Владимир Козлов - Розы для Магистра. Роман для взрослых Страница 2

– Маринка, а ты целоваться не умеешь, – сказал он.

– А я кроме родителей и своего плюшевого мишки ни кого в жизни не целовала, а ты с кем-нибудь, целовался? – спросила она.

– И не раз, меня одна взрослая девчонка ещё в двенадцать лет научила этому приятному искусству, – после чего он посмотрел в окно и, убедившись, что они не доступны взорам посторонних глаз, прижал крепко её к своей груди. Она тяжело задышала и закрыла глаза. Он понял, что Марине сделалось приятно, и поцеловал её в засос. Она отпустила руки от подола и обвила его шею. Толик почувствовал вкус сушёных бананов на её губах и жаркое полыхание горящего лица.

– Ты меня научишь так целоваться? – спросила она, когда Толик оторвался от её губ.

– Хоть сейчас, – тяжело задышал Магистратов.

– Нет, сейчас я не могу, я вся горю, – она приложила свои ладони к лицу. – И место неподходящее для обучения, – отказалась Марина. – Давай завтра после уроков приходи ко мне, и мы продолжим эту приятную и нужную науку, только никому не рассказывай? – предупредила она его.

– Ты что Марина за кого ты меня принимаешь? Я же понимаю, что о таких вещах дозволено знать, только двоим, тебе и мне, – не смотря ей в глаза, ответил он.

Но на самом деле ему хотелось поцеловать в это время её ещё несколько раз, и он вновь потянулся к её губам.

– Магистратов, только быстро меня поцелуй, а то нас могут здесь застукать, тогда позор на всю школу будет. Из комсомола обязательно выгонят и вместо аттестата нам выдадут волчьи билеты.

– Я согласен на волчий билет, лишь бы тебя целовать ежедневно, – с хрипотцой в голосе сказал он и вновь впился в её губы.

Толик вновь почувствовал, её пахнущие бананами губы и после того, как поцеловал её, он не хотел выпускать Маринку из своих объятий и прижался своей щекой к её лицу. Он ощутил прикосновение её длинных ресниц, которые учащённо щекотали его лицо.

– Толик хватит? – затрепетала она, – прошу тебя, не надо больше? Давай дождёмся завтрашнего дня, я боюсь здесь заниматься этим.

После чего она схватила свой портфель и выбежала из класса.

Ему пришлось одному заканчивать уборку класса в этот день. Придя, домой из школы он старался не смотреть на мать и брата. Ему казалось, что посмотри он на них в эту минуту, они тотчас поймут по его лицу и состоянию души, что он делал в классе тридцать минут назад с Маринкой Сухачёвой.

Он сразу сел за выполнение домашнего задания по геометрии, но доказывать теорему ему мешали сумбурные мысли. Он отложил геометрию и достал учебник истории. И здесь новый материал не лез в голову.

Он понял причину, которая мешала ему выполнить домашние уроки. Ему нужен был контакт с девочкой, но Азы не было рядом, и самой доступной для него могла сегодня быть только Плеханова, которая наверняка сейчас толкается около его подъезда, а может даже в самом подъезде с подружками под лестницей сидит.

Оставив открытым учебник истории на письменном столе, он положил в пустой спичечный коробок две драже аскорбиновой кислоты, оделся и вышел из квартиры.

Спускаясь по лестничной клетке, он услышал знакомый смех Плехановой. Она действительно сидела в подъезде под лестницей с Лизкой Мазаловой, которая жила по соседству с Толиком.

Мазалова училась в вечерней школе, и у неё был взрослый парень Мишка Кисель, который служил в это время в армии.

Они сидели на доске, опорой, которой служили кирпичи и ели конфеты батончики.

– Толька, хочешь конфетку? – спросила Лизка.

– Давай съем одну, – протянул он руку к кульку.

В одно мгновенье, проглотив батончик, почти не разжёвывая, он безразлично посмотрел на девчонок.

– Ерунда ваши конфеты, – сказал он, – вот у меня конфеты есть, вы таких сладостей, точно никогда не ели, и даже не знаете, что такие конфеты существуют в природе.

– Хвалишься, а почему не угощаешь? – спросила Плеханова.

– Я бы тебя угостил, а Лизке ни за что не дам, – сказал Толик.

– А почему? – спросила Лизка.

– Ты матери моей всё проболтаешь, – шёпотом произнёс он.

– Ты Толька, о каких-то сверхсекретных конфетах нам рассказываешь, – засмеялась Лизка, – я с твоей матерью никогда и ни о чём не секретничаю. Это они с моей матерью обо всём судачат, – неси свои конфеты сюда? – сказала она.

– Не в этот раз. – Мне сейчас некогда, – спасовал он, – я вообще – то Нина к тебе направился, мне транспортир срочно нужен, который ты у меня на геометрии сегодня взяла и не вернула. Сходи домой, а я тебя здесь подожду.

– Нет уж фигушки, я назад возвращаться назад не буду, – воспротивилась она, – если хочешь, то пошли со мной, или завтра в классе отдам.

– Я бы подождал, но мне он сейчас нужен, – сказал Толик.

Этого Толику и надо было. Он хоть и тяжело вздохнул, но идти с ней домой охотно согласился.

Плеханова открыла обитую дерматином дверь английским ключом и впустила Толика в квартиру, не забыв поднять кнопку предохранителя замка, что не осталось не замеченным от зоркого взгляда Толика.

– Раздевайся, я тебе новую пластинку сейчас поставлю, – сказала она.

Толик молча, разделся и прошёл в небольшую комнату, где в углу стояла радиола Рекорд, на которой не большой горкой лежали граммофонные пластинки.

– Давай вначале транспортир, а то забудем за музыкой, – сказал он.

– Если у тебя память дырявая, то я не забуду, – защебетала она, ставя пластинку, в исполнении армянского музыканта и певца Жан Татляна.

Толя, а про какие конфеты волшебные нам с Лизой рассказывал? – внезапно спросила она.

– Эти конфеты для взрослых, – начал объяснять он, – для тех, у кого бывают жизненные невзгоды и расстройство в половой сфере.

– А где ты достал эти конфеты?

– Лёва аптекарь из-за границы привёз и мне две горошинки дал для пробы.

– И ты, значит, решил меня угостить своей конфеткой, – смеялась она.

– Нин хочешь, вместе по одной съедим? – предложил он. – Посмотрим для любопытства их действие?

– Это любопытство мне дорого может обойтись, но я согласна с условием, что ты никому не расскажешь.

– Ты что, – я же не враг сам себе, – уверял он её.

– Доставай свои конфетки? – смело сказала она.

Толик из брюк вытащил спичечный коробок и дрожащей рукой вытащил оттуда маленькую горошинку аскорбиновой кислоты:

– Держи, не урони только, а то закатится, под плинтус, тогда пиши – пропало. Точно не найдём, пока полы не вскроем. Её нужно проглотить, запивая водой.

Опрокинув коробку с оставшейся горошиной себе на ладонь, он бросил себе её быстро в рот.

– Давай воды неси? – сказал он Плехановой, – чего смотришь?

– Твои конфеты похожи, на те, что нам в начальных классах раздавали врачи, – сказала она и пошла на кухню за водой.

– Все таблетки почти похожи, как близнецы друг на друга, – доказывал он ей, – думать надо? – это же медицина.

Она принесла ему в гранёном стакане воды из кухни. Он выпил полстакана и протянул остатки ей.

– Я на кухне выпила свою конфетку, – расширив глаза на одноклассника, сказала она, – а что дальше будет?

– Будем ждать, когда нас потянет друг к другу, – сказал он со знанием дела.

– Толик, а меня уже магнитит к тебе, – прошептала она.

– Уже, – удивился он, – тогда давай целоваться, чтобы магнитило ещё больше.

Он понимал, что хоть его язык и геройски вёл себя в эту минуту, но состояние было ещё робким, и побороть своё внутреннее смущение он мог, только отдав инициативу в руки смелой Плехановой.

– Веди меня к целовальному месту? – закрыв глаза, он протянул ей свою руку.

Но она взяла его за две руки и усадила на свою неубранную кровать.

Целовать первой начала она Толика. Умело, бегая своим маленьким язычком по его рту, она довела себя и его до критического момента.

– Ты мне Толик всегда нравился, ещё с пятого класса, – сказала она, – а твоя таблетка мне ещё больше прибавила любви к тебе, – говорила она.

– Ты мне тоже Нина нравишься, и я сейчас от твоих прикосновений в тумане нахожусь. Мне и глаза страшно открывать. Я боюсь, что открою их, и всё пройдёт мигом, как скоротечный сон. Со мной ничего подобного никогда не было, – колеблющимся голосом говорил он ей, держа на её девичьей груди свою руку.

– Мои глаза, как и у тебя, закрыты, я тоже первый раз это делаю. Давай не будем их открывать и разденемся, будто мы слепые? – предложила она.

Когда они разделись, на ощупь залезли под домотканое одеяло, и прижались своими горячими телами друг к другу, Плеханова громко вскрикнула и резко отстранила Толика.

– Всё случилось Толечка, я стала женщиной, а ты мужчиной, – открыв глаза, держала она большой кусок ваты в крови перед лицом своего одноклассника.

– Нет мы пока с тобой не мужчина и не женщина, так как не испытали вкус неземного блаженства, – сказал с досадой он.