Алексей Бенедиктов - Забег без финиша Страница 2

«Значит, или фраер или красная шапочка…» – решил капитан Смолин.

В дверь тихонько постучали.

– Да… – отозвался оперуполномоченный.

– Разрешите, гражданин начальник?… – на пороге стоял молодой человек лет двадцати, среднего роста, одетый в зековскую форму.

– Проходите, заключенный Зубов.

Молодой человек плотно закрыл дверь и приветливо улыбнулся:

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– Привет, Михаил. Садись.

В кабинете находились двое связанных невидимой, но очень прочной нитью: лагерный оперуполномоченный – кум, и один из его агентов – тоже сотрудник МВД – Михаил Зубов, проходящий в служебных документах под рабочим псевдонимом Сибиряк.

Капитан Смолин отошел от окна и сел за свой стол, на котором царил идеальный порядок: строго по центру письменный прибор, слева – аккуратно уложенные папки, справа – стопочка бумаги и стеклянная пепельница.

За спиной кума на стене висел портрет отца всех угнетенных народов товарища Сталина.

Капитан достал трофейный позолоченный портсигар, щелкнул кнопкой и вытащил сигарету «Друг».

– Будешь? – оперуполномоченный протянул портсигар.

– Спасибо, товарищ капитан. Я только на зоне курю. Не хотел бы втянуться, – молодой человек опустился на табуретку.

– Молодец, – капитан Смолин одобрительно кивнул. – Привычка дурная – ничего не дает. Я вот все собираюсь бросить…

Павел Григорьевич не спеша прикурил от миниатюрной зажигалки и пододвинул к себе пепельницу.

Навалились невеселые мысли. Настроение у капитана испортилось. В конце августа в лагере произошел третий за лето побег. Конечно, летом всегда учащались попытки заключенных вырваться на свободу, но дело было даже не в этом. Последний побег оказался для бегущих удачным. Задержать, а позже обнаружить никого не удалось.

Ушли на рывок дерзко, сразу после развода, когда бригада уже следовала из жилой зоны на объект. Оцепление не снимали круглые сутки. Пять суток прочесывали ближайший лесной массив до болота, но нашли только вохровскую овчарку, зарезанную недалеко от места побега.

Третий побег за неполных три месяца – это, пожалуй, для одного лагеря многовато. Так много, что на погоны оперуполномоченного, возможно, больше и не упадет ни одной новой звезды, да и сами погоны могут полететь вместе с их обладателем.

«Сучье племя… Только самогон и спирт жрать могут… – зло подумал капитан Смолин о конвоирах. – Стрелки хреновы… Из четверых ни одного не положили… Надо будет с ними разобраться…»

– Жаль, мы тебя до побега не успели внедрить, – Павел Григорьевич элегантным движением стряхнул с сигареты пепел.

– Знаю, ушли все четверо.

Капитан затушил сигарету:

– Закончили о прошлом. Выкладывай, что узнал.

– Морячок к голодовке готовится.

– К голодовке?

– Да.

– Уверен?

– Сам видел, товарищ капитан, как он позавчера в миске в воде с сахаром полотенце замачивал.

– Значит, подкормку для себя подготавливает, – оперуполномоченный недобро усмехнулся. – Ну, ладно, пусть готовится. Он у меня поголодает по полной программе.

– Слух прошел, что на Тюменской пересылке кого-то из наших подкололи.

– Чья работа?

– Не говорили.

– Узнаешь? – оперуполномоченный вопросительно посмотрел на собеседника.

– Попробую.

– Теперь о главном. Нам бы Халву на более тяжелую статью перекинуть.

– Свой круг у него и сам он осторожный.

– Поэтому и сел всего на семь лет, а для такого урки это не срок. И из этого срока ему за колючей меньше года осталось. Не успеем – на волю упорхнет, как голубь мира, – капитан слегка постучал пальцами по столу. – Впаять бы ему еще червонец… Знаешь, кто его старший брательник был?

– Наслышан.

– Андрей Морозов по кличке Бурый – налетчик в Питере. Еще до революции сидел, потом с размахом гулял, пока не пристрелили при задержании. А Сергей Морозов, он же Халва вот шулером стал. Это уже классом повыше.

– Почти династия уголовная.

– А ты как думал? Если есть династии хлеборобов и военных, значит и в блатном мире они есть…

– Диалектика.

– Перехватили маляву от женщины его. Пишет что ждет.

– Поищу варианты, как можно к нему подобраться, товарищ капитан.

– Поищи на чем можно его подловить, потом вместе обсудим…

Оперуполномоченный встал. Поднялся и гость.

– Осторожней работай.

– Пока я, вроде, вне подозрений.

– Именно «пока». Если в лагере выяснят кто ты на самом деле… Сам знаешь, для блатных землянуть подсадную утку просто праздник.

В кабинете возникла короткая пауза.

– Я фраер по всем статьям.

– Фраер по всем статьям… Не держи спину слишком прямо, сутулься чуть-чуть. Не первый раз говорю, а то у тебя осанка, как у барышни из института для благородных девиц.

– Учту.

– Ну, действуй по обстановке, – кум слегка хлопнул агента по плечу.

– До свидания, товарищ капитан.

– Счастливо.

Когда молодой человек вышел, старший оперуполномоченный Павел Григорьевич Смолин, достал новую сигарету из портсигара и снова подошел к окну.

«Может и получится… Парень наблюдательный, память цепкая, хорошо в контакт входит – не сразу втирается, а потихоньку… Похоже, и в роль вжился… Ещё бы удача от него не отвернулась…»

Тогда капитан Смолин не знал, что это была его последняя встреча со своим агентом, которого вскоре раскроют и жестоко убьют люди из окружения Сергея Морозова.

Глава 1

2001 год. Москва

Месяц назад Октябрине Сергеевне Илларионовой исполнилось семьдесят семь лет. Возраст давал о себе знать всё чаще и чаще. Вот и сегодня Октябрина Сергеевна почувствовала сильную головную боль, снова появилось онемение на правой половине лица и затруднение речи. Женщина приняла таблетку адельфана, потом выпила валокардин.

После такого курса самолечения Октябрина Сергеевна минут тридцать терпеливо ждала улучшения, но головная боль ничуть не уменьшилась, а онемение прошло лишь частично. Пришлось вызывать скорую медицинскую помощь.

Доктор внимательно выслушал старушку, измерил у неё артериальное давление и поставил диагноз: Гипертоническая болезнь, преходящее нарушение мозгового кровообращения.

– Давление у вас 200 на 120.

– Чувствую, что повысилось, – согласилась женщина.

– Октябрина Сергеевна, я предлагаю вам прямо сейчас поехать в стационар…

– Только не в больницу.

Доктор был молод и совершенно искренне старался помочь больному человеку:

– Но это очень серьезно.

– Нет, молодой человек, в больницу я не поеду.

– Октябрина Сергеевна, давление мы вам сможем понизить и в домашних условиях, но эпизод онемения на лице и затруднения речи, говорит о нарушении мозгового кровообращения. Это гораздо опаснее гипертонического криза.

– Дома останусь, – категорично заявила больная.

– Вы живете одна?

– Да.

– Тем более, очень опасно оставаться.

– Старость, молодой человек, не вылечить.

– Ваше право, но я должен написать, что вы отказались.

– Пишите, пишите, я распишусь…

Медицинская сестра сделала назначенные врачом инъекции. Минут через десять доктор перемерил давление и произнес:

– 160 на 90. Снизилось до ваших рабочих цифр.

– Вот и хорошо, спасибо вам голубчик…

– Октябрина Сергеевна, ещё раз предлагаю поехать в стационар. Там проведут полный курс лечения.

– Нет. Незачем мне больничную койку занимать, – ответила женщина.

Соседку и почти ровесницу Октябрины Сергеевны звали Виктория Алексеевна Царева. Она зашла проведать Октябрину Сергеевну в тот же день вечером. Жили пенсионерки на одном этаже.

– Вика, заходи. Очень хорошо, что ты заглянула, – Октябрина Сергеевна была рада визиту своей подруги.

Виктория Алексеевна шаркающей походкой прошла в комнату, медленно опустилась на стул, придирчиво посмотрела на хозяйку квартиры и спросила:

– Какие новости?

– Опять вызывала скорую.

– Снова был криз?

– На этот раз врач сказал, что ещё и нарушение кровообращения в мозге.

– Инсульт?

– Наверное. Такой молодой доктор, очень уж он хотел меня в больницу госпитализировать.

– Значит, надо было соглашаться.

– Ну, кому я нужна, Вика? Я теперь только одного и хочу – дома умереть. Что бы не мучиться, и других не мучить.

– Глупости, сейчас столько лекарств от гипертонии…

– Давай, сегодня о болячках не будем, – предложила Октябрина Сергеевна.

– Давай не будем, – согласилась Виктория Алексеевна. – Хотя я совершенно не представляю о чем ещё можно говорить в нашем возрасте.

– Подожди… – с этими словами хозяйка квартиры вышла из комнаты и довольно быстро вернулась, держа в руках что-то завернутое в грубую ткань. – Я хочу тебе кое-что показать.

Октябрина Сергеевна развернула самую обыкновенную мешковину и достала из неё картонную коробку.