Анатолий Зарецкий - НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая Страница 2

Там же уточнялись и нелепые графики. Вот и нереальный срок первого пуска – семьдесят девятый год – уже заменили таким же нереальным восемьдесят первым.

– За пять лет двигатель не сделают, – уверял Кузнецов Иванова, внимательно изучив график.

– Да они уже работают вовсю, – возражал Иванов.

– Как же, как же, – оппонировал Кузнецов, – Полгода назад резво срисовывали у нас движки Н1.

– А они бумагу прислали, что уже сделали макетный двигатель.

– Из бумаги и сделали, – рассмеялся Кузнецов, – В лучшем случае деревянный. Макет он и есть макет. Но глянуть не помешает.

Вскоре мы действительно увидели макет самого мощного в мире ракетного двигателя. Как ни странно, выполнен он был в основном в металле. Понятно, что подходящую арматуру для него взяли от других двигателей, кое-где было, разумеется, и дерево, но для макета это нормально.

От старых знакомых узнали о курьезе, связанном с компоновкой. Когда вся документация уже была готова, выяснилось, что двигатель скомпонован без учета места для размещения теплоизоляции. Компоновщики попросту забыли, что двигатель должен работать на криогенных компонентах топлива. Из-за этого промаха едва ни сорвали сроки изготовления макета.

Переговорив с коллегами, Кузнецов лишь укрепился во мнении, что двигатели будут готовы к установке на ракету не раньше восемьдесят шестого года.

Наконец объявили, что ГКБ приступает к разработке эскизного проекта МКС «Буран». Из Службы Главного конструктора поступили графики выпуска документации, и нашей команде поручили разработку технических условий на «Буран», ракету-носитель и ее блоки.

– Что за технические условия? Сроду таких документов не выпускали, – возмущался Кузнецов.

– Вы и эскизных проектов не делали… Откуда вам знать, – не преминул уколоть его Мазо, – Работали, как партизаны. ЕСКД не соблюдали, нормативную документацию игнорировали. Потому и Н1 не полетела.

– Что ты болтаешь, Мазо? – возмутился Кузнецов, – Нормативы создают на массовую продукцию, а мы всегда делали штучную. А ты еще какую-то ЕСКД приплел.

– Не какую-то, а единую систему конструкторской документации. Ты и этого не знаешь, Кузнецов?.. Где же тебе тогда знать, что такое технические условия, – продолжал кусаться Мазо. Вся комната притихла, прислушиваясь к словесной дуэли непримиримых врагов.

– Дурак ты, Мазо, – не выдержал Кузнецов, – Такие как ты даже по нормативам никогда ничего не сделают… Не дано… Вот и учи свои нормативы… А там вот нет огневых технологических испытаний ракетных блоков… Нет и все. И как быть? Ответь, Мазо.

– Надо будет, сделают, – как ни странно, проглотил оскорбление Мазо.

А может, потому и проглотил, что Кузнецов попал в точку?.. Ведь в отличие от Разумовского, реально помогавшего нам в работе, от Мазо мы так и не услышали ни одного предложения и ни одного замечания. «Я вам доверяю… Хорошая позиция», – размышлял я, еще не подозревая, что совсем скоро мне придется участвовать в разработке отраслевого стандарта на те самые огневые технологические испытания…

Не знаю, почему, но Кузнецов так и не приступил к разработке технических условий. Я, как обычно, с головой ушел в работу. Но теперь работал в одиночку. Иногда пытался показывать материалы Кузнецову, но он обычно отмахивался:

– Позже посмотрю. Да и чем я тебе помогу? Ты лучше меня все знаешь. Я лучше вздремну.

И через минуту действительно раздавалось его мерное посапывание.

– Зарецкий! Разбуди своего друга, – крикнул мне как-то Мазо, – Совсем обнаглел. Спит на работе, – добавил он и вышел из комнаты.

Я оглянулся. Кузнецов действительно крепко спал, полуразвалившись на столе.

– Да тут обстановка такая, что глаза сами закрываются. Хоть распорки ставь, – обернувшись, сказала Галя Жарова, сидевшая передо мной прямо напротив окна.

– Тебе хорошо, Галя, – подключился Гурьев, – Тебя не видно. А я сижу прямо напротив начальника. Даже если спички в глаза вставлю, голова как у Кузнецова то и дело падает.

– А вы ее на шнурке к потолку прикрепите. Только будет падать, шнурок вас разбудит. И со спичками великолепная идея, – пошутил я.

– Да-а-а… Представляю картину, – рассмеялась Галя, – У всех головы на шнурках болтаются, а в глазах распорки.

– Какие распорки? – проснулся Кузнецов под дружный смех всей комнаты.

Пока пытался представить себе облик новых изделий с позиций эксплуатационника и четко изложить свои представления в разрабатываемом документе – в технических условиях, отвлекался настолько, что порой забывал об обеде, а иногда не замечал, что подошел конец рабочего дня. Но в «чайных» перерывах и во время пятиминутных пауз после часа работы изредка чувствовал, что вокруг идет какая-то странная закулисная суета. Бегал Мазо с какими-то списками, к нему заходили «ходоки», которые, очевидно, были в курсе дела. Как-то раз подошел Мозговой и, наклонившись к Мазо, зашептал:

– А что, разве секретарю парторганизации нельзя хоть двадцатку подкинуть? С должностью не выходит, так хоть двадцаточку?

– Да уже все распределено, Олег… Ничего не получится.

– Как распределено? Еще на профкоме не обсуждали. Да и партия молчать не будет. К нам тоже придете.

– Ладно-ладно… Попробую. Иди, работай, – так же шепотом ответил Мазо.

– Что это они там делят? – спросил у Кузнецова, по-прежнему дремавшего за столом, а потому вряд ли что разобравшего.

– Должности и прибавки к жалованию, – четко ответил Владимир Александрович. «Значит, тоже слышал. Не спал», – подумал я, – Кто-то работает, а кто-то коврижки делит, – мрачно дополнил он.

А после обеда к нам зашел Миша Бычков.

– Представляете, – начал он свой рассказ, – Зашел к нам Мазо. О чем-то потолковал с Гарбузовым… А тут вдруг являются Бродский с Разумовским. Бродский и говорит Мазо, есть, мол, еще двадцатка на ваш сектор. А тот ему, в секторе нет достойных… Представляете, так и сказал, нет достойных… Тут Мозговой вскочил. Как это нет, спрашивает… Ну, Мазо ему что-то шепнул, тот затих. А Юрий Константинович тут же эту двадцатку перехватил в свой сектор. У меня, говорит, все достойные… Вот умница… Потому его весь коллектив обожает.

– Да не только потому, – поддержал Кузнецов, – Он мужик грамотный. И дело свое знает. И руководит, а не командует, как некоторые… Нет у него достойных, видите ли… Один он достойный, – заворчал он.

Когда Миша ушел, Кузнецов обратился ко мне:

– Толя, мне теперь все равно. Я от вас скоро уйду. А ты подойди к Бродскому. Сколько тебе сидеть на минимальной ставке? Если тут кто достойный, так это ты. А не подойдешь, так и останешься на бобах.

– Не пойду я, Владимир Александрович. Вот за вас бы попросил, а за себя, неудобно.

– Не прав ты, Толя. Бродский сам ничего не даст. Не просишь, значит, не нуждаешься. Это его правило. Я знаю… Иди, Толя.

Я долго колебался, не в силах преодолеть свои представления о справедливости. Мне всегда казалось, главное это работать в полную силу. И тогда твою работу всегда заметят и отметят по справедливости. Так было в школе. Так было на заводе и в училище. Так было и в армии, по крайней мере, мне так казалось. А просить за себя? Это было выше моих сил. «Достоин повышения, повысят. А не достоин, проси, не проси, бесполезно», – рассуждал я, прохаживаясь по коридору вблизи кабинета Бродского.

Прохаживаясь, случайно услышал, как Гарбузов сообщил Мозговому, что его вопрос решен. Похвалился он и своей прибавкой. Узнав, что человеку, лишь полгода назад назначенному на должность, прибавили двадцать рублей, я тут же отбросил все колебания и решительно направился к Бродскому.

– Эмиль Борисович, – сходу обратился к начальнику отдела, – Вас устраивает моя работа?

– Конечно, а в чем дело?

– Я достоин повышения? Если не в должности, то хотя бы в зарплате?

– Разумеется, достоин.

– А почему меня нет в тайных списках на повышение?

– Кто это тебе сказал?

– Мазо заявил об этом при вас и Разумовском. Так и сказал, в его секторе нет достойных.

– Иди, работай, Анатолий. Есть ты в тайном списке, – улыбнувшись, успокоил Бродский.

Внес ли он меня в список после того нашего разговора, или я действительно там был, так и осталось загадкой. Но когда оглашали приказ, Мазо удивленно вскинул брови, зачитывая мою фамилию и размер прибавки – тридцать рублей. Судя по всему, он явно был не в курсе…

Прибавка оказалась кстати.

– У нас есть возможность съездить на выходные в Прибалтику, – сообщила свою новость жена, – Маршрут Каунас-Вильнюс. Платит профсоюз.

– Езжай, – поддержал я.

Мы часто ездили по Подмосковью от ее организации. То в Суздаль, то в Ростов Великий, а то и совсем недалеко – в Загорск. Мне нравились те поездки. Нравились простые ребята – монтажники. В дороге всегда было весело. Все шутили, рассказывали анекдоты. А после экскурсии непременно устраивали «пикник на обочине». Становилось еще веселее. И все в рамках приличия. В том коллективе постепенно стал своим человеком.