Владимир Земша - Курсантская исповедь Страница 2

«Вот, – подумал Тимофеев, – пойду тоже в военное училище. Тогда и посмотрим!». Он взглянул на себя в зеркало и, увидев там лишь тощего патлатого юношу с пушком под носом, решил уже полностью безапелляционно: «Я стану настоящим мужчиной, я стану курсантом!»

Итак, школьный выпускной. Тимофеев лежал на траве в школьном дворе. Яркие фонарики звёзд мерцали голубым блеском.

«Скоро! Уже совсем скоро!..» – мечтательно думал он.

Академгородок. Микрорайон «Щ».1

Владислав шёл, провожаемый отцом, с чемоданом в руках по оживлённой улице Новосибирского Академгородка. Это был солнечный день. Навстречу бесконца шли красивые, в цвета морской волны кителях с золотыми погонами, перетянутые жёлтыми парадными ремнями офицеры, блестя сапогами, в сопровождении жён, невест, родителей. Это был день очередного выпуска! Цвета морской волны, синие и даже чёрные с кортиками, парадные мундиры пехоты, морской пехоты и десантников – выпускников НВВПОУ! Они то и дело гордо козыряли ладонями в белых перчатках в ответ отдающим им честь встречным курсантам. Красиво и романтично! Владислав не мог скрыть своего восторга, который испытывал при виде всего этого парадного великолепия! Он, ещё всего лишь абитуриент, с почтительной завистью наблюдал за торжеством своей будущей мечты.

«Неужели через четыре года и я стану таким? – думал Владислав. – Только бы поступить!»

И вот, КПП НВВПОУ2 отделил его от отца, провожавшего его весь путь, от родительского дома, и от детства навсегда….

Городская клиническая больница №4.

Столовая отделения отоларингологии. Десятиклассник Майер, находящийся в больнице в ожидании операции на гланды, подошёл к окошку раздачи.

– Что у нас сегодня на завтрак?

– Вот, читай, – буркнула розовощёкая повариха, указав на лист бумаги, приколотый к дверце.

– Каша гречневая с маслом,.. чай с сахаром,.. – вслух прочитал тот.

Взяв свою пайку, он сел на свободное место, поковырял алюминиевой вилкой в сухой безвкусной каше без всяких намёков на масло, попробовал отхлебнуть воняющую содой пресную чёрную жидкость, носящую громкое название «чай с сахаром», поморщился.

– Говорите, с маслом да с сахаром? А где всё это, вы мне покажите, будьте любезны! А?

– А чего это ты тут раскомандовался? Не нравится, не ешь! Кому не нравится, вон, своё жуют! – выпучилась повариха.

– Вот как! Тогда так и пишите, что, мол, каша без масла, а чай без сахара!

– Иди отсюда, умник!

– Ладно! Тогда я буду писать жалобу главврачу!.. – искренне возмущался пылкий юноша…

Тут в столовую зашла милая белокурая голубоглазая девушка. Это была его сверстница Ленка, которая с первого дня очаровала Александра, да и не только его. Было очень трудно отвести от неё, обворожительной, свой взгляд.

Палата.

– Сашка, ты знаешь, что наш «афганец» Ленку этой ночью завалил? – объявил Саше Петька, сосед по палате, едва тот вошёл.

Афганец – это был израненный солдат-афганец, находящийся в больнице на излечении. Мелкий, плюгавенький, прыщавый, но довольно разбитной. Он сильно хромал, вечно весёлое лицо было посечено уродливыми шрамами. Но несмотря на внешнее ничтожество, он внушал не просто жалость окружающих, но и глубочайшее уважение. А девичья жалость порой способна переходить и в нечто большее… Так что самая красивая девушка то ли от слепой влюблённости, то ли от глупой жалости, подарила ему, повидавшему ужасы этой безумной войны, своё самое сокровенное, девственное…

– Не может быть?! – негодовал Майер. С этой новостью Лена, эта милая Леночка, для него словно умерла.

При всём своём глубочайшем уважении к этому солдату он не мог понять, как такое могло случиться. Как этот нежный образ школьницы-недотроги, как этот хрупкий предмет его робкого юношеского волнения так грубо разбился об утёс действительности. «Как жаль, что я не „афганец“, – проскочила шальная мысль в голове юноши, – тогда бы…»

– А-а-а, это Вы, юноша, тут шум в столовой подняли! – в палату вошёл главврач со свитой.

Майер поднялся с койки.

– Да лежите, лежите, молодой человек! – улыбался сквозь казахский «прищур» главврач. – Какие у вас тут проблемы? Вы на что-то жаловались? Вас здесь плохо кормят? Да-а?

– Да! Ни маслом, ни сахаром даже и не пахнет, не говоря уж про мясо! Вовсе нет ничего! Вы разберитесь, пожалста! – подтвердил юноша.

– Что ж, ладно-ладно! Разберёмся! – поулыбались недобрыми улыбками он и свита, вышли…

«Ну вот, теперь разберутся! – наивно решил Майер и снова ушёл мыслями в историю с Леной, с афганцем, с армией как таковой. – В армию, что ли пойти, в Афган,.. а мож в военное училище сперва поступить, а?..»

– Ну что, борец за правду, давай, на выписку! – через некоторое время, в палату вошла медсестра.

– Как на выписку? – удивился юноша. – Меня же ещё не прооперировали?

– Не знаю. Это распоряжение главврача! Он решил, что для твоего же блага операция будет пока излишня, так что лечи свой тонзиллит, – заявила медсестра и тихо добавила с усмешкой, – а в другой раз меньше за правду-матку глотку рви! Будет тебе урок!..

Мы выбираем, нас выбирают

Никольская церковь.

Никольская церковь. Эта старая деревянная церковь, построенная в самом начале двадцатого столетия.3

Синие стены с белыми колоннами и оконными сводами, золотыми куполами. Тихо вокруг. Сосульки искрятся на крышах, мокрая снежная квашня под ногами школьников, весело бредущих по городу после внеклассного организованного просмотра нового кинофильма «Вам и не снилось», увлечённо обсуждая сюжет…

– А давайте зайдём в Никольскую церковь, интересно, как там внутри, – предложил Майер своим одноклассникам.

– Да ну!

– Мы же комсомольцы!

– Ещё кто-то увидит! – одноклассники явно не проявили нужного энтузиазма к предложению товарища.

– Да ну вы чё, хватит гнать! Давай зайдём, хотя бы погреемся!

– Вот тебе надо, сам и иди! А мы дальше, догонишь, еже ли чё.

– А я пойду!

– Иди-иди!

– А вот и пойду! – Александр Майер назло товарищам поднялся по ступенькам на высокое крыльцо церкви, обернулся к товарищам. – Если не вернусь, считайте меня комсомольцем!

– Давай!

Одноклассница Маринка, тайно влюблённая в него отделилась от остальных.

– Саша! Постой! Я с тобой!

Девушка уж давно засматривалась на этого рослого парня-одноклассника, однако он не проявлял к ней, как к девушке, должного интереса, хотя и догадывался про Маринкины чувства. А ей так хотелось обратить на себя его внимание, обворожить его, околдовать, хоть даже наложить заклятье.

Как я хочу заклятье наложить,Чтобы не смог ты без меня прожить.Другую обнимал бы не любя.И чувствовал, что предаёшь себя.

Что б я являлась из полночных снов,Не растворялась в карусели слов,Слова и поцелуи в душной тьмеТоскою обрывались бы во мне.

Жестоко это? Что же, может быть.Прости, дай бог тебя забыть!Не вспоминать ни имени, ни глаз!Забудь и ты и будешь прав сто раз.

Ты будешь прав – и всё же я жалею,О том, что класть заклятья не умею!

Девушка радостно вбежала по ступенькам, посмотрела проникновенно в глаза юноше.

– Ну, Маринка, хоть ты – настоящий друг, ну что, была ни была!

Молодые люди зашли внутрь. Тихо, робко, неуверенно они прошли к середине. Вокруг горели свечи, чадя особым медовым запахом натурального воска, отражаясь в золоченых иконах, смотрящих сочувственно на вошедших. Святые словно изучали их, укоризненно разглядывая этих любопытствующих атеистов, вторгшихся в их священный мир, чуждый этим богоотступникам.

– Краси-и-во! – Саша кивнул в сторону алтаря.

– Краси-и-во, – согласилась девушка, – только возьми меня за руку, а то мне страшно чуть-чуть.

Прихожан было крайне мало. Несколько бабушек в платках стояли, поглядывая исподлобья на нарушителей священного спокойствия.

Александр держал девушку за пальчики, они медленно шли, любопытно рассматривая всё, куда только не падали их взгляды.

– Это вам не дом свиданий! – вдруг одна из хмурых бабушек вышла на них откуда-то сбоку.

Молодые люди отпрянули недоуменно, но с другой стороны несколько других сморщенных бабушек зло набросились на них.

– Не туда смотрите! Смотрите вон туда! – одна из них ткнула сгорбленным сухим пальцем в сторону стены над входом.

Майер поднял глаза.

– А что там?

– Там Ад! Гореть всем вам, нехристям, в Аду!