Любовь Гайдученко - Исповедь незнаменитой пейсательницы. Короткая повесть о жизни современного мыслящего человека Страница 2

«Мы живём, умереть не готовясь,

Забываем поэтому стыд.

Но мадонной невидимой Совесть

На любом перекрёстке стоит.

И бредут её дети и внуки

При бродяжьей клюке и суме —

Муки совести, странные муки

На бессовестной к стольким Земле…»,

– сказал другой поэт, советский, живший в очень сложную эпоху, подготовившую нынешнее всемирное растление умов. Ведь теперь мы знаем, как много предательств совершалось во время Великой Войны, и не только, чтобы выжить, будучи поставленным в невыносимые условия, а и просто так, в силу сомнительного удовольствия почувствовать себя этаким вершителем чужой судьбы… Но предательство – это своеобразный бумеранг, который всегда возвращается к совершившему его…

А я… ну что ж, я получила по заслугам, оставшись под старость лет одинокой и забытой всеми. Правда, друзей у меня не осталось не по причине какой-то необыкновенной мерзости моей натуры. Просто наступил в моей жизни такой период, когда близкие мне люди стали уходить в потусторонние края. И всё чаще и чаще я сталкивалась с тем, что потери эти невосполнимы – заменить моих друзей некем, я очутилась в пустыне, хоть, вроде бы, вокруг меня очень много людей, уж не говоря о страшном количестве виртуальных «друзей». Но всё это было не то, не то…

Вот вспоминаю одну очень незаурядную женщину, с которой судьба меня столкнула в ранней молодости. Она всю свою жизнь провела среди людей, преподавала, имела огромное количество студентов, а потом, будучи уже в солидных летах, заболела, но продолжала преподавать, когда немного отошла, студенты ходили к ней домой. Да и вообще у неё было множество связей среди разных слоёв общества, и не только в «культурных сферах», где она всю свою жизнь вращалась. Но всё равно, как выяснилось, всё это была фикция. Пока она была здорова, жизнь текла среди обычной повседневной суеты, а стоило ей заболеть, как она осталась практически наедине с собой. Ей требовались внимание и помощь, а у всех, даже любивших её, была своя жизнь, элементарно не хватало времени для общения с ней, несмотря на то, что эта женщина была преинтереснейшим талантливым человеком, умным собеседником, яркой неординарной Личностью…

Вот она – истина: человеку ничто не заменит другого человека. Можно сколько угодно обращаться к тем, кого уже нет на свете и кто оставил нам свои творения – музыку, слово, живопись. Это неисчерпаемый источник наслаждения, но нам больше всего не хватает общения с живыми людьми, хотя бы с одним человеком, кому ты будешь нужен. А если его нет, жизнь тебе не мила…

Ещё человеку нужна стабильность. А если его мотает из стороны в сторону, несёт по бурному океану жизни, как выразился классик, «без руля и без ветрил», на утлом челноке, то в итоге его бездыханное тело, уставшее мучиться, выбрасывает на нездешние берега… Ну а где было взять эту стабильность, если воровать я не умела и не хотела (было противно), работать уже не могла (да и не брали меня на нормальные работы – в нашей стране в 45 лет ты считался старым и не нужным обществу), квартиру потеряла больше десятка лет назад вследствие своей самой крупной ошибки – доверилась дочери. Сначала я держалась, как бы ни было тяжело, а потом, когда рухнуло здоровье, стало понятно, что дорога мне теперь предстоит одна – на кладбище. Но я всё равно сопротивлялась изо всех сил, цепляясь за свою никчёмную жизнь, которая продолжала меня удивлять – хотя бы тем, что она никак не кончалась, и ещё – она и близко не походила на всё то, что творилось вокруг.

И я никак не могла разобраться, в чём же состоит эта моя непохожесть на весь остальной мир? Меня активно читали в тех сайтах, где я тусовалась, но довольно часто я получала отклики на всё, что писала, из которых я явственно видела, что меня не понимают. И в основном это были комментарии, состоящие из множества житейских стереотипов, которых обычно нахватываются по причине неумения мыслить самостоятельно. А любые стереотипы мне были абсолютно неинтересны. Уж так получилось, что ещё в юном возрасте, даже в младших классах школы, я пыталась мыслить самостоятельно, своим детским умишком, никогда не принимая на веру то, что мне пытались внушить дома и в школе.

Детство протекало в славный советский период, когда лгали все – и себе, и друг другу. Правда, пик, когда не лгать и не шагать в ногу со всеми было опасно, уже прошёл – тиран подох, когда мне было три года, иначе не сносить бы мне головы, ведь я лгать категорически не желала. Удивительно, но каким-то чудом я дожила до зрелого возраста, когда гнойник вскрылся, и о том, что наше общество стоит на чудовищном обмане, заговорили вслух и очень громко. Но грязную атмосферу, в которой витали миллионы погибших безвинно душ, это не очистило. Как это всегда бывает, плодами революционных поползновений тех, кто пытался изменить всё в лучшую сторону, воспользовались самые наглые и хитрые, а точнее – мошенники всех мастей, и жить стало ещё страшней. Да практически ничего по существу и не изменилось, хотя казалось, что всё перевернулось с ног на голову. Но это было очередной иллюзией, обманом чувств. Натура человеческая оставалась неизменной в течение многих тысячелетий, что могли изменить в ней три маленьких десятилетия? Ну, изобрели эту помойку, сточную яму, в которую всяк обыватель стал выплёскивать своё наболевшее.

Я пишу уже 10 лет, начиная с того момента, когда я, потеряв квартиру в Петербурге, очутилась в глухой деревне Тверской области. Наверное, я пережила такое сильное потрясение, что мне захотелось как-то себя отвлечь, потому что мне в тот момент казалось, что я провалилась в глубокую яму, из которой выхода нет. За это время я много чего написала. Но вот в последнее время я вдруг поняла, что пишу в пустоту, несмотря на то, что часто получаю вполне себе «положительные» отклики. Но по большому счёту никому это не нужно – прочитали и забыли. (Впрочем, есть одна сумасшедшая, на которую моя писанина повлияла до такой степени, что она преследует меня уже долгое время и не может успокоиться, но на то она и сумасшедшая, таких мало).

А большинство вполне спокойно наблюдает, как я погибаю. Мне пишут: «Таких, как вы, много». И эта очень правильная мысль даёт этому большинству самоуспокоение и полное оправдание того, что им глубоко плевать на людей, которые попали в беду и гибнут на их глазах. Впрочем, до гибели мне остался еще шаг, потому что я всеми силами пытаюсь держаться на поверхности, не сдаюсь. Не знаю, сколько я еще продержусь, силы у меня на исходе, но буду бороться до последнего вздоха, и это не только инстинкт самосохранения, это еще нечто бОльшее – право на самоуважение, в котором мне отказывают те, которые осуждают меня за то, что я не гибну молча.

Всё, что придумали люди за многие века нашей цивилизации, оказалось полной туфтой. Многие верят в бессмертие души, но это же смешно: какое, к чёрту, бессмертие, когда большинство – просто равнодушные и глухие ко всему, кроме их маленького призрачного «благополучия»? А вот чего напрочь лишено это большинство – так это хоть небольшого критического взгляда на себя со стороны, ведь так приятно жить самообманом и считать себя вполне себе хорошими людьми…

Никто ничего не потеряет оттого, что я замолчу. И мне не дано слабыми словами развеять мрак в душах, который пребывает там от сотворения мира. Но всё равно жила я не напрасно.

Наверное, я одна из сотен тысяч людей нахожу нужные слова, чтобы описать жизнь, которую я веду. А очень многие живут и страдают молча. Многие спиваются. Многие быстро смиряются с неблагополучной судьбой и сдаются – умирают на чердаках, в подвалах, в больницах. А я борюсь. Нет, специально ничего такого я не делаю. Но то, что я могу писАть и описывать всё, что со мной происходит, меня отчасти даже спасает.

Основная масса читающих меня относится ко всему, что я пишу, индифферентно. Ну, не повезло тетке, ну и что? Кого этим теперь удивишь? Но есть отдельные личности, кто встречает мной написанное в штыки и воспринимает это как упрек тем, кто в этой жизни благополучен. Я очень рано поняла, что с жизнью вокруг что-то не так. Несправедливо она устроена. Моя бабушка трудилась, как вол, чтобы прокормить свою семью – на её иждивении была не получающая пенсии мать, двое дочерей, которые родились перед войной, во время войны и после неё голодали, поэтому здоровье их было подорвано ещё в детстве, и я – внучка, родившаяся уже в более благополучное время. И она не имела ничего, кроме колченогих стола и стула, железных коек, на которых мы все спали, да уродливого шифоньера, которым её премировали за «доблестный труд на благо Родины». В итоге она, наверное, надорвалась, потому что смерть её была ужасной.

Моя жизнь протекала очень нестандартно. Но не случись в ней такого страшного катаклизма – я потеряла квартиру – наверное, я никогда бы не начала писать. А жила бы себе и жила, несмотря на неслабые зигзаги, которые проделывала моя судьба, то вгоняя меня в нищету, то осыпая материальными дарами. И то и другое меня не изменило, я всегда оставалась верной себе.