Андрей Акцынов - Бретёр Страница 2

Потом они все трое отчалили на улицу и перемещались на общественном транспорте в неведомом направлении. Через несколько часов он обнаружил, что находится на площади Искусств и пьет пиво в компании музыкантов, панков и еще какой-то шпаны. Вскоре пиво закончилось, и они направились в продуктовый магазин «Находка» напротив цирка, чтобы купить еще.

Вася и Моцарт промышляли воровством, а один их приятель был самым настоящим бандитом – его брали на дело взрослые мужики и он имел пистолет. Товарищи Бретёра оружия, насколько ему было известно, не имели и грабили в основном алкогольные и книжные магазины. Разумеется, они также воровали одежду качественных марок. Иногда они занимались гоп-стопом, но это было чем-то из ряда вон выходящим.

Они прошли внутрь, и перед ними предстали внушительные прилавки, наводненные различным спиртным, включая самые дорогие и утонченно изысканные напитки. Словно под гипнозом, они уставились на роскошные красивые бутылки.

Решение все это украсть родилось у них спонтанно, всех троих попутал черт или кто-то из тех духов-искусителей, кто подстрекает к безрассудству, браваде и прочей необдуманной херне. Вася и Моцарт, бросив взгляд в обе стороны, взяли по две бутылки и спокойно положили их под куртки, уверенно, как матерые рецидивисты. Бретёр запихал свою бутылку в штаны и с дрожащими коленками вместе со всеми проследовал к выходу. То, что все были в говно укуренные и пьяные, лично его никак не избавило от страха.

После того как они миновали кассу, не купив даже какой-нибудь мелочи – наивная самонадеянность, – путь им преградил тучный, как накачанная стероидами горилла, охранник.

– Молодые люди, остановитесь! Можно вас? – Охранник уже держал наготове свои клешни, все было ясно как день.

Из подсобок в полной готовности уже подоспел сводный отряд охраны и грузчиков, чтобы задержать грабителей. Завязалась жуткая потасовка. Моцарт не придумал ничего лучше, как со всей дури ударить обезьяну-охранника по яйцам и с боем пробиваться к выходу. И вот они уже неслись прочь по Караванной улице. Но их было только двое.

Когда они вернулись за Васей – дичайшая глупость, надо было убегать, – то обнаружили его лежащим на полу мордой в пол с заломленными руками. Его держали четверо грубых молодчиков, один с патологическим лицом имбецила давил под лопатку коленом.

Он, в отличие от Моцарта, не стал забегать, а остался на входе в магазин.

Грузчики набросились на Моцарта тотчас же, но первой оказалась миловидная кассирша. Благоразумная, пожилая, она решила принять посильное участие и преградила ему путь, за что тут же получила ногой промеж глаз. БАМС! Через несколько секунд Моцарта скрутили и повалили на пол.

Издалека, спрятавшись за машинами, Бретёр наблюдал, как быстро подъехали менты и увезли его подельников. Сегодняшний день стал днем радикальных нововведений в его жизнь. За несколько часов он сделался начинающим наркоманом и вором. Еще он, видимо, на долгое время лишился своих друзей, если только они его не сдадут – ведь он был с ними.

Нарушать библейский запрет «не укради!» никак не входило в его планы. Он подумал, что один плохой поступок влечет за собой другие и потом они уже следуют друг за другом нескончаемой вереницей.

Если вы идете сейчас по Моховой улице в сторону Невского, то навстречу вам идет высокий худой юноша с выразительными и печальными глазами, с тонкой шеей и копной густых волос на голове, на нем длинный серый плащ. Он похож на молодого поэта-девственника, слегка сконфужен и не от мира сего, кажется, что он вот-вот готов заплакать.

Бретёр шел по улице, злобно ругался и пил уцелевшее пиво. Оно было таким же безвкусным, как его жизнь. Тогда он еще не был Бретёром и даже не называл себя так. Это была предыдущая, куда более неудачная версия данного героя.

Как практически любой парень его возраста, он был несчастно влюблен. Это мрачное садомазохистское чувство постепенно раскрывало глаза на мир, жизнь каждый день сбрасывала с себя покровы и обнажала всю свою ужасную естественность.

Эта девочка, тощая как черт знает что, когда она стояла в коридоре, то опиралась на стену или дверь и извивалась, как змея, поигрывая черными бровями и глазами, наполненными туманной похотью. Ее возлюбленный был бандитом, а с Бретёром она делилась своими неясными переживаниями по поводу него: то она его любит, то не любит, то хочет, но не любит, то хрен знает что. Обычный набор случайных женских позывов. Он сделал вывод, что бандит был грубым и тупым животным, лишенным даже отрицательных достоинств. Когда они последний раз с ней встречались, то он ощутил себя сточной канавой для ее эмоций, а под занавес вручил ей свои стихи, предварительно скомпонованные на листе А4. Она – о чудо! – взяла их и положила в сумочку вместе с сигаретами.

Его воспитывали как принца, и он чувствовал себя малопригодным к реальной жизни, она казалась сплошным страданием. В глубине души он, разумеется, понимал, что это совсем не так и это лишь тараканы в голове. Все было в принципе вполне сносно, даже хорошо, просто уготованная ему жизненная колея хорошего парня никак его не устраивала. Если одна часть его неокрепшей натуры любила страдать, находя в этом утонченное удовольствие, то другая часть готовилась взбунтоваться. Мысли сводились к тому, что нужно начинать бунтовать против всего, чего угодно. Только, как это сделать, он не имел ни малейшего представления. Было не ясно даже, с чего начинать.

Когда он шел по улице, то всегда смотрел по сторонам и замечал едва уловимые детали. На Моховой улице расположилось театральное училище и еще набор каких-то техникумов, там всегда толпились люди. Девушки с неряшливыми волосами, сигаретой во рту, богема – это будущие актрисы. Рядом величественные красотки из ПТУ, которые на их фоне смотрелись гораздо более выигрышно, они выглядели более натурально и естественно.

Рюмочную, в которую они заходили с папой, когда он забирал его из школы, уже закрыли. Вот она была на этом месте, большой зал, компания крепких здоровенных мужиков в серых, как асфальт, тяжелых куртках, таинственные сумрачные морды прорисовывались сквозь пелену сигаретного дыма. Сейчас здесь работает какое-то дерьмо, рюмочной нет, но некоторые магазины все же остались в первозданном советском виде.

Странно представить, но он родился в СССР и успел прожить в этой далекой сказочной стране четыре года. Потом он помнил ГКЧП и помнил, как горел Белый дом. «Там же мои гобелены!» – кричала мама. Он родился в семье художников, его мама делала гобелены в Доме Советов. Гобелены его мамы выстояли против предательских пуль и ельцинских танков. Гобелены выстояли, а Советский Союз нет.

В школе Бретёр был для всех пустым местом. Несмелый и нерешительный изгой, он мог влегкую сойти за пай-мальчика, но голова уже тогда ломилась от разных недобрых мыслей, которые никак не вязались с прилежанием и воспитанием. Он считал школу инкубатором по воспроизводству кастрированных свиней.

Маленьких злобных детей-зверьков хотели стерилизовать и сделать безопасными для государства. Во всяком случае, такова была задумка. Ему тогда нравились таинственные идеи древних гностиков, которые проповедовали, что общество – это творение дьявола, которому так гораздо удобнее высасывать соки из человечества.

Что было еще более отвратительно, так это то, что школа приучала к извращенному и противоестественному женскому господству, и это несмотря на то, что любая женщина изначально создана для преклонения перед мужчиной. В своем сердце она хочет быть рабыней, а тут должна командовать, а все, включая мальчиков, ей подчиняться.

Вот урок, ждать звонка еще сорок минут. Женщина, которая повелевает тобой это отведенное школьным уставом время, неряшливо одета, разжиревшая или очень худая, нависает над тобой, как скелет динозавра в зоологическом музее, ставит на твою парту массивный кулак.

– Где твоя домашняя работа и где твоя тетрадь? – категорично задает вопрос этот крокодил.

Тетради нет, вместо нее какой-то обглоданный листочек, изрисованный жуткими картинками – элементы гротескного порно и хоррора.

– Что это тут такое? – Ужаснувшись, она отбрасывает его в сторону.

Дрессировщица задает тебе вопрос, и, убедившись, что ты не знаешь, она ставит тебе «два». Наказать одного зверя, чтобы навести страху на остальных, – таковы методы.

Школьный конвейер за редким исключением производит людей двух сортов. Тупоголовые отличники – эти, как хорошо управляемые ослы, готовы выполнять любую работу, в них с детства заложен инстинкт подчинения. Вторая категория – будущие скользкие проходимцы и жулики, они навострились увиливать от работы и энергично водить за нос учителей.