу как раз до того места, где мы видели олененка с матерью.

Неожиданно Байкал с лаем бросился вперед прямо к реке. Я никогда не видел раньше такой картины: на берегу сидело несколько волков, не выпуская из воды стадо оленей. Олени стояли плотно друг к другу, и выступавший впереди вожак храбро прыгал на волков, бил при этом по воде передними копытами. Байкал с лаем бросился на заднего волка, и я, не сплоховав, выстрелил в воздух из ружья. Волки, неохотно скалясь и огрызаясь, отошли на десяток метров ближе к лесу, по их виду было понятно: уходить дальше они не собираются и всерьез меня не воспринимают. Двое из них, отделившись от стаи, стали отвлекать Байкала, и я каким-то шестым чувством осознал: сейчас волки нападут на собаку и меня. Вспомнив о том, что голодные волки рвут на куски своих раненых собратьев, вторым дробовым патроном я выстрелил в стаю волков с расстояния метров в тридцать. Потом еще добавил одним патроном с пулей. Это им не понравилось, и они кинулись в лес. Байкал бросился за ними.

Господи, кто бы слышал, как я орал:

– Байкал, ко мне, Байкал!

Я настолько испугался за собаку, без которой, как мне говорил Герман, в тайге очень опасно, и мысленно клял себя за то, что забрался так далеко. Байкал, услышав меня, прибежал из леса, сел возле моих ног и стал наблюдать за стадом, которое находилось в Витиме. Олени после ухода волков начали по одному выпрыгивать из воды, отряхиваясь и с опаской поглядывая на нас, но далеко не уходили по неизвестной мне причине. Так продолжалось, пока в воде не остался последний олень, стоявший в четырех метрах от берега и почти не менявший своего положения. «В чем же здесь дело?» – подумал я про себя и потихоньку начал двигаться ближе к берегу. При моем приближении стадо понемногу отодвигалось, только животное в воде как стояло, так и не шелохнулось.

Когда до него осталось метров семь, я увидел сбоку животного сантиметров на тридцать выступающую мордочку олененка, которой он уперся в живот матери, и это позволяло ему дышать. Глубина в этом месте была более одного метра, и детеныш мог утонуть, только бок матери не давал этого сделать. Ощущение было такое, как будто олененок зацепился за что-то на дне реки. Не зная, какие мне действия предпринять, я принял решение лезть в воду, посмотреть, в чем там дело. Самка, увидев в моей руке ружье, которое я снял с плеча, начала испуганно дергать головой, но материнский инстинкт был сильнее страха смерти, и только испуганные глаза оленихи, ставшие неожиданно влажными, выдавали ее дикий страх.

Раздевшись до трусов, взяв нож, я полез в воду; не дойдя около метра, опустил голову в воду и увидел на дне запутавшиеся в какой-то веревке задние ноги олененка. «Хорошо, хоть веревка», – подумал я, нырнув к ногам животного, перерезал ее двумя взмахами. В воде сразу же все забурлило от восьми оленьих ног, я поспешил выскочить на берег, опасаясь получить копытом в голову или по другой части тела. На берегу мне еще раз пришлось оказать маленькому олененку помощь. Одна из его ног прочно удерживалась веревкой, которая уходила в реку, и мне пришлось снова поработать ножом. Олененок, видимо, так устал и замерз в воде, что по этой причине не обращал на меня никакого внимания. Это дало мне возможность понять причину его водного плена: при близком рассмотрении мне стало понятно: животное попало в поставленную кем-то рыболовную сеть.

– Какое нелепое стечение обстоятельств, – сказал я вслух Байкалу, сидевшему рядом со мной, и тут же услышал приближающийся звук моторки.

Животные, увидев лодку, стали уходить в тайгу, только мать олененка несколько раз оглянулась на меня, видимо, благодаря взглядом за спасение ее детеныша. Когда лодка приставала к берегу, все стадо уже скрылось из виду.

– Что у тебя случилось, Саша, почему стрелял? – спросил с тревогой Герман.

Рассказав про приключившиеся со мной события, я показал лежащую на берегу сеть. Герман с Никитой, осмотрев сеть и оленьи следы вперемешку с волчьими, по очереди пожали мне руку, поздравив меня с первым охотничьим трофеем. Я даже не заметил, как попал в одного из волков, как потом оказалось, прямо в голову. Герман объяснил мне: скорее всего, я попал в вожака – это и послужило причиной столь стремительного бегства волков. Закинув мой трофей в «Крым», мы двинулись вверх по Витиму к зимовью, до которого оставалось минут сорок ходу. Всю оставшуюся часть пути собаки рычали, скалясь на завернутого в брезент волка, в них говорил тысячелетний природный инстинкт, который нельзя вытравить никакой цивилизацией.

Из-за всех наших дневных приключений до охотничьего участка мы добрались к четырем часам дня. И мой друг, хозяин участка, Герман принял решение: сегодня в тайгу на медведя не идти, а помыться в баньке, хорошенько отдохнуть, и завтра с новыми силами двинуться на хищника. Мы с Никитой начали топить баню, а Герман стал снимать шкуру с волка. Где-то через два часа, когда баня уже вовсю натопилась, мы весело колотили друг друга березовыми вениками, я выскочил охладиться на воздух. Увидел в паре метров от себя снятую с волка шкуру, и мне настолько захотелось ее примерить прямо сейчас… Ничего не смог с собой поделать: сняв шкуру с жерди, накинул мех прямо на голое тело и, видимо, тут же потерял сознание. Очнувшись минут через десять с волчьей шкурой на голом теле, с которой почему-то стекала вода, судорожно сорвал мех с себя, закинул опять на жердь и, трясясь от холода, заскочил обратно в баню.

– Ну ты и ходишь, – сказали мне друзья. – Мы минут десять тебя ждали, потом увидели тебя купающимся в реке, дорвавшегося до экзотики, и решили твоему чудачеству не мешать…

Глава третья

Ночью мне приснились бегущие рядом со мной волки. Рыча и скалясь, мы бежали по лесу, и я с ужасом увидел вместо своих ног и рук волчьи лапы, которыми ловко прыгал через упавшие деревья и кустарник. От этого сна я вскочил и, видимо, до конца не проснувшись, сделал несколько шагов по зимовью, пока не уперся в стоявший посередине стол. Придя в себя и с жадностью выпив воды из кружки на столе, я не мог отделаться от мысли, что было явью, а что – сном. Тут взгляд упал на мои руки и ноги, которые все были в мелких царапинах от веток, а на ладонях остались следы от уколов хвои. От увиденного голова вообще пошла кругом. «Надо обо всем этом у Германа спросить», – решил я и пошел к реке умываться. Потом был завтрак, и мы выдвинулись в тайгу, к месту, где находилась медвежья приманка.