Алина Николевская - Кое-что из жизни воронов и не только… Страница 2

Была зима, и как-то раз ночью, проходя мимо, я обратил внимание, с какой жадностью волк принюхивается к снегу, падавшему с небес. В Голландии, где средняя температура января плюс три градуса, выпадение снега считается аномальным явлением, и волка, поскольку он был диким зверем из Сибири (так, по крайней мере, позиционировал его искусанный ублюдок), это явно взволновало.

Повинуясь внезапному порыву, я открыл клетку, совсем не задумываясь о последствиях, в числе которых потеря работы шла бы под номером один. И не пожалел об этом хотя бы потому, что впервые за много лет искренне повеселился, будучи совершенно трезвым. Повеселил меня дикий сибирский волк, который пропахивал носом в снегу длинные канавки, перекатывался с боку на бок, хватал снег зубами, набивал им полный рот, выплёвывал, и снова набивал, улыбался, и с улыбкой носился галопом по кругу, в центре которого стоял я. Этим он явно давал понять, что готов в будущем рассмотреть мою кандидатуру в качестве центрового, и что в настоящее время убегать не намерен.

Убегать он действительно не намеревался, а зря, потому что будущего у Зорро (так я стал звать его с той ночи) не было. Его приговорили-таки к смерти через усыпление, несмотря на многочисленные протесты защитников животных и гневное письмо Бриджит Бардо, направленное местному конституционному монарху. Монарх был тоже, вроде, против жестокого обращения со зверями, но и ему не с руки было тягаться с голландской системой правосудия, основы которой были заложены аж в шестнадцатом веке. Веке Великой Нидерландской Буржуазной революции!

Мне же, честно говоря, было плевать и на шестнадцатый век, и на буржуазную революцию, и на голландскую систему правосудия. Поэтому, я выкрал волка накануне казни, пусть не так эффектно, как Отто Скорцени Муссолини, но зато с меньшим риском заполучить неприятности в будущем. Муссолини, как известно, заполучил их очень скоро, а мы с Зорро процветаем до сих пор. И всё потому, что я подстраховался – совершил преступление не в свою смену, а в чужую, обеспечив себе при этом надёжное алиби.

Аммар отнёсся к факту появления в доме собаки индифферентно. Лишь поинтересовался:

– Не лает?

– Не лает, – ответил я, ничуть не удивившись вопросу. Поскольку во всех, без исключения, странах Западной Европы хорошая собака – это не лающая собака. Существует куча специальной литературы, посвящённой единственной теме – как отучить собаку лаять. Множество инструкторов-кинологов пасётся на этой ниве, неплохо при этом зарабатывая. Все они в момент лишились бы своего заработка, если бы граждане Западной Европы сделали выбор в пользу волков. Потому что волки лаять не умеют. Они умеют выть, но делают это крайне редко, и то при условии, что первым начинает вожак. Так как вожаком в нашей стае считаюсь я, то Зорро воет исключительно по моему приглашению.

Повыть мы с ним уезжаем обычно в район аванпортов Эймейден и Хелдер, расположенных в устье канала Нордзе, соединяющего Амстердам с Северным морем. Там садимся на крайнюю оконечность заброшенного мола и, глядя на волны, думаем каждый о своём, изредка подвывая.

Сегодня я испытывал особенно сильную потребность поехать к морю, ибо, как говаривал Жак Дорньер: «Если ты сам не готов подумать о своей безопасности, не жди, что об этом подумают другие».

*

Какие же всё-таки у Зорро железные мускулы! Я убеждаюсь в этом всякий раз, когда пытаюсь сдвинуть его с места, а он этого не желает и словно деревенеет, угрожающе скаля зубы. Вот и сегодня пришлось применить силу (подстилка рассчитана на двоих, приятель!), чтобы он освободил мне место. Волк с ворчаньем отодвинулся и, поудобнее устроившись, принялся терзать искусственную кость размером чуть меньше бейсбольной биты. Я улёгся рядом, закинул руки за голову и принялся терзать свой мозг вопросом, – каким образом контора Сикола могла выйти на мой след.

След мой был довольно запутанным и начинался в Чечне, куда я попал после того, как провалил вступительные экзамены в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Кем был этот Торез, я не знаю до сих пор, как не знаю и того, что я делал в Чечне. То, что не воевал, это точно. Воевать я научился много позже, когда поступил во французский Иностранный Легион. Поступил, пройдя через многочисленные испытания, которые выдерживают четверо из ста.

С порога, кстати, никому не отказывают, руководствуясь единственным правилом, – не моложе семнадцати, не старше сорока. А дальше начинают изучать вдоль и поперёк, приучая заодно к дисциплине и к пониманию того, что делать всё нужно так, как принято в Легионе, даже если эта деятельность сильно отдаёт дурдомом. Изучают при помощи многочисленных тестов, главными из которых считаются медицинский и психотехнический. С тем, что без медицинской комиссии – никуда – кто спорит! А вот морочиться психотехникой, по меньшей мере, не стоило.

Это я понял уже потом, когда сдал действительно главный тест (тест Купера), а вначале, вместе с остальным наивняком, высунув от усердия язык, выбирал из двадцати картинок с изображениями деревьев наиболее импонирующие мне экземпляры (с дуплами и без), соображал, как будут вращаться зацепившиеся друг за друга шестерёнки, и считал какие-то идиотские кубики, плохо поддающиеся счёту из-за разнобоя в их рядах.

Позже, как уже и говорил, я понял, что всё это фуфло. Парня, успешно сдавшего тест Купера, то есть пробежавшего два с половиной километра за десять минут примут даже, если у него в мозгу не крутится ни одна шестерёнка, а вместо головы дупло. Не уложившимся же в десять минут умникам укажут на дверь.

Мы бежали группой в пятьдесят человек. Не указали на дверь только мне и парню с Украины Остапу, погибшему впоследствии в Кот-д-Дивуаре.

Остап погиб, став жертвой очередной кровавой заварушки в Западной Африке. А тогда, после кросса Купера нас с ним отправили на ферму «Бель Эр», расположенную в пятнадцати километрах от города Кастельнодари, где принялись обучать солдатскому ремеслу без всякой жалости и снисхождения.

Обучение включало в себя навыки обращения с оружием (преимущественно сборка и разборка штурмовой винтовки «FAMAS»), физическую подготовку, ориентирование по компасу и по звёздам, основные полевые навыки (средства маскировки, целеуказание, порядок управления огнём, первая медицинская помощь, патрулирование, засады, разбивка лагеря для отдыха), отработку приёмов с оружием и без, и, конечно, строевую подготовку. Нам не давали высыпаться, держа в постоянном напряжении, граничащем со стрессом. Чего бы мы ни делали, на нас кричали и требовали делать всё в два раза быстрее. Причём, кричали по-французски и, если слышали не тот ответ или ответ, прозвучавший недостаточно быстро, били по лицу. Это бесило меня больше всего, ибо, по моему глубокому убеждения, французский язык – это не язык войны. Знаете, к примеру, как надо ответить, услышав приказ: «Вольно»! (Ме-туа о-репо!) – «Же ме мет о-репо а воз ордре капораль!» (Есть, вольно, капрал!). А фразе – «Тю пью диспозе!» (Ты свободен, иди!) – соответствует: «Же пью диспозе репо а воз ордре капораль!» (Есть, идти, капрал!). При этом вышеприведённые текстовые экзерсисы сопровождаются экзерсисами процедурными, типа, отдал честь, снял берет, выждал паузу, надел берет, снова отдал честь, развернулся, щёлкнув каблуками безупречно чистых ботинок.

Не бил по лицу лишь капрал-шеф Жак Дорньер, награждая волонтёров подзатыльниками и ободряющими фразами с наиболее часто встречающимся звукосочетанием «мерд» (дерьмо). Дерьмом он называл все, что попадалось ему на глаза, сетуя на жизнь, в которой всё хорошее – либо противозаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению.

Что касается ожирения, то новобранцам оно явно не грозило. При запредельных нагрузках и непрекращающейся ни днём, ни ночью проверке на выносливость, еды выдавали крайне мало. Так что ко времени последнего испытания под названием «ле ре» (рейд) мы были так изнурены, что еле таскали ноги. Ноги же нам были нужны для того, чтобы пройти за три дня порядка ста пятидесяти километров. Маршрут пролегал через горы. Туда людей доставляли на вертолётах, а потом фактически бросали на произвол судьбы. Типа, у вас цель – в кратчайшие сроки вернуться в казармы, а как вы это сделаете – ваше дело. Только учтите, марш носит боевой тактический характер, поэтому необходимо быстро перемещаться на открытых пространствах, лишая потенциального противника возможности прицелиться. Рекомендуется использовать приём «один продвигается – второй прикрывает» и преодолевать преграды в виде деревень и частных владений так, как это принято в боевых условиях, страхуясь от всевозможных засад и ловушек. Кроме того, «ле ре» – это проверка навыков владения радиосвязью, оказания первой медицинской помощи и обращения с оружием, и это не шутки!