Аким Астров - Два поцелуя Иуды. Книга первая. Сотри печаль с лица твоего Страница 2

– Ну… я их церковных порядков не знаю, – замялась Вера, опять переходя на заговорщический тон. – Может быть, у них всё поделено.

– Может быть, и поделено, но только не в моем отделении, – сказала Зарайская. – Пойди и позвони, куда он просил.

Вера послала заведующей воздушный поцелуй и выскользнула за дверь.

Зарайская вернулась к чтению сводки, но через какое-то время остановилась, поймав себя на том, что ее мысли упорно возвращались к этому больному. Она его видела сегодня на осмотре и была абсолютно уверена, что прежде с ним никогда не встречалась. Но фамилию Барятинский она явно слышала, и не один раз. Его диагноз не сулил ничего хорошего: крупноочаговый трансмуральный инфаркт миокарда.

Выйдя из кабинета заведующей, Вера в нерешительности остановилась, потом махнула рукой и пошла по коридору, решив, что Зарайской совсем не обязательно знать о еще одной просьбе этого больного и, тем более, о двухстах долларах, надежно спрятанных в специальном карманчике ее юбки.

Она подошла к телефону и достала бумажку, на которой были записаны два номера. Сначала она позвонила в церковь. Священник, на ее удачу, оказался на месте, и она быстро изложила ему суть дела. Закончив разговор, девушка сразу набрала второй номер, но там оказалось занято.

Рядом с ней остановилась медсестра Соня – пухленькая молоденькая брюнетка с ярко-красными щеками.

– Ты чего тут делаешь, подруга? Не твоя же смена.

– Нужно позвонить в одну контору, – Вера заглянула в бумажку и прочитала: – DHL International.

– Это что за зверь такой? – спросила Соня.

– Почта международная.

– Чего ты там потеряла?

– Больной попросил письмо отправить.

– И ты туда попрешься?

– Туда ехать не надо. Просто звонишь и вызываешь курьера.

– Да? – удивилась Соня. – Что за крутняк у нас объявился? Это же кучу денег, наверное, стоит.

– Какой крутняк? Старичок восьмидесятилетний. Деньги вообще не он дал, а мужчина, который к нему приходил.

– Много отвалил? – спросила Соня, с подозрением глядя на подругу.

– А тебе какая разница? – улыбнулась Вера, но тут же не удержалась и проговорилась: – Двести баксов. Вся сдача – мне за услуги. Не думаю, что письмо в Америку будет так много стоить.

Она опять подняла трубку, но Соня быстро нажала на рычаг телефона.

– Куда, ты говоришь, письмо?

Вера запустила руку в карман халата и извлекла конверт.

– Чикаго, – прочитала она. – А что?

– Ну и на фига тебе эти курьеры, когда у нас свой есть? – перешла на шепот Соня. – Ты чего забыла, что мы дядю Борю сегодня провожаем?

Помотав головой, Вера постучала Соне пальцем по лбу.

– Так он же у тебя в Израиль летит, а письмо в Америку.

– Ты себе постучи! – отбила ее руку Соня. – Он в Израиль всего на один день, а потом сразу в Америку. Понял, студент? Послезавтра это письмо уже будет там. Твой «Интернационал» вряд ли быстрее доставит.

– А ты-то чего вдруг засуетилась? – прищурилась Вера. – Хочешь мой гонорар распилить?

Выплывшая из-за угла огромных размеров старшая медсестра помешала Соне ответить. Увидев девушек, та всплеснула руками.

– Сонька, сколько тебя можно ждать? – рыкнула она во весь голос. – Ермаков из третьей палаты уже полчаса с голой задницей ждет, когда ты ему укол поставишь!

Соня ахнула и схватилась за голову.

– Елки-палки, совсем забыла! – выпалила она и, прошмыгнув мимо старшей медсестры, скрылась за углом.

Та строго посмотрела ей вслед, а потом продолжила свой путь по коридору.

– Попала Сонька, – прошептала Вера.

В этот момент голова Сони осторожно высунулась из-за угла.

– Не вздумай никуда звонить! Я сейчас вернусь.

***

Врач-кардиолог Лобанов сидел за столом, уже в который раз рассматривая одни и те же ленты электрокардиограмм. Услышав стук в дверь, он поднял голову. На пороге стоял священник в серой рясе.

– Простите, меня направили к доктору Лобанову, – сказал тот басовитым мощным голосом, совершенно не вязавшимся с его довольно субтильным телосложением.

– Я доктор Лобанов. Что вас ко мне привело, батюшка?

– Мне сказали, что вы лечащий врач Барятинского Алексея Николаевича. Он этой ночью поступил в больницу.

– А он, простите, вам кто? – спросил врач, жестом приглашая священника присесть.

– Друг, – ответил тот, опускаясь на стул. – Меня зовут отец Иоанн.

Врач отложил кардиограмму.

– Понятно. А я вот как раз вашим другом и занимаюсь. Тяжелейший инфаркт у вашего друга. Тяжелейший.

– Вы хотите сказать, что его состояние безнадежно?

– Мы делаем всё возможное. Но обнадеживать не буду.

– Он в сознании?

Врач усмехнулся.

– Вот с этим, как ни странно, у него полный порядок. Его сознанию может позавидовать любой здоровый человек. Даже посетителя сегодня принял.

– Слава тебе, господи! – облегченно произнес священник и перекрестился. – Очень радостно это слышать. Мне будет позволено его увидеть?

– Он лежит в палате интенсивной терапии. Посетителей мы туда не пускаем.

– А как же тот посетитель, который его сегодня навещал?

Врач понял, что сболтнул лишнего.

– Ну, хорошо. Только в порядке исключения.

Современное медицинское оборудование палаты интенсивной терапии контрастировало с обшарпанными тумбочками и старыми койками так же сильно, как и трое обитателей палаты. Один из них – еще довольно молодой обладатель огромной лысины и необъятных размеров живота, тяжело дышал и время от времени жалобно постанывал. Не так давно он уже лежал на этой самой койке с первым инфарктом, но прошло всего несколько месяцев, а он вернулся сюда с еще бóльшим весом и со вторым инфарктом.

Койку по соседству занимал молодой парень лет двадцати пяти, которого доставили рано утром на скорой помощи с подозрением на инфаркт. Кардиограмма не показала никаких проблем с сердцем, но главный врач распорядился оставить его в больнице и разместить именно в этой палате. Вероятно, у него была для этого какая-то причина, но он не посчитал нужным ознакомить с ней руководство отделения.

Третий обитатель палаты был стар и очень худ. В глаза сразу бросался его высоченный лоб, длинные седые волосы, разбросанные на подушке, и огромные светло-серые глаза, которые с момента поступления почти всё время были устремлены в украшенный трещинами потолок.

Открылась дверь и в палату вошла медсестра – уже не молодая брюнетка со сросшимися на переносице бровями. Подойдя к старику, она пристально посмотрела в его немигающие глаза. Потом медленно протянула руку и коснулась плеча.

– Что? – произнес старик слабым голосом.

Медсестра опустилась на табурет рядом с кроватью.

– Как вы меня напугали! Я уж подумала невесть что.

– Не волнуйтесь. В ближайшие дни я не умру. Это я вам могу гарантировать.

– Вот спасибо! – улыбнулась в ответ медсестра. – Вы уж постарайтесь.

Услышав громкий вздох, сестра повернулась к толстяку и укоризненно покачала головой.

– Ну, сколько можно других больных своими охами-ахами беспокоить? Вместо того чтобы прописанную диету соблюдать, еще больше жира наел. Вот теперь расплачиваешься.

– Я на вас жаловаться буду, – недовольно проворчал толстяк. – Вы не имеете права так со мной обращаться.

– А что я такого сказала? – возмутилась медсестра. – Он сам себя в могилу загоняет, а это, оказывается, мы виноваты. Жена у тебя, милый, слишком мягкая. У меня ты бы мигом похудел. Ты хоть понимаешь, что следующего инфаркта не переживешь?

Толстяк с недовольным видом перевернулся на другой бок и закрыл глаза.

– Завтра утром его в обычную палату должны перевести. Отдохнете от его стенаний, – сказала медсестра старику. Она проверила уровень в капельнице, бросила заинтересованный взгляд на парня, погруженного в чтение книги, и ушла. Не прошло и минуты, как медсестра вернулась.

– Алексей Николаевич, к вам пришли. Священник, – добавила она шепотом.

Лицо старика оживилось.

– Просите, милая. Я его жду.

Пропустив в палату отца Иоанна, медсестра вышла. Осмотревшись, тот сделал пару шагов и остановился в нерешительности.

– Плохо выгляжу? – спросил старик, угадывая мысли священника.

– Я бы так не сказал, – поспешно возразил тот.

– Полноте, вам. Укатали Сивку крутые горки, – сказал старик.

Священник взял табурет и присел рядом с кроватью.

– Не буду спрашивать, как вы себя чувствуете. Врач ввел меня в курс дела.

– Вот и хорошо. Не будем тратить время на обсуждение диагноза. Я попросил вас приехать совсем не для того, чтобы вы меня соборовали. Мне еще рано, – сказал Барятинский, делая значительные паузы между предложениями.

– Никто не знает своего часа, – произнес отец Иоанн с некоторой долей укоризны. – Только Господу это ведомо.