Сергей Новиков - Шушель. Лирическая повесть из жизни собак, или сказка с бытовыми подробностями Страница 2

2

Город после вчерашнего праздника ожидания праздника (жителям предстояло пережить еще четыре выходных дня) едва ли чувствовал себя лучше, чем Шушель, а уж выглядел и того хуже. Раскалённый асфальт дышал перегаром, и по его (асфальта) лицу редкие прохожие катали пустые пивные жестянки. Обалдевшие от порции аномальной жары зелёненькие почки распускались, казалось, прямо на глазах. Шушель с тоской глядел на деревья и думал, что на природе он не был очень давно.

Опустив письмо, он побрёл на набережную. У реки было чуточку свежее. Ветерок время от времени вспоминал о своих обязанностях, да, видно, никак не мог определиться, куда дуть – с воды на берег или с берега на воду. Вода в реке была по-весеннему мутная, но, как отметил хвост Шушеля, употреблённый за термометр, не по-весеннему теплая. «Окунусь», – решил Шушель и нырнул.

Он уже выруливал на фарватер, когда с берега, с места дальше по течению, послышались знакомые голоса. Шушель навострил уши, повернул голову и увидел за изгибом небольшого мысочка весёлую компанию. «Какое приятное совпадение», – подумалось ему, хотя на самом деле это было не то чтобы приятное совпадение, а, скорее, приятная забывчивость – друзья, которые с утра поздравляли Шушеля с праздником, говорили, что намерены выбраться к реке, и зазывали его с собой, да тогда он ещё не успел, если вы помните, прийти в себя.

– Рекс! Рекс!! – радостно закричал Шушель и, энергично перебирая перед собой лапами, так, что они (лапы) даже выпрыгивали из воды и колотили по ней сверху, принялся загребать к берегу.

Рексом звали лучшего (а, впрочем, какие еще бывают друзья, если не лучшие) друга Шушеля. Рекс был красивой, крупной овчаркой, да это, как вы уже поняли, и не особенно важно для нашего рассказа, кто там какой породы; куда интереснее обстоятельства, при которых Шушель и Рекс познакомились. Пару лет тому неотразимое обаяние жены Рекса, красавицы Арты, и злые языки, нашептавшие Шушелю, что муж Арты – сущее чудовище, и хроническое одиночество Шушеля; в общем, все перечисленное как-то само собой привело к тому, что Шушель начал волочиться за Артой. Она его ухаживаний не принимала, но ведь и сказать, что она их решительно и бесповоротно отвергала, тоже было нельзя. Неизвестно, какие бы неприятности ждали Шушеля, уверенного в своих благих (муж-то чудовище!) намерениях, если б случай не свел его с Рексом. Чудовище оказалось предупредительным и премилым, с преизрядным, к тому же, чувством юмора. И пока Шушель горел от стыда, то и дело роняя что-нибудь из лап и натыкаясь на мебель, Рекс припрыгивал вокруг, лукаво посматривал на Шушеля и не без весёлости (но уж точно без злобы) приговаривал: «А вовремя мы с тобой познакомились-то!»

И вот от избытка благодарности за столь ловкое разрешение неловкой, в общем-то, ситуации, и за очевидные достоинства Рекса Шушель сразу проникся к нему симпатией. С чего Рекс начал симпатизировать Шушелю, Шушель не понимал, да потом они как-то незаметно подружились, и Шушель перестал задавать себе этот вопрос.

За воспоминаниями Шушель не заметил, как добрался до пикникующих. Пока он галантно, с подчеркнутой отстранённостью, целовал Арте лапу и тепло хлопал Рекса по спине, остальные участники пикника, вдохновлённые примером Шушеля, попрыгали в воду. Арта зябко повела плечиками и выразила желание глядеть на уголья в костерке, а Шушель с Рексом отправились в лавку пополнить припасы.

Из лавки они возвращались не спеша – шли степенно, заложив передние лапы за спину (мешки с провизией и горячительным висели на шеях). Шушель волновался и рассказывал о своих злоключениях сбивчиво, перескакивая с пятого на десятое. Рекс, который был старше Шушеля и нередко называл его «мой юный друг», смотрел на друга с лукавым прищуром (прижившимся, очевидно, после первой их встречи).

– Ну что ж, мой юный друг! – нарочно грассируя и как бы даже важничая, произнес Рекс, но не выдержал, расхохотался и упруго прыгнул на стену. – Она хоть хорошенькая?

– Да как тебе сказать, она, в общем, и неплохая, и заброшенная какая-то, что даже жалко её, но ведь не могу же я теперь с ней за это жить! – Шушель разволновался, полагая, что Рекс не понял его тревог и хочет убедить, мол, хорошенькая – и слава богу, а жениться тебе надо… И так далее.

– Зря нервничаешь! Не предлагаю ж я тебе и впрямь на ней жениться. Но помочь можно. Есть у меня одна идейка, – и Рекс снова расхохотался. Да так разошелся, что позволил себе даже совершить несколько щенячьих прыжков на всех четырёх лапах. – Главное – ты меня с ней познакомь.

В чем состоит его идейка, Рекс, вновь напустивший на себя важный вид, сообщать Шушелю пока отказывался.

– Так, – говорил он таинственно, – одна идейка. На крайний такой случай. Да и обмозговать надо. Позвони завтра – если уж все так серьёзно обернется. А то вдруг тебе причудилось.

Солнце, большое и малиновое, как варенье, любимое Шушелем, и как уголья, на которые любовалась Арта, висело над рекой, а Шушель улыбался и глядел поочередно на солнце, уголья и Арту. Рекс с Артой переглянулись и участливо спросили Шушеля, намекая на приятное во всех отношениях общество и времяпрепровождение, которые и впрямь благотворно отразились на лице, пардон, морде Шушеля – складки расправились, глаза посветлели и заблестели, клыки чудесным образом (или об еду) отчистились – в общем, Рекс и Арта спросили:

– Ну что, кажется, жизнь-то и налаживается?

– Угу, – только и смог ответить Шушель, и «угу» это получилось даже каким-то мурлыкнувшим, что, впрочем, было вполне уместно в виду приятнейшей, во всем теле и голове, ленивости.

Ночью Шушель шел к дому пешком, недалеко, две остановки на троллейбусе, и всё вокруг, включая самого Шушеля, дышало – сам Шушель широким и красивым носом, ночь – прохладой, а воздух – ранней и влюбчивой весной. Дома Шушель спал, и ему снились прекрасные, но предсказуемые стаффордширки, интеллигентные, и оттого скучноватые, таксочки, а также вечные щенки – беззаботные и трогательные спаниельки. Наверное, собачий бог охранял сон Шушеля, и левретки ему сегодня не снились.

3

Жара собиралась стоять такая же, как и накануне, но она должна была случиться попозже. А вот без насекомых и в это утро не обошлось – Шушеля разбудил комар. Бесстыжий кровосос так обожрался за ночь, что не смог вовремя взлететь с носа Шушеля, которым тот предыдущим вечером так упоительно дышал, и обжорство это стоило комару жизни. Шушель хлопнул лапой по носу наугад, не открывая глаз, потому что, во-первых, он не собирался пока просыпаться, а во-вторых, движение век могло спугнуть комара раньше, чем лапа долетела бы до носа. «Расплодились», – с неудовольствием подумал Шушель, потянулся, перевернулся и (конечно же, с удовольствием) начал перелистывать свои первые весенние сны, чтоб выбрать, какой смотреть дальше. Но скорость, с которой таяла волшебная картинка на едва открытой странице, говорила о том, что magic откладывается до следующего утра, а сегодня пробуждение уже состоялось.

Гимнастикой по утрам Шушель не занимался – он где-то вычитал, что сердцу необходимо время, чтобы проснуться, и Шушель любезно предоставлял своему большому сердцу такую возможность. На работу можно было не ходить ещё три дня, читать или слушать музыку с утра не хотелось, и тут хорошо было бы включить телевизор – включить для фона, то есть исключительно ради ощущения связи с родной страной и её населением, но телевизора не было. Из развлечений оставался только телефон. Шушель с опаской посмотрел на аппарат – не позвонит ли тот вдруг голосом левретки, и решил набрать Рекса – попытать насчет спасительного плана. Однако стоило ему протянуть лапу к трубке, как опасения начали сбываться – телефон зазвонил.

– Да! – рявкнул Шушель в трубку, изобразив все оттенки недовольства; так обычно отвечал его начальник – будто бы того оторвали от государственных по важности дел, а не от тяжёлого похмельного сна ухом на телефоне. – Слушаю!!

– Слушаю! – очень противно попыталась передразнить Шушеля трубка, и просыпающееся в приятных потягиваниях сердце Шушеля вдруг бухнуло и понесло. Дразнилась левретка. Шушель закрыл микрофон лапой, глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, успокоился (чему быть и т. д.) и продолжил неудовольствовать.

– Кто?

– Конь в пальто, – на этот раз левретка дразнилась со смыслом и не без интимности – про коня Шушель часто говорил сам и слово это любил. Пришлось признавать абонента.

– А, привет.

– Привет. Узнал?

«Интересно, скажет ещё раз про коня или нет? – подумал Шушель. – Впрочем, с неё станется».

– Узнал. А это кто? – Шушель заранее поморщился.

– Конь. В пальто.

– А, так это ты. Привет.

– Так это я. Привет.

Шушеля стала занимать эта игра в повторялки, но он решил не тянуть, а выяснить, что у них было и как они вообще договорились. Следует ли им чинно встретиться и послушать, что прикажет сердце, или же Шушелю, как честному кобелю, уже пора собираться в контору, где записывают акты, так сказать, гражданского состояния. Но как об этом спросить, да, чёрт возьми, как?